Вечно виноватый Анри страшился не взрослой женщины рядом с собой, а думал как всегда не о себе, только о том, как бы не связать ее обязательствами перед калекой. Соль было все равно на его инвалидное кресло, да и необходимость исполнять супружеский долг, а вернее, ее отсутствие сейчас виделась скорее преимуществом такого брака, чем недостатком. Все же, не смотря на ум, младший МакФасти был еще очень маленьким, едва вступившим в пору юношества и вынужденный так жестко и так поспешно повзрослеть. В душе, ей было его жаль. Но она не могла ему в этом признаться, потому что жалость сгубила больше жизней, чем стрелы, копья и непростительные заклятья вместе взятые. Однако, могла заменить жестокие правила гордой шотландской знати, исключающие больных людей из жизни, на заботу и внимание. В конце концов, разве не за этим ее хотят сосватать за Анрея? Чтобы он не мешал “большим взрослым”?
-Это не из-за Сфайрата. Немного из-за твоей бабушки. Совершенно точно из-за твоего Дара. И потому что ты единственный, кто не станет называть меня полоумной и гнобить за мой Дар. Мы уже придумали, Анри, я не вижу смысла отказываться от хорошего решения потому что ты боишься меня разочаровать,- это было достаточно смело, она знала, что мальчик отреагирует остро, не ведь это не обязательно плохо,- Мы же друзья. К тому же, мне все равно, что ты не можешь быть мне мужем в полной мере. Это для меня не так важно, как твое ко мне отношение.
Соль знала, как может быть хорошо и плохо спать с кем-то, но если упускать из виду магическую пользу от секса в определенных ритуалах, он был ей не так необходим. По крайней мере сейчас. А она не желала еще и здесь заглядывать в будущее и уже волноваться о том, сможет ли мальчишка стать отцом или нет. О них забудут на какое-то время, заперев в общих комнатах, требуя лишь быть послушными и тихими. Это было даже больше, чем она смела надеяться.
Но кривить душой и утверждать, что она исключает возможность близости потом, когда пацан подрастет, Ливия не спешила. Каким бы подавленным он ни был сейчас, жизнь будет идти вперед, он - расти и его мироощущение - меняться.
Она отставила тарелки и кубок в сторону и осторожно встала, обходя стол и присаживаясь рядом с юношей. По-хорошему, ему стоило  бы сказать, чтобы так не налегал на медовуху. Но человеку, которому только что сообщили, что женят его на девушке в половину старше него, причиталась выпивка, хотя бы для того, чтобы запить шок. Да и не было Сольвейг дела до того, как это выглядит. Им с Анри стоило заключить миротворческий пакт о союзе, отличный от того, что подписывали в данный момент Барра с Тайри, в разрез и на зло. Они оба знают, как играть на публику и на интерес других, делая втайне так, как нужно им.
-Ты говорил, что у тебя была подружка, дочка вашей прачки,-улыбнулась Лив, подпирая голову кулаком и смеряя странный блеск в глазах мальчика внимательным прищуром,-А ты успел с ней поцеловаться до того, как упал?
Он упал и все. Не сломался, не пришел в негодность, не стал калекой. Анрей и сам знает все эти тяжелые слова, но они не об этом говорят. Ему стоило как можно скорее научиться думать о себе отдельно от своей инвалидности, не как о неполноценном человеке, а как о волшебнике, который все еще способен жить и творить магию. Это здорово помогает сосредоточиться на целях и  обрести какую-то моральную опору под ногами. Парень посмотрел на нее ни то со стыдом, ни то с укором за такой откровенный вопрос и помотал головой. Конечно не успел. Не набрался смелости или не нашел подходящего момента, а может симпатия была не настолько сильной. В любом случае, теперь этот вопрос был им явно отложен в долгий ящик и он говорит об этом  с ней лишь потому, что стоит на берегу договориться обо всех сложностях, которые ждут их как семейную пару.
Ливия понятливо кивнула. не став развивать именно эту историю. Но облегчать Анри его положение в ее планы не входило, потому как иногда нужно набраться смелости пойти против самого себя,  а не только против морали окружающего мира.
-Можно?,- она встала перед ним и попросила разрешения присесть  на его беспомощные колени, укрытые теплым пледом. Сольвейг была худой и сухой, как ветка, и не весила много, но все равно держалась осторожно, будто балансируя на ненадежной опоре. Смотреть на него с этого ракурса было странно, но вельва ощутила щемящую нежность под ложечкой, от которой кожа вспыхнула жаром.
-У первого поцелуя не должно быть свидетелей,- улыбнулась девушка, рассматривая лицо мальчишки, заливающееся румянцем и ободряюще погладила его кончиками пальцев, обведя и скулу, и подбородок с дрожащими от гуляющей в крови медовухи губами,- Я не приготовила тебе подарка на помолвку, но если ты не против, хотела бы тебя поцеловать. Как невеста. Если ты и правда решил?
Ей не хотелось, чтобы первая их близость, даже такая малая, как простой поцелуй произошел по чужой воле, под взглядами сотни пар глаз и указке сухого формализма. Он все же уже не ребенок, его детство вырвали из рук вместе с поводьями дракона в воздухе, увы. Но тонкий чуткий юноша, живший в Анрее, заслуживал больше, чем праздник для других и женщина, которой хочется сбежать от пристального внимания на собственной свадьбе. Лив осторожно приобняла МакФасти за лицо ладонью и приблизилась, чувствуя, как мягчайшие ресницы щекотят ее, и как бьется сердце у мальчишки  в груди, нагревая тонкую батистовую рубашку и кончики пальцев, которыми он несмело коснулся ее спины. Прикосновение вышло мягким, целомудренным и очень теплым. Губы у Анри отдавали сладостью и пряностью медовухи, и вельва слизала его машинально, замирая от собственной наглости: не слишком ли она смела и настойчива с ним. И на всякий случай оставила еще одно трепетное прикосновение, совсем немного задержавшись сверх меры, прежде чем впустила между ними воздух на пару сантиметров. Оскорбленным мальчик не выглядел, ошарашенным - возможно, но едва ли обвинил бы ее в чем-то предрассудительном сейчас. Кончики их носов соприкасались и это было так мило, что Соль невольно улыбнулась, мягко боднув МакФасти лбом, как делают коты.
-Еще?,- прошептала она над его губами, вместо вопроса “понравилось ли ему?”

Отредактировано Сольвейг (Вт, 26 Авг 2025 15:10:04)

Соль дергает бровью, вопросительно поднимая ее и улыбаясь. Ей хотелось подначить парнишку, мол, “а ты умеешь по-взрослому?”, но  понимала. что не хочет  спугнуть момент хрупкой как стекло близости и его смелости. Наверняка, толикой ее была медовуха, но это лучше, чем испытывать обреченность от того, что тебе не дали выбора самые родные люди. И ей нравилось, что Анрей не почувствовал себя уязвленным, не смотря на травму, в нем не умерло ни желание жить, ни тяга к чувственности. Он вообще был уникальным человеком, светлым настолько, что даже жестокость и обман других не могли коснуться его души и озлобить ее. Сольвейг смотрела  в эти честные искристые голубые глаза и с угрызениями совести понимала, что она совершенно не такая. Она - практичная, бесстрастная, но не такая добрая, как он. Они как солнце и луна, противоположные в сути своей и редко могут пересечься на одном небосклоне. А их хотят связать на всю жизнь  союзом крепче, чем кровное родство.
-Я тоже впервые поцеловалась с другом,- она кивнула, давая ответ на вопрос, о котором они на пару секунд забыли,- И с ним же впервые легла в постель. Это было честно и безопасно, мы просто хотели, чтобы нас любил хоть кто-то, раз не любили те, кто нравился нам. Мы не перестали дружить, но он всю жизнь любил другую. Надеюсь, у него получилось добиться ее или научиться жить без нее.
Едва ли мальчишке было дело до того, девственница она или нет; если бы Титанезия вздумала что-то предъявить ей, то скорее наткнулась бы яркую ядовитую издевку Саксы и половины островов; и уж если бы Дугал…ооо, тут бы вторая половина Гебрид с удовольствием рассказала бы все его похождения еще до возраста Ливии. Но ей самой хотелось чтобы у них с Анри все было ясно с самого начала, раз они решили быть честны друг с другом. Наверное, он должен был знать, что у нее был опыт с мужчиной. В конце концов, кто-то из них должен был знать, что делать в первую брачную ночь. И если уж даже потенциальная пожизненная инвалидность по мужской части не отбила в этом светлом душой и разумом желания чувствовать и быть с кем-то близким, она не имела права отбирать у него и такую малость, как ласки и поцелуи.
-Если нас кто-нибудь застукает здесь, нам не оправдаться перед твоей бабушкой,- она приблизилась к парнишке и коснулась своим носом его, оставляя легкий поцелуй на переносице в качестве предварительной игры,-А твой отец скажет, что я тебя растлеваю. И будет прав, наверное.
Сама мысль о том, что в кухню в любой момент могут зайти и проверить, чем там занимается малолетний наследник клана и  его недо-невеста вызывала дрожь и мурашки по спине. Ливия посмотрела в глаза Анри и не нашла там вообще никакого беспокойства по этому поводу, а только какую-то шальную, взрослую решимость. И рассудила, что не ей рассуждать о морали, сидя на коленях юного мальчишки, полуодетой только в ночную сорочку и плед. Обычно, вельва совершенно равнодушно относилась к своей наготе, а теперь она чувствовала на себе его робкие пальцы и с одной стороны, почувствовала себя ужасной ведьмой, а с другой ей захотелось, чтобы он коснулся ее голой кожи. Но вслух этого произнести не смогла, поэтому предпочла исполнить его желание. Одно из многих.
Сольвейг вновь притянула жениха к себе за лицо и поцеловала, захватывая мягкие дрожащие губы  в плен своих. Теперь это не был целомудренный подарок на помолвку, это было то, о чем она говорила: ей хотелось, чтобы ее любили. Ей не дали возможности и времени влюбиться самой, диктовали выбор, но сегодня она  сделала свой не смотря на то, что ее вела не страсть, а нежная трепетность и практически звериное чутье. Может, они и не будут похожи на Каллума и Елену их гаэльских баллад о любви, но они точно будут ценить каждое проявление  доброты и нежности друг от друга.  Девушка разомкнула губы и осторожно коснулась языком . безмолвно прося сделать то же самое, впустить ее, попробовать то, о чем сам просил. Это оказалось даже проще, чем могло показаться, Анри хотел попробовать быть взрослым и с готовностью перенимал смелые для себя ласки, повторяя за ней и дрожа, когда она касалась его глубже. Соль не удержала воздух в легких и он вырвался  шумным вздохом, заставившим ясновидящую прильнуть к мальчику крепче и инстинктивно сжать пальцы в светлых волосах. Она перестала держать себя, боясь ему навредить и откинулась на сгиб локтя руки, обнимающей ее. Через тонкую ткань сорочки на спине почувствовала бешено бьющийся пульс на пальцах и погладила его по шее, ободряя  на новые ласки и обещая, что примет их и подарит свои в ответ, не жалея воздуха и дыхания. Оторвалась только, чтобы сделать вдох и запечатала рот более смелым поцелуем, движениями языка стирая смущение и протест в зародыше. Будь он взрослым, они бы наверное пересели на стол, сронив пару кубков и яблок; будь он способен стоять и ходить, то зашли бы слишком далеко. Кто бы их обвинил, они теперь почти официально помолвлены? Но где-то на заднем плане ее еще дергала какая-то вина за то, что она себе позволяет. Жгла  стыдом щеки и тяготила живот каким-то странным чувством горячего свинца. Анри уронил у нее с плеча край пледа и провела пальцами по плечу, задевая крохотные открытые участки на ключице, от чего вельва вздрогнула и охнула довольно, да так громко, что испугалась, что кто-то мог их услышать. Волшебница перехватила тонкую руку и переложила себе на талию, и почти сразу же пожалела об этом, потому что стало еще хуже. То есть, лучше, но потому то и хуже…
-Вот здесь,- Соль отвела волосы с шеи и открыла синеватые вены под лилейной кожей, показывая, куда еще он может применить свои губы,- Давай покажу,- хрипло прошептала она, прижимаясь поцелуем к бьющейся вене  под ухом самого Анри, прихватывая горячую кожу губами и оставляя на ней влажное прикосновение языка.

Та часть, что раз за разом обжигалась о жизнь бок о бок с ее сородичами на Барре, дергала ее стыдом и виной перед мальчишкой и его родителями, доставая из памяти “нормы” и “приличия”. Та часть,  что учила ее магии, старым сказкам и справедливости, материнским голосом фыркала и напоминала, что все эти “родители” бросили этого мальчика как разменную монету и им плевать, что на самом деле с ним будет, если он не принесет пользу клану. Так что принести пацану немного радости и удовольствия не грех, а доброе дело. Особенно, если получаешь его в ответ.
Соль чуть соловым взглядом смотрела на Анри, с упоением запоминающего все что она делает и изучающего женское тело, оказавшееся так близко и доступно. Вельва всхлипнула довольно, ощущая губы на своей шее и чуткие пальцы на талии и сжала колени покрепче, стараясь обуздать собственные порывы и возбуждение. Жестоко дразнить мальчишку, который не может получить желаемого физически. Но тем не менее, ей хотелось придать ему некой уверенности и дать попробовать побыть…не столько взрослым, сколько желанным. Красивым, притягательным, не покалеченным юнцом, которому лишь мечтать о том, чтобы быть с женщиной. Поэтому она лишь лениво моргала, одобрительно вздыхая и гладя мальчишку по плечам и волосам, сжимая их на затылке.
А когда он сбросил ночную рубашку с одного ее плеча, вздрогнула от неожиданности и посмотрела  в лицо юного МакФасти, стараясь запомнить это его выражение лица, борьбы одновременно со стыдом и желанием. Она не остановила и не одернула его,  с затаенным удовлетворением отмечая, что забитый тихий мальчик, оказывается - тихий омут с гриндиллоу и все его, ожидаемо недооценивают. Даже она. В ответ, ее рука пробралась под его рубашку и погладила худые острые лопатки, слегка царапая  вдоль позвоночника.
-Конечно,- кивнула она и дернула вторым плечом, позволяя сорочке съехать на локти полностью, выпросталась из рукавов и  и села к нему лицом, перекинув одну ногу через его колени,-Прикоснись ко мне, попробуй на вкус, если хочешь.
Вельва вздохнула глубоко и шумно, ощущая тактичные пальцы на себе и легкое давление на полушарии  груди. Они легко помещались в юношескую ладонь, и  можно было даже устыдится, что ей не хватает размеров до шотландских красавиц клана, снующих по замку туда-сюда, но ей было слишком хорошо чтобы завидовать такой мелочи. Соль погладила мягкий живот под рубашкой и принялась  гладить его вверх, легкими круговыми движениями по ребрам, пока пальцы не задели крошечные соски мальчишки, едва различимые на фоне остальной кожи. Его такие же движения вырывали из нее хриплые вздохи и заставляли кусать губы, но еще она показывала, как можно погладить, сжать, стиснуть и поиграть, чтобы партнер испытал приятные ощущения. В какой-то момент Ливия перехватила внимание Анри внезапным поцелуем, взрослым, но достаточно легким, чтобы не сбивать его надолго. Плечи лизнул горячий воздух, к щекам и шее прилила краска и повинуясь естественному желанию быть ближе, вельва подалась под ласкающие ее руки и поймала взгляд мальчика, позволяя ему заметить и свой расфокусированный, и прикушенные губы.

Сольвейг вскрикнула от неожиданности, прижатая к Анри и чувствуя его руки на своих бедрах, задохнулась на полуслове и застонала в голос, теряя самообладание, как только мальчишка присосался к ее груди. Ласковый язык тактично лизал самые кончики сосков, зато губы жадно втягивали их в рот, словно взаправду пробуя на вкус и может быть даже  надеясь, что словно из соски выцедят каплю-другую молока. Образ был настолько яркий и вульгарный, что девушку затрясло и она, хватая ртом воздух, двинула бедрами навстречу, чувствуя под собой пусть и безвольный, но пах  юноши. Все тело свело сладкой судорогой и она бы свела бедра сильнее, чтобы удержать слишком заметную реакцию, но смогла лишь крепче вцепиться в Анрея, сладко и жалобно скуля ему на ухо. Ее обожгло стыдом: четырнадцатилетний мальчишка доводил ее до исступления, а она и рада поддаваться,  потекла сразу, едва стоило приложить к ней малейшую ласку! Соль понятия не имела, откуда эти надоедливые ужасные слова в ее голове, Сакса всегда говорила, что мир темное и суровое место и человек должен наслаждаться и каплей удовольствия, что перепала ему, а условности - лишь пустое блеяние ветра в камнях. Ее любовнику было четырнадцать, а  она только и мечтала, чтобы он присосался еще сильнее, сжал пальцы крепче, вздохнул так же судорожно как секунду назад, когда она оставила на хрупкой лебединой шее розовый страстный засос. Задним числом подумала - зря, заметят, прицепятся, но малыш не позволял ей думать слишком долго. Дразнящие мокрые круги на ее груди, теснота и горячее дыхание вили из нее веревки.
Все таки, сын Дугала МакФасти почти не имел шансов вырасти другим. Кровь не вода. Вот только почтения к чужому телу у Анрея было явно больше, чем у его отца.
Потеряв ощущение плена от его губ на своей груди, Сольвейг чуть не взмолилась позорно о продолжении, каким-то неведомым чудом  заменив рвущиеся с языка слова и жадно впившись  в мягкие губы поцелуем, вымещая в нем все свое нетерпение и неистовство. Двинула пару раз бедрами, радуясь, что мальчик ничего не чувствует ниже пояса, но сделав себе только хуже. В конце концов, эмоций стало слишком много и Соль задыхаясь уронила голову ему на плечо, дрожащей рукой держась за спинку стула и мелко дрожа. Еще бы немного, совсем чуть-чуть. Теперь ласковые поглаживания на лопатках скорее мучили, чем доставляли удовольствие.
В тот момент Ливия и сама пожалела, что не уберегла парнишку от той злосчастной выходки с Фулминораксом.
Слова с трудом к ней пробивались сквозь алое марево наваждения. На тело вдруг навалилась такая тяжесть, что даже поворачивать голову было сущей пыткой.
-Я..хочу,- после заминки отозвалась девушка, с трудом отгоняя от себя новый приступ стыда и самобичевания,-Но если честно,  я так зла на них за тебя и себя, что хочу остаться с тобой еще и из-за этого. Ты не против, если мы займемся любовью и от злости тоже?
До кухни доносился грохот чужого смеха и звон посуды,  споры, гул множества голосов как штормовой прибой. О них все забыли, хотя именно они были причиной этого собрания, под шелухой прочих важных тем для обсуждения. Сольвейг увидела  добрую, чуть-чуть лукавую улыбку мальчишки: он не был против. Он хотел, чтобы она осталась, вопреки тому, что им не стоило этого делать. Все в ней взывало к разуму: вернись в комнату, притворись будто ничего не было, ты же обычно так не делаешь! Она не делала. Но сегодняшний день никак не попадал под определение “обычно”.
Сольвейг подалась вперед и поцеловала Анрея нежно, глубоко, вновь переплетая с ним языки и дыхания. Пальцы мягко огладили истерзанную кожу под волосами, и когда все вот-вот грозило скатиться обратно, резко отпрянула и встала, сипытывая мучения в ошарашенном такими переменами теле. Она годами жила без всего этого и тут - в один вечер все как из рога изобилия. Живот тянуло пульсирующими судорогами, грудь наполнилась тяжестью, соски приятно ныли - пунцовые, торчащие, точно ягоды. В суставах поселилась тяжесть, так что встав с колен парня, вёльва покачнулась неловко и схватилась за стол, чтобы не упасть. Перво-наперво привели себя в порядок: натянули рубашки, закутались в плед, оправились, хотя она понимала, что встреть они кого - это не поможет, зацелованные губы и взъерошенный вид выдаст их с головой, если, конечно, кто-то поверит, что взрослая девица тискалась с едва оперившимся мальчишкой. Едва прибрались, стащили на всякий случай узхелок с пирогами, сыром и недопитой бутылкой медовухи, чтобы не оставлять следов преступления.  МакФасти опять помогла креслу пролевитировать и они поднялись наверх, пробираясь пустыми темными коридорами.
Пока шли, пол холодил согревшиеся было ступни и как будто бы отрезвлял, Сольвейг даже убедила себя, что проводит мальчика в комнату и уйдет, пообещав, что они все наверстают после свадебной церемонии. Но когда толкнули дверь комнаты, на нее накатило какое-то приятное чувство ностальгии, будто она снова школьница и они проворачивают грандиозную аферу прямо под носом у преподавателей и старост. В Дурмстранге за такое могли не баллы снять, а прямиком отчислить, и азарт вновь раздул присмиревшее было возбуждение в венах. Лив помогла поставить кресло на место и застыла рядом с кроватью неловко,  в темноте угадывая силуэт усевшегося в подушках жениха. Они не решались на близость снова, хотя оба желали ее всей душой. На зло им, кто решил, что двое молодых людей - не важные фигуры в клановой политике, разменные монеты, чьего мнения не спрашивают. Впрочем, ее хотя бы сделали вид, что спросили. Анри вообще не оставили выбора. Будто он вещь.
Злость разожгла все десятикратно. Девушка повернулась и заперла дверь, накладывая а засов хитрое заклинание, которое простой “Алохоморой” не снимешь.
Окно было закрыто ставнями  от ветра, и Сольвейг сняла их, чтобы хоть намек на свет пробился в комнату. Светильник они забыли на кухне. Но этого оказалось мало и максимум, что можно было рассмотреть- неясные силуэты.
“-Фрея златокосая, помоги”,- мысленно взмолилась девушка, перебарывая новый удушливый приступ стыда. Отступать было поздно. Она напоминала себе, что делает это не только чтобы потешить внезапно проснувшуюся похоть, не только на зло лэйри и отцу мальчика, но еще и потому, что это может помочь ему стать немного увереннее. Ей не хватало признания и внимания противоположного пола в его возрасте. Но она - тощая рыбина, а он…Ах, каким мужчиной он однажды станет, когда-нибудь!
-Не хочешь посмотреть на меня?,- спросила она тихо,-Ты должен знать, на ком женишься.
Это должна была быть немного скабрезная шутка в стиле Лютера МакФасти, но у нее вышло как то очень серьезно и загадочно. Соль прошептала быстрое люмос и крохотный огонек на конце палочки немного рассеял тьму. Она отложила ее на письменный стол, оставляя себе право немного прикрыться тенями, чуть притупить чувство стыда, но тактично позволив ему плясать в тенях и дрожании пальцев, которыми она сняла с себя плед, а потом сбросила на пол ночную рубашку. Грудь немедля вспомнила призраки недавних ощущений и встала, надеясь на новую ласку, лунная кожа покрылась мурашками и в то же время на груди, бедрах, плечах и щеках выступил румянец, едва заметное прикосновение краски волнения и возбуждения там, где она желала вновь ощутить мягкие губы и нежные руки.
Анри даже не догадывался, насколько он заботливо аккуратен.
Вельва подошла к кровати, нервно облизывая губы и блестящими льдистыми глазами смотря на его лицо, ища малейший проблеск страха или отвращения. Рисунок ребер выдавался слишком четко, впалый живот, покатые плечи, длинноватые руки, худые бедра. У Сольвейг было за что подержаться сзади, как порой гоготали драконологи, “но лишь на пол ладони.”
-Можно я лягу к тебе?,- спросила она, ставя колено на мягкую перину и потянувшись рукой в поисках опоры.