Тессей отчаянно и голодно тосковал. Предвкушая встречу с Октавией в Хогсмиде, он буквально считал дни: сперва до объявления, после – до первых выходных, что должны были пройти вне высоких школьных стен. Квиддич, занятия, уроки – всё сделалось абсолютно неважным, и даже друзья не могли отвлечь Рэдфорд от мыслей о старшей сестре. Он должен был её увидеть! Должен был убедиться, что она не передумала, и что то, что было, ему не приснилось и не почудилось. В себе парень не сомневался, но вот в Тави... Тави всегда была рассудительна и жила разумом, а не сердцем. Потеряв искушение из виду, с неё сталось бы потерять вместе с тем и мечту и саму себя убедить, что без этой порочной связи обоим им будет лучше. Она верила, что портит младшему жизнь, а он, Тесс, был слишком далеко, чтобы уверить сестру в обратном. Он был счастлив тогда и жил этим счастьем те дни, что отделяли их друг от друга.
Парень так и писал в своих письмах, надеясь, что этого будет достаточно, однако, когда заветный день наступил, Октавия не пришла, сославшись на министерскую службу, дела и свою ответственность. Не знай Рэдфорд сестру так хорошо, как знал, он поверил бы в то, что волшебница не сумела отыскать времени на визит в далёкую деревеньку, однако, между строк сквозила такая стылая горечь и напускная лёгкость, что Тесс позволил себе счесть признание ложью. Тави взяла передышку, чтобы найти покой. Чтобы потом, при встрече, оказаться достаточно стойкой, уверенной и сильной. Чтобы суметь от него отказаться и превратить их чувства в пустую золу. Что ж… Он готов был ей это позволить, но только не так. Не с помощью равнодушных чернил. Если Тави решила вернуться к прошлому, ей придётся сказать ему это в лицо!
Письмо, прилетевшее в ответ на оправдания, было угрозой, зароком и обещанием. Так или иначе они увидятся. Если она не сможет, значит, сумеет он, нарушив все правила и не опасаясь вероятного исключения. Тави придётся сделать правильный выбор, хотя бы, ради его будущего, что так её тревожило. Тесси злился, и злости своей не скрывал. Его слова были полны разочарования и горечи, и лишь чудом не появилось в нем обвинения в трусости и предательстве. Для выводов время ещё не пришло. Зная за собой манеру рубить с плеча, Рэдфорд писал ответ несколько дней, и так уж вышло, что к тому времени появилась новая дата. Волнительная, тревожная, в какой-то мере зловещая, но, вместе с тем, невероятно желанная.
Тессей скучал по любовнице. Думал о ней, оставаясь наедине с собой, представлял её, оказываясь в объятиях Филиппа. То было подло и низко, но чувство любви к Октавии на столько затопило парня, что он ничего не мог с ним поделать. Оно жило, цвело и наполняло собой всё его существо, точно было воздухом, мыслью, вкусом и запахом. Порой Рэдфорду думалось, что он так сойдёт с ума, но это было удивительно притягательно и сладко, и противиться этой мощи решительно не хотелось. За трепетной нежностью сама собой потерялась ярость. Чем ближе подходил тот самый день, тем меньше её оставалось и, наконец, не осталось вовсе. Тессей ждал, надеялся, верил. Верил, что Тави все же придёт, и отчаянно высматривал её силуэт, невпопад отвечая друзьям, привычно отправившимся гулять вместе с ним. У Филиппа, впрочем, были кое-какие другие дела, что он сам себе и придумал, понимая, как сильно Рэдфорду необходимо увидеть Октавию, но вот от МакФасти парень едва отвязался, и то в самый последний момент, когда уже различил среди мантий знакомый кожаный плащ.
- Да, да, увидимся к вечеру…
За радостным биением сердца Тессей забыл оставить другу напутствие, а стоило Тави обернуться, позабыл и о данном ей обещании ничего о них не рассказывать и никак не выдавать своих чувств. Он так долго этого ждал! Так жаждал горячих прикосновений, коими полнились воспоминания, что не дал себе труд ни подыскать подходящий момент, ни уйти прочь от посторонних глаз. В миг единения, ему было решительно безразлично, кто и что может подумать о них, и, если что и имело значение, так это запах волос сестры, тепло её рук и мягкая податливость губ.
- Я так по тебе скучал…
Признанию не помешало ни любопытные взгляды, ни тихое шипение Тави, ни её попытки придать объятиям невинный вид. Глаза Рэдфорда горели огнем желания, но в глубине их угадывались иные чувства, куда более древние и могучие, способные обойти и разрушить любые преграды и доводы логики. Впрочем, они же заставляли быть нежнее, внимательнее и относиться бережнее. Тесс был уверен, что Тави чувствует то же самое, что и он, - видел это в её глазах и ощущал в касаниях её пальцев – но, вместе с тем, был готов уступить её нежеланию делаться откровенной и преступать запретные грани у всех на виду.
- Да, конечно. Не здесь. Не сейчас. Извини.
Парню стоило огромного труда оторваться от поцелуя, выпустить сестру из объятий и поймать её за руку, увлекая за собой в вереницу маленьких узких улочек.
- Филипп дал мне ключ от комнаты в трактире. Нам туда. Я не говорил ему специально, он сам догадался. Понять по мне было не сложно.
Голос сделался суше, шаги быстрее, но ладонь, сжимавшая ладонь, оставалась все такой же уверенной и крепкой. Пожелай Тави воспротивиться и отнять её, им пришлось бы скандалить прямо возле крыльца, как самым что ни на есть настоящим любовникам. Хогсмид видел множество подобных сцен и без проблем пережил бы ещё одну. Впрочем, комната в мезонине для чего бы то ни было подходила куда как лучше.
- Поговорим? – предложил Тессей, бросая ключи на маленький письменный столик и опускаясь на него же своей пятой точкой, - Я читал то твоё письмо, и понимаю, что ты не пришла не только потому, что была занята, но и потому, что решила сделать то, что я просил тебя не делать: отказаться от нас. Я этого не хочу. А ты? Ты действительно этого хочешь?
Руки с силой стиснули край столешницы, но парень все-таки смог удержаться на месте и не налететь на сестру с откровенными поцелуями. Они должны были решить здесь и сейчас, потому как в любом из вариантов обратного пути у них не осталось бы.

Тессей ждал этой встречи и этого разговора. Ещё оставаясь в Хогвартских стенах, он думал о том, что скажет сестре, и пытался подобрать такие слова, что не нанесли бы обиды и не причинили бы боли. Они достаточно настрадались за минувшие годы, и боль и горечь были в их душах столь частыми и настойчивыми гостями, что, хотя бы, сами они могли попытаться не множить несчастья, сомнения и трагедии. Тави нуждалась в опоре, в поддержке, в понимании и любви, а никак не в осуждении, самобичевании и насилии. Она была старше, и несла на своих плечах груз несравнимо больший. Как ни старался бы парень её от него избавиться, переложив оный на самого себя, он ничего не мог сделать с проклятой разницей в датах рождения и со своим малолетством. Будь он на месте сестры, рассуждал бы и чувствовал бы точно также, а, раз так, то не имел права и осуждать Октавию за стремление вернуться к простому, понятному, традиционно верному.
Как ни хотелось бы Рэдфорду сорваться с места, подлететь к возлюбленной и вытряхнуть из неё все её бесконечные страхи, он дал себе труд остаться возле стола и не пускаться в немедленные ответы и агрессивный спор. Он ещё успеет снести возведённые против него крепостные стены и разрушить стойкие бастионы. Однажды, совсем недавно, у него уже получилось, однако, в том и была ошибка. Лишив Тави привычной мощи, Тессей оставил её беззащитную, хрупкую и разбитую. Совсем одну. Без себя, без своей поддержки, заботы и помощи. Они жили в кошмаре четыре года, и Тави цеплялась за каждый кирпичик, пряча нежную чуткую душу, чтобы потом в один миг обнаружить себя на руинах с немым вопросом, а что теперь на губах. Тогда парню следовало остаться с ней. Не хочешь спасать, не трогай. Он хотел, но сделал совсем иначе.
Сердце вновь пропустило удар и сжалось, а знакомое и почти ставшее родным чувство вины отчаянно растеклось по ценам. «Молодец, Тесс, ты сам всё испортил». Это тоже было по-своему больно, однако, Рэдфорд не оказался бы там, где оказался, и не стал бы таким, каким стал, если бы позволял себе цепляться за прошлое и утопать в сожалениях. Что не сделано, то не сделано. Сейчас Октавия здесь, и он сумеет исправить ошибки, хотя и сделает это бережнее и аккуратнее, чем в прошлый раз. Его сестра не должна оставаться опустошённой и сломленной, но должна понимать, что, пока он жив, она не одна.
Тесс тяжело вздохнул, поймал измученный, трепетный, но такой чуткий пронзительный взгляд возлюбленной, и вновь промолчал, позволяя ей говорить, а себе не возвращаться к проверенной тактике. Это было бы слишком просто – вернуть ушедшее лето и повторить уже совершенное. Заткнуть сестре рот поцелуями, затереть терзания жгучим желанием, но… миг не сделал бы их счастливыми, и любовного голода страсть бы не утолила. Всё, что она могла, это спалить их обоих, а после оставить на пепелище, таких же растерянных и одиноких. Тави права, если они позволят себе продолжать, они никогда не вернутся к тому, что было, и, если и разойдутся, то вырвав саму свою суть и окончательно искалечив душу. Оба станут чудовищами: он – жестоким  и беспощадным огненным штормом, она – ледяной помертвелой бездной. Такое себе разрешение проблем.
Рэдфорд мягко качнул головой и вновь удержал себя возле стола, на сей раз держась за него не столько физически, сколько мысленно. Руки отпустили плотное дерево, поднялись и сложились на груди в успокоительном жесте. Быть взрослым – сложно. Держаться, не срываться на крики, вести себя, как подобает мужчине и главе семьи – тяжелее вдвойне. Взглянув на сестру, сжавшуюся в кресле, Тесси заметил, что не желал бы такой ответственности и предпочёл бы просто любить, но выбора ему не оставили, а мнения не спросили. Жизнь вообще была довольно паскудной, и справедливости в ней не значилось.
- Ты уже звучишь, как влюблённая, знаешь? – уточнил Рэдфорд, начиная с конца и издалека, - Не то, чтобы я видел так уж много влюблённых и знал, как это должно выглядеть, но я знаю, что это так. Думаю, ты тоже знаешь, и всё, что тебе нужно, это решиться принять и поверить. Позволить себе отпустить сомнения, страхи, приличия и всё то, что тебе мешает. Позволить себе любить и быть любимой. Позволить себе счастье, которое у нас отобрали, а, если не его, то, хотя бы, мечты о нём. Ни тебе, ни мне не станет легче и лучше, если мы попытаемся всё это запереть, уничтожить и похоронить. Не сомневаюсь, мы оба смогли бы, но что тогда? Что мы обретем, отступив? – Одиночество? Потому что нам придётся сторониться и избегать друг друга. Горечь от неслучившегося? Неизбывную тоску, что камнем ляжет на сердце? Четыре года мы живём в бесконечном страхе, что завтра может не наступить. Четыре года, мы боимся, что Тень придёт за кем-то из нас и семьдесят пятый год повторится. Мы живём кошмарами и ожиданием неизбежности, неустанно лепя на себя запреты: запреты на жизнь, на любовь, на саму возможность прожить эту жизнь так, как могли бы, а не так, как оказалось вынуждены её проживать. Мы ждём мига, когда сможем вдохнуть полной грудью и ощутить себя свободными, но у нас нет запасных душ, сердец и жизней! Мы не сможем вернуть себе эти годы! А, если сможем пережить и выжить, то кем мы будем? Что останется от нас самих? Ради чего мы пытаемся что-то сделать?!
Не сорваться в эмоции у Рэдфорда всё же не получилось, и теперь он говорил отчаянно и горько, выплескивая не то, что хотел сказать, но всё то, что копилось в душе и не давало спокойно жить. Тави, едва ли, желала плавать в подобной пучине слов, но, позволив себе откровение, остановиться парень уже не мог.
- Ради одной Дианы, которой это не слишком-то и нужно? Ради будущих поколений, которые никогда не случатся? Мою жизнь разрушаешь не ты. Мою жизнь разрушает проклятие и я сам, когда её себе запрещаю. А ты… Ты наполняешь её смыслом и делаешь её счастливой. Я счастлив любить тебя и счастлив быть с тобой. И я не хочу отказываться от своих чувств потому что это неправильно. Я не увлечён Филом, я увлечён тобой. И я не захочу семью и детей через пару лет! Потому что хочу иметь и то и другое сейчас, пока ещё могу. И не с кем-то другим, а с тобой, и единственное, что останавливает меня от того, чтобы прямо сейчас сделать тебе предложение, это отсутствие кольца, о котором я сам же и не подумал!
Тессей раздраженно выдохнул, кляня самого себя за неосмотрительность и, наконец, прервался, позволяя сестре вставить, хотя бы, слово, и всё разложить по полочкам.

Тессей не знал, что ответит Октавия. Вдосталь наобщавшись с младшей сестрой и натерпевшись её упрямого несогласного равнодушия, он никак не мог привыкнуть к тому, что для других его слова имеют значение, и что, когда он говорит, его действительно слушают, а не пытаются тотчас же окатить потоком критики и презрения. Тави, конечно, не малявка, но и она довольно упряма, сдержанна и логична. У неё на первом месте разум, а он всё пытается заставить её почувствовать то, что чувствует сам. Это ли не величайшая глупость? Это ли не верный признак того, что до старшей сестры он ещё не дорос? Тави права, чтобы быть с ней, нужно мыслить и рассуждать здраво, а не сносить стены собственным талантом к уничтожению и непоколебимой уверенностью в своей правоте.
Рэдфорд сокрушенно покачал головой и отвернулся к стене, раздумывая над тем, что и как сказал, и, заодно, кляня себя на чем свет стоит. Не нужно было нести все эти юношеские глупости! Нужно было найти другие слова! Записать, выучить наизусть, повторить и не звучать так наивно и нелепо. «Какая свадьба, Тессей?! Какие дети?! Какое будущее?! Ты же сам в это не веришь. Как и она не верит! Какой феерический идиот, Господи! Ну давай… Скажи мне, что я решаю за всех, а думаю только о себе! Скажи и будешь права. Я не спросил тебя о твоих желаниях, потому что думаю, что уже их знаю. Но что, если я ошибся, и всё не так?!»
От волнения парень закусил губу и резко повернулся лицом к сестре, стремясь поймать её взгляд, что теперь был устремлён на носки ботинок или узор на полу. Ему почудилось, будто Тави стала расслабленнее, увереннее, спокойнее и… веселее, но страх фатальной ошибки был так силён, что Тесс никак не мог в это поверить. Глядя на возлюбленную, он боролся с собственными призраками, сомнениями и убеждениями Ди, прочно засевшими в голове. Боролся отчаянно и настойчиво, но ни за что не преуспел бы, не отзовись Октавия наконец. Не начни волшебница говорить, Рэдфорд так и поверил бы в то, что наговорил ерунды, и заметил то, чего не было, однако, тон сестры прозвучал мягко и нежно, а в самом голосе промелькнули те смешливые нотки, что он уже обнаружил в комнате. Парень тихо фыркнул, расслабленно выдохнул, опуская плечи, и искренне улыбнулся, отвечая на шутку шуткой.
- Ужасно неосмотрительно. В другой раз я исправлюсь. Если только…
Тесс оторвал взгляд от лица Октавии и прошёлся глазами по комнате. Стол, кровать, занавески на окнах, ключи оставшиеся в двери. При должном желании он мог бы достать кольцо прямо сейчас, придав подручным средствам подходящую форму, но это было бы так нелепо, что уничтожило бы всю серьёзность момента. Что бы не думала о нём Тави, Рэдфорд планировал делать предложение руки и сердца один раз и на всю жизнь, а потому хотел подойти к ритуалу со всей серьёзностью, и тогда, когда оба они будут к нему готовы. Когда Тави не удивится наигранно, но действительно сможет задуматься над ответом, и когда сам он сочтет предложение уместным, обдуманным и основательным. Сейчас же всё это просто шутки, и мечты вырвавшиеся наружу. Мечты – это грёзы, а не решение. Для решения им обоим сперва нужно выжить и одолеть проклятие. Обречённым же довольно возможности просто быть вместе, доверять и наслаждаться близостью. Он принял это ещё в августе, Тави – только сейчас.
Тессей ответил на долгий проникновенный взгляд спокойной уверенностью и привычной стойкостью. Ему и впрямь стало легче, когда слова прозвучали, а сомнения улеглись. Им с сестрой, безусловно, ещё многое предстояло осознать, принять и решить, но сейчас они сделали ещё один шаг навстречу друг другу и отошли от края опасной пропасти, за которой начиналось разрушительное одиночество. С остальным они справятся вместе. Или не справятся, но не врозь. Что бы не произошло после, как не было бы сложно сохранить «их», больше они не расстанутся и не отступятся. По крайней мере, он, Рэдфорд, от сестры не откажется, и ей не позволит вновь себя оттолкнуть. Это он обещает и глазами, и выражением лица, и позой, и только после, поставив незримую точку, подходит, опускаясь на пол возле сестры и умещая голову у неё на коленях.
- Хочешь сказать ещё что-нибудь? – Мягко спрашивает парень, прежде, чем закрыть глаза и довериться ласковым рукам любимой женщины.
Ему нужна пауза, чтобы окончательно успокоиться, прийти в себя и вернуться в обычное состояние, но говорить откровенно, по-взрослому и серьёзно он всё ещё готов.

Тессей и правда терпеть не мог, когда трогали его голову. Достаточно отстранённый, чутко охраняющий собственные личные границы, он в принципе не любил прикосновений от посторонних, но привычка потрепать по волосам или погладить по голове раздражала его особенно. При должной настойчивости за это можно было получить по рукам, однако, подобные проявления своенравности никогда не касались Октавии. Разумеется, парень шипел и ворчал, как и полагалось подростку, но на деле нежные руки сестры пробуждали в нём противоположные чувства. Особенно теперь, когда жесты приобрели интимный характер и любовный подтекст. Это было что-то на языке абсолютного доверия, и во всем мире Рэдфорд мог довериться столь откровенно лишь Филиппу и Тави, и оба то понимали и знали. Наверное…
Сам Тессей, разумеется, знал, но, вместе с тем, и ощущал каждой клеточкой своего существа. Чувствовал, как пальцы сестры перебирают волосы, и как нежно касаются прохладными подушечками его кожи. Это расслабляло, с каждым движением успокаивая всё сильнее и настраивая на мирный лад, точно не было никогда ни сомнений, ни страхов, ни даже поводов для них. Казалось, оба они жили на этом самом чердаке вот уже много лет, и сидели вот так не десяток минут, а целую вечность. Не видя перед собой ничего, парень позволил себе мечтать, и мечты тотчас же нарисовали огромный дом, полный близких людей, раскидистый тенистый сад, где Диана могла бы творить шедевры, залитый солнцем луг и их с Тави общую спальню под самой крышей. Им никуда не нужно было спешить и ни о чем не стоило тревожиться. Мир, покой, тихое счастье.
Рэдфорд сделал глубокий вдох и протяжно выдохнул, опуская голову и подставляя шею массажу. Мечты были слишком далеки от реальности. Притягательны, но непозволительно, недопустимо нелепы. «Если мечтать, так о чём-то стоящем и осуществимом». Тесс расставил ноги пошире и оплел руками колени, дав себе труд вынырнуть из пустых фантазий и задуматься об их с Тави жизни. Почему из всех девушек и женщин, что его окружали, он выбрал родную сестру? Почему влюбился в неё на столько глубоко и полно, что не мог и представить рядом с собой кого-то другого? И как далеко готов зайти в принципе. Им предстояло решить, что они хотят от их отношений, и чем они будут, но уже сейчас Тессей понимал, что не желает быть всего лишь любовником и мальчиком для постельных утех. Будь Тави такой, ничто бы их не связало, но их единение крылось не только и не столько в физической близости, сколько… в понимании. Они понимали друг друга и знали каждую чёрточку. Им не нужно было знакомиться, узнавать и начинать с нуля. Все то, на что теперь у них не было времени, оба они уже сделали, пока были просто сестрой и братом.
- Да, я понимаю, - тихо откликнулся Рэдфорд, всё так же не открывая глаз и из-за позы звуча достаточно глухо, - наша личная жизнь не для посторонних глаз и никого не касается. Извини… Я сперва сделал, потом подумал. Вообще не планировал налетать на тебя с поцелуями. Мне тебя не хватало, и я скучал. И нет, это не оправдание. Так, мысль вслух.
Тесс улыбнулся, хотя Тави и не могла этого заметить, и покачал головой из стороны в сторону, разминая шею. После лёгкого массажа и впрямь стало гораздо легче, но, вместе с тем, это удовольствие было слишком приятным и слишком редким, чтобы вот так легко с ним расстаться. Тем более, и сестра, кажется, совсем не противилась этому акту доверия, откровенности, нежности и теплоты. Запрокинув голову, парень расцепил кольцо рук, и, стоило Тави склониться в поцелуе, поймал ее, останавливая и мягко касаясь губами губ.
- Иногда я думаю, почему мы вообще должны что-то скрывать и прятаться? Думаю, что мне нет никакого дела до того, кто и что подумает, если узнает… Но потом я вспоминаю, что мы живем в мире, и что сражаться еще и с осуждением, последнее, что нам сейчас нужно. Нам есть, чем заняться и без того. Я не хочу ничего скрывать от друзей, которым доверяю, но и не собираюсь вот так озвучивать свои чувства. К счастью, ни Рег, ни Рэй не умеют читать по лицу и своих проблем у них двоих выше крыши.
Еще раз поцеловав сестру в губы, а затем в переносицу и лоб, Рэдфорд разомкнул объятия и позволил волшебнице ускользнуть, возвращая прежнюю, удобную для массажа позу.
- Продолжай, - мягко, но настойчиво попросил он ее, одновременно справляясь с пуговицами на рубашке и спуская оную с плеч вместе со школьной мантией.