Sharkon |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
✶ Time In a Bottle✶
✶ Время и место:
✶ Участники:
конец августа 1979 г, Лондон / Аппер-Фледжли, дом Рэдфордов
Октавия Рэдфорд & Тессей Рэдфорд
✶ Сюжетный поворот:
Пока у них еще есть время, Октавия хочет все его посвятить тем, кого любит.
Пока у них есть еще время, Тессей все его посвятить тем, кого любит.
Пока у них еще есть врем я, они хотят посвятить его друг другу
Больше всего ее поразило метро. Громыхающий железный состав, словно червь, взрывал каменные ходы под Лондоном и доставлял людей почти так же быстро, как полет на метле. Октавия, имевшая склонность пересчитывать и систематизировать все, что видит, смотрела на старую кладку стен центральных станций под шум колес и лязг дверей так, словно ей показали доселе неизвестное сокровище или исчезнувший вид магических тварей. Пожалуй, как ни старалась она натянуть на себя вместе с магической одеждой и маску магловской непринужденности, а все равно выглядела чудачкой. Когда она путешествовала по Лондону с отцом или Касом, они, пожалуй, ни разу не спускались под землю, предпочитая автобусы.
А вот Тессей выглядел своим среди простецов. Его кожаная куртка встречала одобрение у опасного вида молодых людей с ирокезами на голове, длинные волосы - негодование у почтенных старушек - ровесниц Марии Текской, и почти каждая девица старше двенадцати лет оглянулась ему вслед. Октавия украдкой улыбалась, когда он не видел и со светлой грустью думала: ее брат, мелкая вредная креветка, вырос. Юноша окреп, раздался в плечах и вымахал почти с нее ростом. С ним и раньше непросто было спорить, а теперь и совсем бесполезно: даже если ты приведешь ему сотню убедительных аргументов, он покивает…и сделает по-своему. И даже такая простая просьба поводить ее по новым районам Лондона, в которых он вечно зависает с лучшим другом на каникулах, воспринята чуть ли не как боевое задание.
Она не может не улыбаться, глядя на его сосредоточенное лицо и то, как он указывает ей, куда свернуть и где подождать. И не видеть в нем отцовские черты. Может быть, Тесси и похож на маму, и вспыльчив так же, как она, но основательность и уверенность в нем отцовские. Как и глаза.
Октавия идет рядом и просто наслаждается этим моментом. Ей не сложно было бы найти себе провожатого среди коллег, но отвечать на вопросы, зачем она заходит к довольно сомнительным личностям и выкупает у них старинные фолианты и рукописи, не хотелось. А так - лишний повод побыть с братом без чувства неловкости и ощущения, что им нечего сказать друг другу. В последнее время, они почти перестали болтать просто так. Все эфирное время занимали либо школа, либо быт, но в основном - проклятье. Дракклово проклятье, которое разъедало кислотой все, чего только касалось. Включая их самих. Октавия чувствовала себя одинокой и это начало ее тяготить. Раньше она просто была “одна” и это был ее сознательный выбор, но теперь это превратилось не в осознанное решение, а как-будто в наказание.
-Давай перекусим, у меня уже ноги гудят,- просит она после пятой по счету точки назначения и кивает на паб на другой стороне улицы. Добыча оттягивает ей плечо. Еще две книги по темной магии нужно забрать у черта на куличиках, и можно было бы аппарировать поблизости, но она совершенно точно не знает тех мест. Пешком надежнее.
Заведение непримечательное, такое же как тысячи других пабов, не лучше, но и не хуже. Народу после обеда не много, в основном праздные завсегдатаи и случайные гастролеры, вроде них. У стойки щебечет несколько девушек, бармен вытирает стойку от пролитого пива, с кухни идет запах жареной картошки и рыбы. Все знакомо, даже в “Кабаньей голове”, кажется, витает такой же дух. Не такие уж волшебники и маглы разные в сути своей.
Тави заказывает себе пинту и здоровенную тарелку той самой рыбы и картошки. И улыбается иронично на пинту Тесси, но не говорит ничего. Стакан пива - самое малое, что он себе позволяет, не считая бесконечных споров лоб в лоб, так что Рэдфорд не хочет отбирать у него последние вольности в конце лета. Бирма, как оказалось, далась ему не сплошным праздником. Он, конечно, не рассказал ей подробности, но то, что влип вместе с Филлипом, Тави знала. На столе между ними лежала карта Лондона, с отмеченными крестом местами, которые они уже посетили. На обратной стороне - сплошь заметки ее размашистым узловатым почерком да водяной черт красными чернилами. А теперь еще будут влажные янтарные круги от стаута: опять этот балбес ставит стаканы на что ни попадя.
Волшебница все замечает: и то, как выбирая жертву для придирок, хулиганы в метро останавливали взгляд на нем, но в последний момент решали не связываться, и то, как бармен обратился именно к нему, спрашивая о заказе, и то, как его срисовали девчонки у стойки. С одной стороны, это была радость за него - Тесс только начинал жить и у него впереди была куча открытий, разочарований, успехов и падений. С другой, это значило, что ее собственное время стремительно подходит к концу.
С третьей, о которой она совсем не хотела думать: у них обоих время было ограничено. Возможно. Вероятно. Скорее всего.
Онра мирно грызла свою картошку и треску. запивая крепким темным элем, когда стая птичек упорхнула таки от стойки, и проходя мимо их стола, высокая блондинка с выразительными зелеными глазами, оставила перед Тессом свернутый листок бумаги.
-Ты для нее слишком хорош,- пропела магла, посмотрела колко на Октавию и продефилировала на выход, гремя каблуками.
Тави, наблюдавшая эту картину, так сказать, в эпицентре событий, сдержалась только до момента, пока прекрасная фея выйдет на улицу, а потом тихо расхохоталась, веселясь от души - такое у ее брата было лицо!
-Ну, в целом, она права,- веселилась женщина и непроизвольно поправила волосы. Где-то там должно было всколыхнуться мстительное чувство справедливости, но вместо него по этим вопросам у нее всегда было философское “красота в глазах смотрящего”,- Что там, адрес, номер телефона? Глянь по карте, может нам по пути?,- вся ситуация очень ее веселила.
Это хотя бы не давало мрачным мыслям испортить их прогулку.
Тессей любил маггловский Лондон. Районы, в которых жили простецы, как правило, нравились ему куда больше магических, потому как отличались живостью, многообразием и простором. Волшебники, когда-то давно отгородившиеся от мира и запрятавшиеся в самые неприметные уголки, зачастую были вынуждены тесниться на небольших клочках земли, создавая извечную давку и духоту. К тому же, на узких петляющих улочках постоянно встречались знакомые лица, тогда как в самом городе запросто можно было потеряться и за весь день не завязать ни одной посторонней беседы. Здесь, среди потоков машин, грохота метро и многоголосицы, они были сами по себе и наедине друг с другом, даже несмотря на все те дела, что Октавия оставила для прогулки. Без них, признаться, было бы интереснее, но, во-первых, без конкретной цели в голове они никуда бы не выбрались, в во-вторых, и при наличии более-менее определенного маршрута отыскать что-нибудь любопытное не составляло труда. В конце концов, это они с Филиппом успели исходить и изъездить две трети нового Лондона, тогда как Тави проводила свои дни либо в четырех стенах рабочего кабинета, либо среди пыльных книг и вековых фолиантов.
Скосив глаза на сестру, Рэдфорд невольно задумался, сколько времени они никуда не ездили вместе, и когда в последний раз занимались чем-то отличным от выяснения мрачных обстоятельств и осмысливания очередной безнадежной идеи. Четыре года назад? Когда все еще было хорошо, мир не рушился, и о будущем вполне себе неплохо мечталось? – Да, кажется, именно тогда. С тех пор они все изменились: стали серьезнее, строже, отстраненнее и, похоже, совсем забыли о том, что иногда можно просто поговорить ни о чем, посмотреть на мир вокруг, послоняться по улицам, наслаждаясь еще оставшимся временем, почувствовать ту общность, что когда-то была, но, увы, развалилась под гнетом проклятья. Впрочем, это они сделали сами, когда перестали по-настоящему… жить. Едва ли, это можно было исправить, да и, пожалуй, уже не стоило, но, если Тесси и вынес что-то из уходящего лета, так это то, что умереть он может гораздо раньше, чем ему думается, что конец – это нечто вполне осязаемое, и, что если не делать сейчас, то можно не сделать уже никогда. Ни-ког-да.
Парень не знал, были в голове Октавии те же мысли. Он не стал спрашивать, почему она не позвала с собой кого-нибудь их коллег, равно как не счел нужным и уточнять, для чего Министерству понадобились все эти книги, разбросанные по маггловскому Лондону в совершеннейшем беспорядке, и почему, если они ценны, этим не занимается Отдел выработки объяснений для магглов или Отдел устранения последствий волшебства… Все это было не важно. По крайней мере, не так важно, как то, что, благодаря какой-то ерунде, они с сестрой топали по широким улицам и нет-нет, но останавливались то у какого-то памятника, то у необычной витрины, то возле совершенно непримечательных на взгляд младшего Рэдфорда вещей. Привыкшая к иной жизни Тави время от времени удивлялась совсем как девочка, и в какой-то момент Тесси поймал себя на мысли, что ему нравится наблюдать за тем, как сестра улыбается, как тычет пальцем в диковинки или смеется, поражаясь простым мелочам. Сейчас она была такая живая, точно их неизбывный кошмар действительно остался где-то там, за магическим барьером, тогда как здесь были только они.
- Нам направо, потом вниз по улице, потом… А, хорошо, давай. Вообще нам еще повезло, что пока обходится без дождя. Я-то к нему привык, но тебе не понравится ходить по городу промокшей до нитки. Иногда это ужасно раздражает: ты знаешь, что нужно сделать, но вынужден не делать ничего, как обычные люди. Так, ладно… Здесь мы не перейдем, так что нам на переход. Ты же не собираешься перебегать через дорогу, правда?
Сам парень точно перебежал бы, но сегодня с ним была сестра, а, значит, и вести себя следовало более сознательно и ответственно, не поддаваясь глупым порывам. Кивнув головой в сторону светофора, Тесс между делом перевесил тяжелую сумку Тави себе на плечо, и, поймав ладонь женщины, легко потянул ее за собой, остановившись лишь возле дверей паба с целью открыть перед своей «подопечной» дверь.
Внутри было немноголюдно и довольно тихо. В отличие от пресловутых «Трех метел» или «Кабаньей головы», здесь оставалось множество свободных столиков, и потому отыскать подходящее место было довольно легко – они вдвоем заняли столик возле окна, предназначавшийся для четверых.
- Дай-ка карту, - пребывая в ожидании своего блюда, Рэдфорд забрался на стул с ногами и, стоя на коленях, навис над столешницей, держа в одной руке стаут, а в другой вытащенный из сумки карандаш, - здесь мы скорее всего не пройдем… Значит, свернем в переулок, дальше доедем на метро, а потом на автобусе, если он не уедет у нас перед носом. Вообще-то это даже на транспорте довольно далеко. Хотя… Можно попробовать пересесть на автобус здесь, и тогда…
Стакан с пивом нашел пристанище прямо на карте, чуть в стороне от нужной точки, карандаш прошелся тыльной стороной по переулку, замер возле какого-то дома с двузначным номером и, воспарив над листом, оказался самым краем у Тессея во рту. Выражение на лице парня сделалось задумчиво-сосредоточенным и таковым и оставалось, покуда перед столом не возникла официантка со скворчащей сковородкой свиных колбасок. Рэдфорд кивнул, без слов благодаря персонал и плюхнулся на задницу, усевшись, наконец, так, как приличным людям подобало сидеть за столом. Впрочем, здесь, как думалось юному магу, до них с сестрой никому дела не было, и знал бы он, на сколько сильно ошибался в своем неведении…
- Слушай, Тави, я хотел спросить: ты не откажешься задержаться в парке? Я помню, что у нас еще несколько мест, но он как раз походу, и мы могли бы зайти в прокат. Ты ведь никогда ее пыталась кататься на роликах? Сегодня… Что?!
Записка, небрежно брошенная высокой блондинкой вместе со словами, сбила Рэдфорда с мысли, и несколько секунд он просто молча смотрел девушке вслед, не зная, как реагировать: злиться, вступаться за честь Октавии, которую вроде бы как оскорбили, или делать вид, будто бы ничего не случилось. На лице парня сперва нарисовалась растерянность, потом проступило удивление и, наконец, расцвело недовольство, слегка приправленное смущением. Вот чего Тесси явно не ожидал от прогулки по Лондону, так это подката. Конечно, ему и раньше доводилось замечать внимание юных особ к себе, но данная проблема всегда оставалась проблемой Мелифлуа, который умел отшивать неугодных девиц (и не только девиц) одним взглядом. Рэдфорду же обычно предоставлялась возможность спокойно пить, слушать радио и не задумываться о необходимости участия. Сегодня же Фила поблизости не было, и ситуация приобрела совершенно иные краски.
- В целом и в частном, она… - собравшись с мыслями, Тессей было вознамерился все-таки возмутиться, но, заметив веселье Октавии, придержал удила занудства и легко улыбнулся, - …попыталась… Попытка, может быть, и хорошая, но… не прокатит. Что? Серьезно? Не думаешь же ты, что я действительно стану его разворачивать? Ну ладно… Уговорила… И… Что?! Это правда след от помады? Мне не кажется? Какая пошлость… На это реально кто-то ведется?
Рэдфорд фыркнул, пренебрежительно покачал головой и передал листочек сестре, случись той увлечься им. Пожалуй, на том инцидент бы и исчерпал себя, но, возвращаясь к пиву, парень вдруг вспомнил оставленную девушкой фразу и, сам не ожидая того, взглянул на Тави не как на зловредную вторую и теперь единственную адекватную маму, но как на женщину: усталую, измученную, глубоко раненую, но все равно невероятно красивую и совершенно особенную. Да, на ней не было платья от кутюр – или от кого-там, Филиппу виднее – ее волосы не доставали до бедер, а губы не улыбались пошлой красной помадой, однако, она и без дополнительных прикрас была удивительно хороша, а ее тихий смех звучал такими приятными переливами, что в груди невольно становилось тепло. Тесс отвел взгляд и потупился, пытаясь отогнать странное наваждение.
- Знаешь, если ты доела, пойдем, - пространно предложил он, - и напомни мне, на чем я остановился? А, да, я вспомнил. На парке. Так что скажешь? Хочешь попробовать покататься на роликах?
Рэдфорд отложил столовые приборы, поднялся со своего места, подошел к Тави, наклонился за ее сумкой, и, в тот момент, как она встала, а их лица поравнялись, неожиданно для самого себя подался немного вперед и мягко коснулся губами губ. Рука, было поймавшая ремень сумки, выпустила его за ненадобностью и легко обняла Октавию за щеку, в то время как вторая уверенно нашла талию, вынудив женщину приблизиться и сделав расстояние между их телами несуществующим.
Отредактировано Tessey Radford (Вт, 1 Окт 2024 15:47:09)
Тесс хоть и не имел склонности ни к менталистике, ни к фамильному заклинанию Рэдфордов, соображал очень быстро, уследить за квантовыми скачками его мыслей порой было ужасно сложно. Вот они только разговаривали об одном и почти тут же переходят на совершенно другое; он водит по карте карандашом, а такое ощущение, что вживую бредет по улице легко ориентируясь в автобусных маршрутах и ловко спрятанных за домами спусках в метро. Наверное, дело в том, что вдоволь имея маглов под боком дома, Октавия в основном жила в волшебном мире, как не стало родителей. А Тесс всегда относился и к тому, и к другому в равной степени. Наблюдать за ним - словно заглядывать в иллюминатор собственной юности и думать: а они с Кастором тоже были такими? Невыносимыми, резкими, находчивыми и хитрыми, как Салазар? Кас наверняка был! А Тави…ну, мама всегда говорила, что из всего ее табуна детей, она - не от мира сего и тем очаровательна. С последним тезисом волшебница бы поспорила, с первым - согласилась полностью.
Раньше она просто чувствовала себя иной и использовала это во благо - все таки помогать матери управляться с младшими было той еще задачей. Теперь же она попросту чувствует себя одиноко.
Умом понимая, что в 17 мир тебе кажется громадным монстром, которого ты должен победить и ты готов выйти против него хоть с палкой, хоть с мечом, и Тесси ведет себя как типичный юноша своих лет, внутри у нее все было запутанно и засыпано стылым пеплом от надежды на лучшее. Ей ужасно не хотелось, чтобы Ди и Тессей уезжали в Хогвартс. Но она не могла даже озвучить это желание вслух, не то что попросить младшего брата о таком! Школа - единственная гарантия, что они останутся целы, за кругами заклятий и древней магии стен, Тень не напала ни на одного из Рэдфордов. Исключение, конечно, составлял Запретный лес, но нельзя иметь абсолютную защиту от всего. Хоть какой-то этап своей жизни ребята должны успеть завершить.
Иногда ей хотелось, чтобы это тревожное ожидание наконец-то завершилось. Чтобы произошло хоть что-нибудь, прервав череду пустых догадок и не оправдывающихся ожиданий.
-Боже, когда ты успел стать таким вредным дедом?,- качает головой Тави, умиляясь и веселясь от того, насколько смущен и сбит с толку оказался Тессей банальной любовной запиской,- Цвет конечно дрянь, но в 20-е губы вообще красили в черный. Рискну предположить, что это знак крайней симпатии!
Она не боится, что эта вредная креветка на нее обидится, у брата вообще большую часть времени лицо недовольного ежа да и нрав такой же. Он одновременно слишком еще юн и уже чересчур взрослый для того, чтобы относится к некоторым вещам легко. Хоть некоторые детские черты еще не до конца стерлись под силой времени и гормонов в его внешности, а Тессей уже вырос. Совсем. Пусть иногда и ведет себя как придурок.
Она доедает не спеша, но уже наелась достаточно, чтобы продолжить финальную часть забега. Очень хочется плюнуть и вернуться домой, но выбраться так еще раз они не смогут еще долго, да и в целом книги могут уплыть из рук, если она сейчас даст слабину. Октавия нашла эти тома через знакомых и не совсем легально было их собирать, но это все еще была не контрабанда и не черный рынок. А они были ей нужны позарез, потому что если она поймет суть ритуала, легшего в основу проклятия, этот клубок наконец то начнет разматываться.
Женщина кивает на предложение собраться, комкает салфетку и бросает ее в опустевшую тарелку. Вся она еще плавает в неспешных, пусть и тревожных мыслях, оттого и не понимает, что происходит нечто странное. Они с Тесси тысячу раз сталкивались близко друг с другом, но никогда прежде он не придавал этому значения. Она хлопает ресницами удивленно и за секунду до того, как почувствует мягкие губы на своих, успевает краем глаза ухватить вошедших обратно девушке.
Ее обжигает стыдом и желанием, и где-то на задворках еще возмущение: ну что за детский сад!? Но Октавия оставляет его чуть на попозже, подыгрывая Тессу и невзначая гладя его руку по запястью и легко отвечая на поцелуй, оставаясь в границах нежности и целомудрия. Она улыбается и кивает на выход, оставляя раздосадованную неудавшуюся пассию брата за спиной и выныривает из полумрака уютного паба обратно на шумную улицу.
Сразу же разворачивается и ловит паршивца за ухо, выкручивая его уже ни капли не шутя, хотя лицо у нее при этом непроницаемое.
-Это еще что такое было, Тесс, ммм?,- она интересуется таким тоном, будто он чашку разбил, а не целовался с ней под пристальным вниманием десятка посторонних,- Давай ты будешь выпендриваться перед девчонками не за мой счет, братец,- она пребольно щипает его за мочку и отпускает, оправляя и сбитый воротник куртки, и заправляя взъерошенные волосы за это самое пунцовое ухо. Октавия фыркает совершенно беззлобно и кривит губы в усмешке, щелкая парня по носу,-Мне приятно, что ты так защищаешь мою поруганную этими нимфетками честь, но позволь напомнить, что мне тридцать лет, я могу выдержать выходки уровня детсада, тем более от незнакомцев, на которых мне плевать. А если я могу, то и ты можешь,- Тави бьет Рэдфорда легонько кулаком в плечо и кивает ему в сторону,- Давай, показывай свой парк. Я мечтала сегодня отбить колени и сесть на задницу.
Она полной грудью вдыхает воздух, который уже пропитан предвкушением осени и пропускает брата вперед. В выборе маршрута она полагается полностью на него и не возражает ни против одного варианта. В автобусах людно, тесно, но зато за общим гомоном можно быть уверенным: на тебя никто не обращает внимания. Люди склонны смотреть по сторонам, лишь когда для этого существует простор. Ее единственная оговорка: сначала - закончить дело, а затем - все остальное.
Ей ужасна мысль, что вот в том, последнем фолианте, за которым она поленится ехать, окажется та самая разгадка и они в итоге умрут из-за ее лени и слабости. Так что Тессей тоже поблажки не получает: они едут черти куда, и идут по магловским переулкам не самой благополучной наружности. Октавия берет брата за руку, ей так спокойнее. Сумка тяжелеет еще на пару кило и к ней приходится применить заклятие расширения, свернув в безлюдный тупик.
Ролики кажутся ей максимально нелепым изобретением, хотя в сути своей от коньков они не слишком отличаются. В прокате странно пахнет, много маглов и гул стоит, как в улье. Тави даже не предпринимает попытки самостоятельно надеть эти дьявольские башмаки на ноги и доверяет это брату, улыбаясь, глядя на то, как он пыхтит над креплениями и вертит ее ступню в руках, будто впервые вообще увидел и узнал, что ноги выглядят именно так. Ей щекотно и она дергается, когда Тесс задевает ее по своду, но в целом, все прошло без эксцессов. Не считая того, что даже стоять самостоятельно она не в состоянии.
“-Это как с метлой”,- обреченно думает Октавия, глядя на рассекающего вокруг младшего,- “Кому - то дано, а кто-то сухопутная крыса. Как я”,- это не совсем справедливо, взамен полетов ей досталось умение плавать как морж и с яликом она управляется лучше.
Всем вокруг весело. Парочки как - то умудряются болтать и целоваться прямо на ходу, маглы свободно общаются, даже выделывают какие-то позерские трюки. Октавия же может пока лишь вцепиться в Тессея, сжимая ворот его футболки и приваливаться к нему горячим боком - ее то в жар, то в холод, и она как минимум раз пять упала. Но каждый раз упорно вставала, повторяя попытку научиться хотя бы сносно катиться по прямой. Самой себе она дает установку: докатиться до противоположного конца площадки, тогда можно и закончить на сегодня (навсегда, навсегдааа!) экзекуцию. Это выглядит максимально нелепо, особенно при условии, что она едва дотягивает враскоряку, а Тессей носится, будто был для этого рожден всегда. И снова ловит заинтересованные взгляды со стороны.
Ей за него радостно, на самом деле. Не смотря на творящийся кошмар, в такие моменты жить хочется особенно остро. Но у всего две стороны: зная, что в любой момент может грянуть гром, не хочется втягиваться в то, что не успеешь толком распробовать. Это все спор на уровне серьезной философии: успеть надышаться перед смертью или принять аскезу стойко и смиренно? Тави уверена, что оба варианта для них, но только последний - для нее, а братцу нужно успеть как можно больше.
Она свою юность прожить успела, пусть не так ярко, как светит несущемуся туда-сюда Тессу, но тем не менее, ей не приходилось бояться почти ничего, пока были живы отец и брат. Женщина смеется, когда малек проводит крутой маневр и чуть не сбивает “подвернувшуюся случайно” девушку и подпирает голову кулаком, глядя на то, как парень краснеет и спешит от нее прочь, словно черт от ладана.
-Вот балбес.
Когда они вернулись наконец домой, был уже самый вечер. До завтра Ди была у бабушки, которая соскучилась по младшей внучке (на самом деле по всем, но старшим скучно и некогда - у них важное расследование , как всегда). Тесси прорвался в душ первым, а Октавия, обведя взглядом смотрящие на нее с укоризной продукты для ужина, послала к черту все и завалилась на диван вываливая добытые книги прямо на пол и рассматривая их еще раз. Чтобы все это изучить нужно по меньшей мере несколько дней тщательной работы. У нее так все болит, что даже держать увесистые тома трудно и Тави стонет с облегчением, прикрывает глаза локтем и прижимая к груди подушку: она не способна сегодня больше ни на что.
Это был странный момент. Тесс еще не успел задуматься, что это для него значит, и почему шальная мысль вообще зародилась в его голове, зато вполне себе ощутил, что целовать Октавию приятно ничуть не меньше, чем Мелифлуа, а уж обнимать и вовсе куда как слаще. Сестра была мягкой, податливой, нежной, и ее прикосновения не разжигали внутри беспощадное яростное пламя, но успокаивали бушующую пустыню, щедро одаривая животворящей влагой. Это было совсем иначе, хотя не длилось и десяти секунд. Рэдфорд хмыкнул, глянул на Октавию исподлобья и, пропустив ее вперед, украдкой коснулся пальцами губ, не то надеясь сохранить ощущение, не то пытаясь прочувствовать его чуть более полно. Ожидаемо, на девиц возле барной стойки он не смотрел, а об оставленной блондинкой записке даже не вспомнил. Все, что его занимало, это, пожалуй, собственная решимость и тот же вопрос, что задала Октавия, едва помещение паба осталось у них за спиной.
- Эй! Тебе не кажется, что я уже вырос из того возраста, когда можно было таскать меня за уши? – Тесс отвечает вопросом на вопрос, кривит рот в полуулыбке и прячет за ней и неприятные болевые ощущения, и растерянность, и нежелание продолжать разговор, - Если что, я не выпендривался, а это… это был отличный способ поставить на место выскочку. Может быть, чересчур прямой, зато эффективный. Она же даже позеленела от злости и теперь точно из кожи вон вылезет, лишь бы стать еще привлекательнее.
Парень пренебрежительно фыркает и, стоит сестре его отпустить, потирает пострадавшее горящее огнем ухо и смотрит уверенно и спокойно, точно там, в полумраке прокуренного зала, ничего такого действительно не случилось, а его фривольная выходка и правда была всего лишь игрой на публику; спектаклем ради парочки ничего не значащих зрителей. Знай Октавия своего брата чуть лучше, она поняла бы, на сколько далеко от истины ее предположение, но, к счастью для обоих, известно ей не так уж и много, а видеть, как умело парнишка игнорирует большинство окружающих его людей и вовсе не довелось ни разу. Фил вот точно раскусил бы эту маленькую, но такую подходящую случаю ложь.
- Кто-то из нас двоих должен ее защищать, - мягко повторяет Тессей, отбирая у сестры тяжелую сумку, - во-первых, мне это ничего не стоит; во-вторых, это приятно, но… я учту, что способ лучше находить поумнее. Ладно, идем. Если мы хотим успеть в парк, тогда нам вон на ту аллею. Видишь знак? – Это автобусная остановка.
Рэдфорд мягко направляет Октавию в нужную сторону, а после помогает войти в переполненный автобус. Свободных мест в нем, разумеется, нет, а держаться решительно не за что, зато можно привалиться к окну спиной и прижать сестру лицом к себе, удерживая в вертикальном положении не только собственное тело, привыкшее ловить баланс и в более шатких ситуациях, но еще и Тави, что на каждом повороте норовит отвалиться и укатиться в дальний конец салона. Признаться, смотреть на это довольно забавно, но Тесс запрещает себе и смех, и едкие комментарии. Сестра, в конце концов, не виновата, что не умеет держать равновесие, и, если уж он вызвался прокатить ее по городу, то и заботиться о ее сохранности, его прямая обязанность.
- Ну что? Ты уже начала думать, что метро все-таки куда лучше? – в какой-то момент интересуется юный маг, не требуя от Октавии ни реакции, ни ответа, - Жаль, оно ходит еще не везде и станций не так и много. Но зато мы можем посмотреть город. Точнее, могли бы, если бы не набились как шпроты в банке. Шпроты в банке – это маггловская еда. По сути, маленькая рыбка в масле, запихнутая в мелкую банку. Много маленьких рыбок в одной банке. Их там так сплющивает… Примерно как нас сейчас. Через пару остановок будет легче. Если я правильно помню, там впереди должен быть кинотеатр – магглы его обожают. Мне не зашло. Ничего такого интересного. Что-то между колдографиями и живыми портретами. Да стой же ты! Нам обоим будет легче, если ты будешь за меня держаться, ага?
Рэдфорд улыбается и, замолкнув, прислоняется затылком к стеклу. В отличие от Тави, наблюдать за городом ему не интересно, и потому он вновь возвращается мыслями к сцене в пабе, прокручивая ее снова и снова, пока не убеждается в том, что ответа на свой вопрос не отыщет. Он не знает, зачем это сделал. Захотел и сделал? – Признаться, такое себе объяснение и уж точно не четкая аргументация поводов и причин. Что ж, раз разгадка не обнаружилась сразу, к теме придется вернуться потом, когда не надо будет следить за дорогой и развлекать сестру. Тави наверняка думает, что брат пытается взять от жизни как можно больше, но на деле все, что он сейчас делает, он делает исключительно ради нее и для нее. Все, что угодно, лишь бы вырвать сестру из ставшей привычной тоски и еще раз услышать тот тихий искренний смех. Если для этого нужно будет переодеться в клоунский костюм и пробежаться по улицам – Тессей не задумываясь пустится во все тяжкие, но, к счастью, пока довольно и малости: руки в ладони, неспешной прогулки и глупых роликов.
Говоря откровенно, Рэдфорд терпеть их не может, точно так же, как и коньки. Если уж брать маггловские развлечения, он предпочитает серфинг и мотоциклы, а никак не дурацкую обувь с колесиками или полозьями. Что в них? Скорость? О какой скорости может идти речь, если ты не слышишь свиста ветра в ушах и не можешь устремиться сквозь пространство? Все, что тебе остается, это кружить внутри тесной коробки, повторяя одни и те же бестолковые действия, а притом еще лавировать между людьми, что здесь, как всегда полно. Никакой свободы, никакого ощущения легкости и пространства. В сущности, ты точно так же стоишь на ногах на земле, но, кажется, другим это весело и, уж точно, не так опасно, как гонять на байках. Да и кто бы одолжил ему байк? Может когда-то потом.
Тесс ездит вокруг Октавии, оберегая ее от чересчур ретивых простецов, и то чуть отстает, то вырывается вперед, помогая подняться на ноги и повторить заезд. Иногда он удаляется, но каждый раз неизменно возвращается, чтобы поддержать и не позволить шлепнуться на колени. Рэдфорд улыбается неуклюжести сестры и тихо невесело смеется. Чтобы действительно порадоваться, этого ничтожно мало, но зато хотя бы Тави, сосредоточенная на разъезжающихся ногах, может не думать ни о проклятии, ни о способах разрешения проблем. И… это правильно. Она заслужила отдых. Заслужила право пожить, подышать свежим, неотравленным воздухом.
Глубоко погрузившись в свои мысли, Тессей не замечает ничего вокруг и чудом успевает остановиться в шаге от какой-то зазевавшейся девушки. Выныривая из пучины чувств, он легко обнимает ее за плечи и заглядывает в глаза.
- Ой, прости. Все в порядке? Я просто… Да нет, ничего, извини.
Глупость такая, если подумать. При всей своей прозорливости, Рэдфорд порой совершенно не видит очевидного, а потому девушка так и остается растерянно стоять посреди «коробки», тогда как сам виновник ее замешательства уже мчится к сестре, чтобы поймать ее за руки и притянуть к себе, невзирая на все протесты.
- Да ладно тебе, поехали! Давай, держи мои руки и просто передвигай ноги. Да, уже лучше! А теперь просто держись!
Тесс оглядывается назад, чтобы проверить, что сзади никого нет, и едет спиной, уверенно увлекая Октавию за собой. До другого конца им всего ничего, и столкновение с доской выходит немного болезненным, впрочем, это совсем не то же самое, что падать с метлы, и парень даже не хмурится на неприятные ощущения. Все ради улыбки сестры.
- Вот видишь, мы справились! Ты молодец.
До дома они добираются уже поздно вечером: немного усталые, но, кажется, вполне довольные проведенным днем. Рэдфорд-младший привычно идет первым делом в душ, и только после спускается за Октавией, вопреки обычной привычке в штанах, но с полотенцем в руках, которым сейчас вытирает сырые волосы.
- Твоя очередь идти в душ, - кивает он сестре, легонько трогая ее за локоть, - еще не время умирать. Прогулка по Лондону, это точно не то, что тебя убьет. Кстати, зачем ты притащила все это барахло домой, так еще и вывалила на пол? Только не говори, что ты читаешь все, что попадается тебе в руки.
Тесс смотрит на разбросанные по полу фолианты и, подхватив один из них – самый верхний – бесцеремонно плюхается на диван в ногах у Октавии.
Тави любит их дом, несмотря ни на что. Опустевший порядком и одинокий большую часть года, он по прежнему хранил в своих стенах отголоски сильных и добрых чувств, светлых воспоминаний и был защитой не только от непогоды, но и от большинства невзгод. И диван, на котором она лежит, стоит тут чуть ли не с молодости родителей, первая вещь, которую они купили, въехав в Аппер-Фледжли. Она заимела привычку откисать на нем еще в детстве, когда они с Кастором сражались за право быть царем мягких подушек и широких подлокотников; теснились втроем-вчетвером, когда приезжал домой дядя Ясон; проводили вечера всей семьей перед отъездами или в Рождественские каникулы. Сакральное место силы и уюта, облаченное в мебельный гобелен и вату.
Октавия прижала подушку к себе покрепче и поморщилась: пальцы у Тесси были прохладные от воды и влажного полотенца.
-Нет, я старое больное животное, оставь меня,- пробормотала женщина и приготовилась лежать как можно сильнее, чтобы братец не смог ее даже сдвинуть с места.
Ноги пришлось подтянуть к себе и это было неудобно. Рэдфорд весьма очень болезненно относилась к ущемлению ее пространственных границ и как матерый дворовый кот шипела на всех, кто лез в ее зону рекреации. Тесс придавил ей ногу своей поясницей и волшебница цокнула языком, надеясь, что мелкий соизволит понять, что ему в спину что-то упирается и с этого нужно встать. Но в своем упрямстве парень был так же талантлив, как и в полетах, так что просто сделал вид, что не заметил никакого неудобства. Тави попыхтела-попыхтела, да и потащила ногу из западни, потихоньку попинывая наглеца в бок.
-Это не барахло. Это книги по истории и темно магическим практикам,- неохотно призналась Рэдфорд, убирая руку с лица и переводя взгляд на потертые фолианты на ковре,- То, что не найдешь в библиотеках. Эш обещала помочь мне проштудировать материалы по ритуалистике, если я найду что-то, чего она еще не читала. Это она точно не читала.
И Октавия тоже. Ее не радовала перспектива держать эту гадость в доме, но дети скоро уедут, а она сдаст все в аврорат, как изучит. Благо, что там у нее много коллег-знакомых, и вопросов возникнет минимум. Почти все знали, что произошло в 75 году и никто уже не удивлялся ее повышенному интересу к темным искусствам и проклятиям. Но проверку и допрос однажды все равно устроили, и Тави прошла их влет. Не потому что была такая хорошая и правильная, а потому что не скрывала практически ничего, шокируя некоторых откровенной прямотой в вопросах, вызывающих у других смущение или затруднения. Ее семья стояла одной ногой в могиле, что ей могло показаться важнее, чем это?
Прежнее благостное расслабление пропало, чем немало разозлило женщину. Октавия насупилась и стала попинывать пацана в бок, выживая его к самому подлокотнику, чтобы протянуть ноги. Наверное, отчасти это было щекотно, потому что Тессей сделал свое фирменное лицо и поморщился, а потом и вовсе завязалась возня. Тави была выше ростом и тяжелее, так что просто так скинуть ее было нельзя, зато у брата была дурная силища в руках и скорость реакции игрока в квиддич. В конце концов, Тесс схватил ее за ступню и потащил на себя и женщина вскрикнула болезненно, потому что неприятная тянущая судорога прошлась аж от колена, напоминая о дневном катании и множестве неудачных падений.
-Тесси, чтоб тебя!,- пожаловалась Рэдфорд и села на месте, отбирая травмированную конечность и потирая место, где он сдавил ее,- Больно! Твоими пальцами только гвозди вытаскивать!,- она испуганно ойкнула, пока ощупывала колено через штанину: там налился такой огромный синяк, что его и пятерней было не накрыть. Хорошо бы снять джинсы и приложить лед, но это ведь нужно подниматься к себе, а если подниматься - лезть в душ, а ей было лень,- Заняться нечем? Иди ужин готовь, ловец, блин! Ты с такими повадками девушку себе не скоро найдешь: то бегаешь, как страус, то синяки клепаешь, балда.
Женщина толкнула с досады брата в колено и отвернулась к спинке, сгребая под щеку подушку и подтягивая ноги к груди, скрестив лодыжки. Колени тут же заныли, стянутые гематомами и тугой джинсой, но терпеть было можно. Она не хотела ссориться по пустякам. Завтра они забирают Диану, собирают вещи, и потом сразу же уезжают: ребята - в школу, Тави - в Рейвенскар, где будет работать над проклятием в свободное от работы время. Бог знает, что ее так триггерило: перспектива опять остаться одной или усталость. Все суставы болели, особенно колени и спина. Октавия бы душу продала за хорошего остеопата и пару точный колдомелицинских, но за такой мелочью в Мунго идти было откровенно лень.
Повернувшись немного и приоткрыв один глаз, Рэдфорд глянула на ежиное лицо Тесси и фыркнула недовольно, поднимая руку и предлагая объятия. Она так делала всегда и жест этот означал “ладно, иди мириться".
Проклятие всегда все меняло. Как правило, не проходило и пары суток, чтобы, оставаясь наедине, Тави и Тесси не обсуждали его и, совершенно точно, не было ни дня, чтобы каждый из них не думал о том, что еще можно сделать, и как, наконец, докопаться до истины. Потому, едва сестра объясняет про книги, Рэдфорд начинает относиться к ним бережнее и смотрит на увесистые фолианты не как на новую блажь Октавии, но как на некое сокровище, от которого, быть может, зависят их жизни и ближайшее будущее. Немного подумав и покрутив в руках тот том, который выбрал, Тесс открывает его и уже с большим вниманием пробегает глазами по содержанию. И нет ничего удивительного, что в этот момент его совершенно не трогают ни придавленные ноги сестры – надо ей, сама переложит как надо – ни продукты, купленные на ужин, да так и оставленные на кухне. Если книги и правда ценны и уникальны, у него не так много времени, чтобы помочь сестре разобраться, хотя бы, с одной из них.
Уже завтра они с Дианой должны будут вернуться в Хогвартс, и Тави останется со всем этим одна. Если, конечно, не считать Эш. На счет школы, впрочем, можно было бы поспорить, но этот спор затевался всякий раз по окончании каникул, и каждый раз все сводилось к одному и тому же: ты мне здесь не поможешь, ты должен учиться. Если год назад, перед шестым курсом, Рэдфорд еще надеялся на пункт «необязательное образование», то к началу нового семестра уже примирился с мыслью, что ехать в школу все равно придется. К тому же, кто-то же должен был присматривать за Дианой?
Тесс перелистнул страницу, коротко фыркнул и одарил сестру пронзительным недовольным взглядом, означавшим «нет, дальше я не подвинусь, перестань». В другое время он, может быть, и расценил бы возню как развлечение или игру, но теперь, когда благостный порыв закончился, относился к потугам Октавии выдворить его с дивана как дополнительному неудобству, без которого можно было бы и обойтись. В конце концов, небольшая проблема подобрать свои ноги, а если нет, всегда есть другой вариант – закинуть их прямиком на мешающий тебе объект и сделать свои проблемы чужими. По крайней мере, сам Рэдфорд так бы и поступил, а раз сестра не догадывается, значит, нужно помочь ей устроиться так, чтобы вышло и вашим, и нашим.
Парень вынужденно откладывает книгу обратно на пол, недовольно кривит лицо и, улучив удачный момент, ловко ловит ногу Октавии, стремясь уложить ее на себя и закончить уже нелепую потасовку, однако, в этот раз сила рук играет против него, и вместо помощи получается вред. Тави болезненно жмурится, трет уязвленное место и с досадой утыкается в мягкую спинку дивана. Если это победа, она явно того не стоила. Рэфорд-младший хмурится и злится на самого себя.
- Извини, - тихо бормочет он, - я не хотел. Но наверно мне и правда лучше заняться ужином. Овощной салат и картошка с курицей, да?
Тесс поднимается, подхватывая заодно и брошенное без дела полотенце – у них нет слуг, чтобы за ними прибирали – и намеревается уже уйти в кухню, когда замечает короткий жест сестры и останавливается возле дивана, ища глазами куда бы сунуть сырую тряпку, чтобы она никому не мешала и ничего не портила влагой.
- Я, если что, не сержусь, - пространно замечает парень, - ты наверно права, и мне стоило бы оставить тебя в покое. Ты устала и хочешь отдохнуть. Я – нет. Так что ужин определенно мой. Я сделаю. Все, что скажешь. Ну или почти все. Потом. Кстати, ты могла бы сразу сказать, за чем мы идем – обошлись бы без долгой прогулки и роликов. Теперь мы с сестрой отправимся в Хогвартс, а ты снова будешь сидеть за книгами и искать тот самый ритуал среди десятков похожих. Я бы сказал: я надеюсь, что что-то на этих страницах найдется, но я уже давно ни на что подобное не надеюсь… Да иду, я иду.
Рэдфорд отправляет полотенце на пол, подальше от драгоценных книг, подходит ближе и ложится на диван за спиной у Октавии, аккуратно ловя протянутую руку и неторопливо опуская ее обратно вниз. Все еще прохладные после душа пальцы ласково проходятся от запястья вверх и останавливаются на плече, легко сжимая его сперва подушечками, а после и всей ладонью.
- Если хочешь, я схожу за палочкой и все исправлю, - расслабленно и нежно произносит Тессей, - что-что, а избавляться от синяков я хорошо умею.
Он мягко улыбается, наклоняется и легонько, почти невесомо, целует сестру в основание шеи.
Отредактировано Tessey Radford (Вт, 17 Сен 2024 23:50:01)
Октавия была рад, что в колючем и ершистом Тесси все же присутствует не только логика, и но и банальное сострадание, желание обходиться с ней бережно, но она совсем не за его извинениями все это сказала и сделала. Женщина нетерпеливо машет кистью, чтобы парнишка заканчивал покаяние и просто вернулся, чтобы сгрести его рукой, не поворачиваясь. Конечно, это было только неловкое мимолетное движение и Тесси сразу же устроился у нее за спиной, но от этого все равно было легче. Она не хотела ссориться, и не хотела, чтобы в завтрашний день они таили нелепые склоки и не стоящие выеденного яйца обиды.
-Я хотела провести с тобой время, погулять, покататься на роликах, будь они неладны, - бормочет Октавия, изучая рисунок переплетения нитей перед своим носом,-Пока ты еще не уехал. Книги просто чтобы ты не отказался.
Тави выдыхает с облегчением и гладит руку на плече, сжимает пальцы поверх, улыбаясь. Так редко бывало, когда между ними не стояло ужаса неотвратимости, раздражительных ссор и желания побыть в одиночестве. Последнее топило дом до самой крыши и разводило всех по разным комнатам, потому что только наедине с собой можно было опустить плечи и руки. Признаться себе в том, что ты бессилен проще, чем сказать такое в лицо тем, кто от тебя зависит.
Октавия отнимает от себя мальчишескую ладонь , поднимает локоть и обнимает его рукой себя, прижав переплетенные ладони к груди. Становится теплее, ее дкий еще инстинкт влезть в тесную теплую нору и там уснуть сполна удовлетворяется, когда со спины ее подпирает брат, а в щеку упирается мягкая диванная спинка. Она думала полежать так пару минут, послушать собственное сердцебиение, гладит большим пальцем костяшки его пальцев в утешающей ласке, но начинает медленно проваливаться в дрему, такую благостную, что невольно растворяет во времени и заставляет забыть, кто они, когда и где.
Как будто и не было четырех ужасных лет.
-Ничего не нужно. Просто полежи со мной немного,- шепчет она сонно и вдобавок подпихивает его согнуть колено, чтобы устроить его удобнее между своих. Она всегда спит, сгребя подушку и одеяло так, чтобы вжиматься в мягкий ком и обнимать его. Тави сбивается с дыхания, вздрагивает, ощущая ласковый поцелуй на шее и невольно прижимается ближе, выпросив еще один за ухом, прежде чем затихнет и ее дыхание не замедлится, став ровным и медленным.
…Ей как-будто бы не снилось ничего, но в то же время она понимала, что эти ощущения безопасности, покоя и времени, которое уже прошло - только фантазия. Они по прежнему лежали на диване, но откуда-то Рэдфорд знала, что отец вернулся со службы уставшим и дрыхнет в спальне без задних ног, а мама уехала в Рэйвенскар, чтобы закрыть теплицы перед дождем. Что Диана с ней и Кастором ловит устриц на берегу моря, но к брату должен зайти друг на ужин, который Октавия так и не начала готовить. Что Тесси нужно доделать практическое по истории магии, но он балду валяет с ней на диване, вместо того чтобы за ночь наверстать то, что ему поручили по отработке. И отработка…За что его наказали? Опять подрался с каким-то сокурсником, вспыльчивый характер и отсутствие тормозов.
“Мне надо готовить”,- убеждает она то ли его, то ли себя, но даже малый ее порыв подняться на ноги пресекается тяжелой горячей рукой на талии, гладящей ей бок и задевющей пальцами тонкую полоску кожи под задравшейся наверх футболкой. Тесс, кажется, ворчит, что дело пяти минут и можно еще поваляться. Он вообще мастер очень убедительно говорить, когда не хочет работать. Ноющее плечо под его пальцами отзывается сначала болью, а потом наполняет все тело благостной тяжестью и Октавия вырубается еще на несколько минут, чувствуя только, как ее крепче вжимает в диван и как братец гладит ее, увещевая отдохнуть ее немного. Горячая усталость, поселившаяся было в суставах и конечностях, бродит в ней и обжигает, заставляя тело покрыться испариной. Женщина трется виском о подушку, смазывая неприятное ощущение влаги на волосах, но Тессей добавляет сверху, наваливаясь и накрывая ее дополнительной волной жара. Не вздохнуть толком, не выпутаться и еще дергающая нервы истома, заставляющая сжимать колени так сильно, чтобы наконец-то найти ей выход. Где-то не перфрии трещит последнее полено в камине, надо бы встать и подкинуть еще, и пойти уже наконец на кухню. Но Тави сжимает руку брата, а тот, естественно, делает вид, что ничего не замечает, только обхватывает ее сильнее и гладит пальцами от ключицы вниз, кончиками пальцев выдирая из нее всю ответственность и заставляя дышать тяжелее и глубже…
Очнулась она от звука собственного голоса, какой-то неясный нечленораздельный стон, засевший глубоко в груди и застрявший в горле. Сердце колотилось как сумасшедшее и вправду было очень жарко. Но хуже всего было пропавшее ощущение, что все хорошо! Что все живы, и вот-вот всыпят ей на орехи за то, что она ничего не сделала. Мерлин, как бы она этого хотела! Что угодно, только бы этот кошмар закончился и все вернулись к ней! Пребывая в остатках этой болезненной дремы, Октавия почему то была уверена, что Ди лет семнадцать, а Касу и Тесси - по двадцать семь, и старшая почему-то именно она. Все, что связывало ее с той фантазией и реальностью, были руки Тесса и его дыхание на шее, там, где касались губы, прикосновение пальцев в жесте заправленных за ухо волос. Она замерла, не зная, что происходит и как он вообще лежит, зажатый ею в не самый удобный крендель, и надеялась, что он ничего не заметил. Рука на груди жгла огнем, и женщина не понимала, приснилось ли ей то прикосновение пальцев или было на самом деле.
Он прижался к ней и Тави вздрогнула сильнее, чувствуя, что не одной ей снились странные сны. Это было неправильно, но вероломная уверенность, что никто не обвинит их в этом - никто ведь не видел - немного смягчала ее страх.
Он уже знал, что она не спит. И как тот самый кошмар, который они оба наблюдали сотни раз в Омуте, ждал ее за спиной. Октавия боялась пошевелиться, ей хотелось просто остаться в этом мгновении навсегда и ничего не менять. Пусть они будут словно спящие, быть может, тогда Тень их не сможет найти никогда? Как будто пространство дивана может защитить от чего угодно.
Ее передернуло от горячего сопения на шее. Тави попыталась от него уйти, подалась вперед, буквально лишая себя воздуха и зажала руку Тесси между диваном и своей грудью. Стало только хуже. Если брат что-то и говорил, то за шумом собственного пульса в ушах она не услышала. С одной стороны ее стегало стыдом за то, что она словила, лежа с младшим братом, с другой - хотела вернуться в ту иллюзию, где все это могло быть возможным. Хотя странно, роли у них не поменялись даже во сне. Просто откуда-то она знала, что так может быть. В горле пересохло. Она хотела сказать: “Тесс, нам нельзя!..”,- но мышцы отказались слушаться, вместо связных слов вышло какое-то жалобное мяуканье.
Отредактировано Октавия Рэдфорд (Вс, 15 Сен 2024 14:35:12)
- Я бы и так не отказался, - пространно произносит Тессей, оставляя на шее сестры горяче-влажный след от дыхания, - Когда это я отказывался?
Пустой вопрос, ответ на который обоим известен и потому никому не нужен. Отказывался и много раз. Отказывался, имея веские причины никуда не ходить. Отказывался, когда поводы приходилось придумывать. Отказывался, чтобы остаться в одиночестве и позволить себе побыть побежденным и сломленным. Отказывался, потому что знал, что во время самой обычной прогулки разговор непременно зайдет о проклятии, а, значит, оба они только вымучают друг друга бесконечными предположениями, не ведущими ни к чему. Отказывался, не желая выглядеть слабым и демонстрировать постыдные чувства, которых, впрочем, оставалось все меньше. Может быть, поэтому сегодня вышло отвлечься от мрачных мыслей и просто побыть вдвоем? А, может быть, все дело и правда в книгах. Если так, Октавия поступила мудро, сделав последний перед отъездом день хотя бы немного, но лучше. А теперь и вовсе можно было валяться с ней на диване, слушать ее дыхание, ощущать тепло ее тела и не углубляться в мотивы и первопричины всего.
Где-то там, на задворках сознания, еще шевелится мысль, что вернуться к книгам было бы куда как правильнее, чем просто лежать и ничего не делать, но Рэдфорд уверенно ее отгоняет, ссылаясь на грядущую ночь и несколько совершенно свободных часов. В конце концов, перед Хогвартсом спать ложиться вовсе не обязательно – в экспрессе успеет выспаться, а если и нет, не велика потеря. Ну подумаешь, будет чуть заторможенным. В каком-то смысле, это даже пойдет на пользу. Тесс тихо фыркает, улыбается и, отвечая на бессловесную просьбу сестры, ласково и мягко целует ее за ухом.
- Ладно, хорошо, - тихо, точно боится спугнуть нахлынувшую на Тави негу, отзывается он, - полежу, пока ты снова не станешь меня выпихивать.
Впрочем, волшебнице, кажется, не до того, чтобы возиться и вообще как-либо двигаться лишний раз. Она дышит размеренно и спокойно, и лишь иногда сжимает обнимающую ее руку, и в этот момент, в этой своей излюбленной странной позе, старшая сестра напоминает Рэдфорду маленького беззащитного ребенка, который нуждается в заботе, любви, утешении и нежности. Сильная, стойкая, подчас равнодушная Октавия сейчас совсем не такая, и даже расслабленное выражение ее лица крайне далеко от привычной строгости, щедро сдобренной хронической усталостью. Если подумать, оба они изрядно измучились, но Тави все равно досталось больше, чем остальным. Ей пришлось заботиться о себе, о маме и о двух зловредных креветках, вцепившихся ей в хребет не слабее пираний. Поначалу от него, например, и правда не было пользы, да и теперь действительной помощи, признаться, не так и много. Было бы больше, если бы сестра не старалась так сильно его беречь, но с этим уже ничего не сделаешь, и все, что остается это возвращать заботу и тепло по кусочкам, пользуясь каждой выпадающей возможностью.
Отчего-то Тессей вспоминает слова Филиппа: «Другого шанса может не быть», и смотрит на спящую сестру с такой нежностью и обреченностью, на которую только способен. Тави и Диана – самое дорогое, что у него есть, а их жизни и судьбы многократно дороже собственной. Страх лишиться кого-то из них – самый глубинный и искренний страх. Единственный, с которым Рэдфорд не может справиться, сколько бы не пытался и сколько бы не объяснял себе, что, быть может, пережить и это все же придется. Проклятие никого не щадит, и никто из них не знает, когда оно доберется до очередной жертвы. Через месяц? Через год? Или, может быть, уже завтра?
Рассуждать об этом каждый раз больно и отчаянно страшно. Тесси чувствует, как сердце в груди сжимается, глубоко выдыхает и прижимает Октавию ближе, стремясь надышаться ею, покуда это еще возможно. Сестра бормочет сквозь сон про ужин, и мальчишка искренне улыбается – какие мелочи волнуют ее, когда она не думает про проклятье и тяготы жизни. Когда-то все они беспокоились о том, что не поедят вовремя или не успеют накрыть на стол к возвращению папы со службы. Теперь это уже не важно. Только как дань традициям или памяти, о которой они вдвоем постоянно забывают, стоит найтись делам поважнее. Того порядка, что был при родителях, больше нет. Многого больше нет, но они пока еще живы и, пока это так, каждый не одинок, и каждый может прийти за помощью и за спасительными глотками воздуха. «Может быть, это последнее, что мы вообще друг для друга сделаем».
Рэдфорд, едва касаясь губами горячей кожи, повторяет свой поцелуй в основание шеи и ласково гладит сперва оказавшуюся под пальцами ключицу, а после и мягкую грудь, до которой смог дотянуться, не вынуждая сестру просыпаться и расплетать их пальцы. Это еще не требование, не порыв, но уже вполне четкое и оформившееся желание, за которым, что будет дальше, становится очевидно. Конечно, Тави может решить иначе и как следует вмазать ему за дерзость, но, пока ее тело податливо и расслабленно, почему бы не сделать дрему приятнее, горячее и слаще? В конце концов, потом – это всегда потом, а сейчас – сейчас.
Тесс облизывает губы и утыкается носом в короткие темные волосы, пахнущие каким-то отваром и назойливой архивной пылью. Опускает голову ниже, впитывая аромат разгоряченной кожи, аккуратно, но настойчиво отодвигает ворот футболки чуть в сторону и, вдруг осознав, что сестра вынырнула из сладостной неги, оставляет чуть повыше плеча еще один влажный короткий поцелуй. Рука, зажатая между диваном и телом, отчетливо ощущает очертания груди, так удачно легшие в ладонь, нога – хорошо знакомый, исходящий от чужих бедер жар. Мальчишка улыбается откровенно и тихо смеется Октавии в шею.
То, что теперь происходит, так странно и, вместе с тем, так естественно, что Тесси не видит смысла бороться с нахлынувшей похотью и дурманящим наваждением. Если жить им два понедельника, какая разница, что там нельзя, а что можно? – Живи, наслаждайся, наполняй отведенные миги приятными воспоминаниями, а не нелепыми заморочками и устаревшей моралью. Мораль – это для тех, кто собирается жить. Перед смертью важным становится уже что-то совсем иное.
Рэдфорд запускает свободную руку в волосы Тави, нежно, но настойчиво запрокидывает ее голову на то место, где только что была его собственная и оставляет на бьющихся венах дорожку из поцелуев. Еще одно небольшое усилие уходит на то, чтобы уверенно перевернуть сестру и оказаться сверху. Пальцы мягко скользят по лицу, очерчивая линию скул и слегка сжимают подбородок, не позволяя волшебнице ускользнуть. Губы касаются губ, и тихий шепот звучит как будто для них, а не для ушей вовсе.
- Ничего мне не говори…
Тесс разрывает то крошечное расстояние, что между ними еще осталось, и дарит Октавии глубокий, чувственный поцелуй, в душе надеясь на то, что она ответит согласием, а не попыткой вырваться.
Октавия не понимает, что добило ее окончательно: губы Тесси, прикасающиеся так дерзко и горячо, или то, с какой уверенностью он по-хозяйски оттянул край футболки. Ей тесно, жарко и хорошо, и это самое худшее, потому что можно сопротивляться кому-то, кто тебе неприятен, но не себе, желающей до дрожи в коленях. Пока он сжимает ее, трет, целует, Тави пытается вспомнить что-то важное, зацепиться хоть за что-то рационально-холодное в разуме и напомнить себе, что Тесси не только брат, но и младше ее на пятнадцать лет.
…И большего в запасе у них увы, нет…
Она скулит жалобно, она готова разрыдаться от собственного бессилия (могла бы сбросить его с себя, если бы захотела, но беда в том, что вместо этого в мыслях она умоляет его не останавливаться и дать ей насладиться этим безумием еще минутку) и коварного чувства истомы, расцветающего после каждого поцелуя, оставленного братом. Мысль о том, что в пабе была вовсе не ошибка и не попытка поставить зазнайку на месте, проносится в голове на удивление спокойно. Если он не готовил это давно, то все, что она сегодня видела - это из-за нее?
Тави смотрит в лицо мальчишки, нависшего над ней. Как он вдруг оказался сверху? Почему смотрит на нее так, словно она может исчезнуть в любой момент и ему непременно нужно запомнить каждую черту и линию? Она подается под его пальцы, чувствует их на своих губах и не может оторвать взгляда от его, красных и как она теперь знает - мягких, уверенных. Тесс всегда был красивым мальчиком - это у него от матери, не отнять - и когда-нибудь должен был вырасти в потрясающе красивого мужчину, но кто же мог подумать, что это “когда-нибудь” уже наступило? Она чувствует его желание, и что хуже - свое собственное. Малейшее движение бедер о все еще прижатое к ней колено вызывает судорогу и тяжесть внизу живота, и джинсы лишь усугубляют это прикосновение. Октавия не школьница, которая сдурела от того, что на нее посмотрел красивый парень, полгода назад с ней было что-то похожее, только вот теперь она, помимо горячих тисков вожделения, мягких, но сильных, чувствует то, что почти никто не способен ей дать: безопасность. Когда Тессей ее целует, волшебница не чувствует подвоха и не ждет ничего, все исчезает за настойчивыми ласками чужих губ и языка.
Даже если бы она хотела что-то ему сказать, в горле у нее пересохло настолько, что любое слово превращается в надтреснутый скрип.
Она открывает рот ему навстречу и отвечает, сначала ужасно робко, а чуть погодя дает себе волю и целует парня в ответ откровенно и голодно. Тави дышит часто и тяжело, не давая себе и ему ни передышки, ни спуску, словно если они остановятся, то она передумает. Она дрожит и выгибается навстречу ищущим рукам, которые гладят ее бока и сжимаются на груди так чувственно. Женщина даже не выдерживает и вскрикивает в рот брату, когда он через футболку задевает ее соски и жмурится от удовольствия. Знает ли вообще Тесси, какое влияние имеет на нее, сделал ли он это в случайном порыве страсти или кружит пальцем вокруг чувствительных точек намеренно, проверяя границы дозволенного? Как бы там ни было, а она сдает ему секрет за секретом, пока собственное тело ее предает. И это вдвойне острое удовольствие: спать с тем, с кем спать вообще не положено, и ощущать, как он откровенно и жадно ее изучает даже через одежду, пьет каждый поцелуй и травит щемящей нежностью. Это было уже слишком.
Октавия находит пальцами острую линию челюсти и сжимает сильно, отрывая мальчишку от себя. Их обоих словно холодной водой окатывает и Тави смотрит в шальные глаза Тесса, выдерживая и вызов, и обиду, и невысказанный вопрос. Она может одним только словом его от себя оттолкнуть и все превратить в пепел. Как всегда, во благо, оберегая и все такое прочее. Он жжет ей кончики пальцев одним этим коршуновым тяжелым взглядом, который унаследовал от отца, втыкает болезненно сомнения, обращая их против нее же.
Кого ты обманываешь, себя, меня, собственное тело?
Да она может это все прекратить. Дать просочиться разумному и рациональному в выражение безучастного лица, встать, как ни в чем не бывало, оправить одежду и уйти. И больше никогда не терять бдительности. И что важнее: Тесс это понимает. Он, мать его, к этому готов.
Октавия опускает свободную руку вниз, раскрытой ладонью поддевает край собственной футболки и медленно задирает ее наверх, позволяя парню увидеть плоды собственных стараний: налитую кровью грудь, с розоватыми, едва различимыми следами его пальцев и пунцовые соски, твердые как желуди.
-Ты не мог бы…,- она не узнает собственный голос, он низкий и хриплый, а еще дрожит от желания и съедает такие простые слова. Даже те, что она уже сказала, кажутся невероятной пошлостью, но как же хорошо видеть перемены на лице брата.
Тави отпускает его лицо, в смазанной ласке гладит мальчишку по щеке и собирает влажные волосы на затылке, направляя его к своей груди и гладя мягко, подбадривая.
Пожалуйста, сделай это для меня.
Первое же тесное прикосновение губ и языка вырывают из нее гортанный стон и дрожь, Тави подается вверх, под алчущий рот и срывается с дыхания, поскуливая и хныча, когда выдержать ласку кажется невозможно. Ей так горячо и тесно, кровь кипит и бродит в жилах, заставляя выступить румянец не только на щеках, но и на плечах, груди, костяшках пальцев. Ей мерещится, что она слишком бурно и громко реагирует на эту прелюдию, что все соседи их услышат. Так что натягивает футболку еще выше и зажимает ее зубами, не только затыкая себе рот, но и освобождая еще немного пространства для игрищ Тесси. Она смотрит вниз и от его движений языком ее передергивает, женщина невольно двигается за ним в такт, потираясь затянутыми в грубую джинсу бедрами о него, чтобы сделать хоть чуточку легче. Ее собственная влага на разгоряченном до предела теле кажется холодной и пропитывает одежду, делая каждое движение до того чувствительным, что Рэдфорд кажется, что еще немного, и она зайдется под парнем криком и дрожью, не выдержит и кончит от одних только губ на груди.
Прежде, Октавия и не думала, что может ощущать саму себя такой мягкой и податливой, но руки Тесси убеждают ее в обратном. Она судорожно облизывает пересохшие губы и прижимает лицо брата к себе сильнее, когда он мимолетно задевает натертый и чувствительный сосок зубами, умоляя о большем.
Отредактировано Октавия Рэдфорд (Ср, 18 Сен 2024 13:08:12)
