Просто потрясающе поразительно, сколь быстро довольно понятная и топорная ситуация - начистить пару рыл - может превратиться в сущий балаган. Хорошо еще, что Зорич не мог даже говорить толком, только его самодеятельности еще не хватало, чтобы все окончательно полетело в тартарары. На фоне всего происходящего, Альварес в кои-то веки казался самым адекватным персонажем здесь.
Амрит даже не сразу понял, что ляпнул вертлявый черкес, в лицо бросилась острая жгучая краска гнева, но вот Кафид…Турок не стал бросаться на амбразуру защиты чести Хандан, в такие моменты стоило освободить путь и просто любоваться, как гордость русской размером с Юпитер аннигилирует в ноль все что встречает на своем пути. Булат выдал очень отчетливое “уууууу” и перекрестил оппонента, хотя был мусульманином.
-Помянем…
-Ну хоть не черкесской,- тоном, словно испытывает величайшее облегчение пропела Кафид и приложила руку к немаленькой своей груди. Намек был двусмыслен и понятен, особенно после того, как ратница посмотрела прямо на Дарью Ларионову. Это был очень низкий ход, но янычар правильно сказал: в любви и на войне честно не сражаются. Для этого есть дуэли,- Плохи ваши дела, раз вам приходится иметь дела с Булат-беем, еще с Россией….О, и с Турцией. Бедный князь БижЕв. Бедное Черкесское царство. Бедная Зихия,- последнее Кафиж произнесла острым шипящим шепотом, швыряя точно вторую перчатку в лицо перекошенного от злобы черкеса. Кавказская война лишила все княжества черкесов родины, русские после ряда террористическо-партизанских войн в горах не стали церемониться и попросту выгнали черкесов с их исторических земель в Турцию, где османы отнеслись к некогда соседям со высокомерным притворным снисхождением, превращая беженцев в рабов.
-Сука,- рявкнул Бижев и бросился на Татьяну, ослепленный провокацией.
Нет сомнений, что и Альварес, и Булат не дали бы недомерку достигнуть цели, в то время как злющая и холодная как змея Кафидова даже не пошевелилась, когда на нее бросились с ножом. Время застыло, словно янтарь, и все собравшиеся были в нем как насекомые, угодившие в смолу доисторического дерева. Треск даже не сразу дошел до сознания ребят. Только когда подуло лютым морозом и под ногами сначала пролегла полоса изморози, все заподозрили неладное. Но практически сразу между сторонами конфликта вырос колючий ледяной вал и взорвался тысячью ледяных осколков, отбрасывая студентов назад. Амрит схватил Хандан и закрыл девчонку своей спиной, схлопотав несколько колких льдин в мягкие ткани; Бижев рухнул на спину и проехался добрый метр, как и остальные защитнички Ларионовой. Сама Дарья скоро шмыгнула в толпу и скрылась между однокурсниц, шорох юбок потонул в грохоте взрыва. Помещение мгновенно выстудилось, словно зима съела последний осенний месяц и нагрянула прямо за порог Академии. Но испуганные крики так и не превратились в обезумевшую толпу: грохот подкованных сапог и хруст льда под подошвами перекрыл общую панику.
Ассэ Фрейр спустилась с небольшой лестницы, вытряхивая из слипшегося под дождевой водой мехового воротника (это что, белый медведь?!) морось и сбрасывая ставшую бесполезной шубу на пол, как негодную тряпку, а лед скалывая со светлых кос. Холодный взгляд голубых глаз мог легко спорить с невозмутимостью зимних фьордов Рюгесфьяльке, на спокойном лице с жесткими, рублеными чертами застыло странное выражение, нечто среднее между хищным азартом и раздражением. Она была на голову ниже почти всех спорщиков. Кроме Бижева: черкес был ровень вровень с неожиданной гостьей.
-Дети самоубиваются на свежем воздухе. А я заблуждалась, когда говорила Разумовскому, что здесь нечего делать, оказывается, в Академии начали давать цирковые представления,- с иронией и сильным акцентом пропела Фрейр, вставая между двумя группами недовольных,- Стало быть, хольмганг? Одобряю, все споры должны решаться на суде, если люди не могут договориться между собой - их рассудят боги. Значит, вы,- женщина повернулась к троице ларионовских рыцарей,- Отстаивайте честь дамы,- сканди посмотрела за плечи юношей, но Дарьи давно и след простыл,- А вы,- теперь внимание норвежки, частично закованной в доспехи, а частично - в промокшую под дождем и примерзшую к груди рубаху,- За кого? Мальчик из Карфагена, очевидно, тоже защищает честь девы…
-Я сама за себя….!,- вспылила Кафид, наконец очнувшись от странного магнетического шарма незнакомки
-Молчать,- спокойно припечатала валькирия, устало потирая шею,- Как говорится на вашей малой родине: “Один в поле не воин”. Если ваш друг сражается за вас, то кого вы выберете противником?И за что бьетесь?
-За…,- Таня не привыкла, что ей одновременно велят молчать и тут же спрашивают, чего она хочет на самом деле. Это сбивало с толку. К тому же, увесистый топор, пристегнутый к перевязи странной женщины был покрыт зазубринами и засечками, явно используется часто и по назначению. И рубят им вовсе не дрова,- Я стою за доброе имя друга.
-Превосходно. Остается этот самый друг,- блондинка подошла к Амриту вплотную и рассмотрела его с ног до головы, вскидывая белесую бровь, едва заметно расчерченную застарелым шрамом,-Как бы вы ни старались предотвратить бой, вызов вам бросили первым, не важно, достигла перчатка цели или нет. Хотя, я впечатлена тем, как ваш товарищ перехватил инициативу и вызвал вызывающих сам.
-Он мне не товарищ,- скривился турок и посмотрел на Нито,- Он союзник. Временный. И я бьюсь сам за себя. Нет нужды вовлекать остальных.
-Но вызов уже брошен и вы не можете его отменить, кроме как признать правоту их слов и покрыть себя позором,- осман сжал губы и напустил на себя самое злобное оскорбленное выражение,- Так что полагаю, вам все же придется довериться своим союзникам.
Фрейр уперла руки в бока и посмотрела на трясущегося точно борзая БижЕва. Было видно, что он думает весьма нелицеприятно о том, что какая-то неизвестная баба пришла и командует, словно строит войска перед боем, а именно так это и выглядело: голос у сканди был ровный, сильный и очень властный, не без тени холодка в интонациях. Со стороны противоположной лестницы послышался грохот шагов и в общий зал вошел Филипп Григорьевич Разумовский и Владимир Николаевич Корсаков, зав. отделениями исследователей и ратников. Филипп увидел Ассэ и брови мужчины полезли вверх так откровенно, что обычно иронично-насмешливое лицо некроманта
превратилось в маску ошарашенного мальчишки. Корсаков же нашелся сразу же.
-Сударыня, не могли бы вы просвятить нас, что здесь происходит? Боюсь, не имею чести…
-Филипп, стоит на минуту оставить тебя и в твоем пансионе уже начинаются гладиаторские бои. Я говорила, воспитание детей - это не твое,- осклабилась блондинка и сложила руки на груди отвлекаясь от провинившихся студентов.
-Эвона как у вас растянулось понятие о времени, Ассэ Аскольдовна: одна ваша минута на пять лет тянет! Мы уж полагали, что вас и ваш хирд стигонитов Ёрмунганд сожрал,- Разумовский уже неспешно подошел,- Но и правда, что тут происходит? Драки в Академии строжайше запрещены, под страхом отчисления,- уже громче напомнил Фил Григорич, для студентов. Те, кто наблюдал все с задних рядов, постарались испариться, пока на них не обратили внимание,- И как всегда, в центре событий: Булат, Кафидова... Альварес? Корсаков, ваши подопечные, вам и ответ принимать.
-Я уж вижу, Фил Григорич,- насупился Владимир Николаевич и перевел взгляд с одного на другую и после - на третьего.
“Это Арахна!,-прокатился испуганный шепот по рядам вокруг Зорича и дальше,- Она шьет чудовищ!”
Фрейр как будто эту присказку и не заметила. Просто пожала плечами, игнорируя выпады старого товарища по Академии.
-Господа студенты изволят решить неразрешимое противоречие на дружеском хольмганге. Я это не одобряю,- и прежде чем Разумовский и Корсаков выдохнули с облегчением, припечатала,- Бои пред взглядом богов должны вестись насмерть, но не мне обсуждать правила альма матер. Так что Булат будет сражаться за правду с…вот этим,- она кивнула на белобрысого балканца,- госпожа Кафидова - за доброе имя друга с рыжим Хильдерсвинни,- показала женщина на самого крупного из всей троицы, на что Хан гордо вздернула подбородок,- А…
-Альварес,- подсказали ей поспешно, когда она перевела взгляд льдистых глаз на высокого жилистого мальчишку с глазами Локи.
-А мальчик из Карфагена вызвался отстоять честь госпожи Кафидовой с этим цвергом,- она ожгла черкеса таким неприятственным взглядом, что тот даже окрысился,- И раз оскорбленная сторона уже выбрала место и время, стало быть, выбор оружия за оскорбителями.
-Палаш,- тут же рявкнул балканец, прожигая Булата взглядом. Амрит только хмыкнул.
-Магия,- пробасил здоровяк: с ятаганом Кафид справиться мог разве что Корсаков да Булат, а вот земляк Ласло славился тем, что ловко обходится с противоположной стихией Хандан - водой. Девица даже бровью не повела.
-Кнуты,- прошипел змеей Бижев, чем удивил всех. Даже Фрейр позволила себе заломить бровь удивленно.
-Воля ваша,- пожала плечами сканди и обратилась к Фил Григорьевичу,- Дружеские поединки под присмотром преподавателей не запрещены ведь? Тренировочный зал укрепили?
-С тех пор, как ты разнесла его и вынесла стену прямиком в Каспий?,- Разумовский всплеснул руками,- Конечно восстановили!
-Жаль,- улыбнулась Ассэ,- Послезавтра, в полдень. Ради такого даже я задержусь! Лаборатория свободна?
- В твоем полном распоряжении, кюна,- Фил Григорич драматично поклонился и пропустил гремящую сапогами женщину мимо себя,-А всем остальным - живо на занятия, спектакль окончен! Детали предстоящего…турнира будут оглашены позже!
Фил Григорич ожег Кафидову ироничным взглядом, скривился Булату и прошел мимо них, к распластавшемуся на стуле Ласло.
-А с вами, голубчик, что такое?,- и приложив руку к мокрому насквозь лбу, кликнул Корсакова.
Черные вести и светлые обещания
Сообщений 21 страница 30 из 37
Поделиться21Пт, 28 Ноя 2025 16:13:42
Поделиться22Пн, 1 Дек 2025 14:35:10
Если что Нито и уяснил за годы своей жизни, а, вместе с ней, и не-жизни, так это что сколько не планируй, а план обязательно пойдет прогуляться по известному месту в угоду неожиданным обстоятельствам. Тем более, тот план, которого, вроде бы, как и не было, или из которого очень некстати выпало главное планирующее звено. Хандан так точно ничего не планировала – на ее стороне была импровизация и пара внушительных аргументов – Булат… Ох, с ним всегда было сложно. Под настроение он, пожалуй, мог посидеть и покорпеть над тактикой и стратегией, но, как успел заметить испанец, подобные вещи вгоняли его в тоску, а, раз так, то и изначальная задумка принадлежала отнюдь не ему, а Его Сиятельству Зоричу, что теперь не мог сдвинуться с места. «Какая досада…» Альварес даже обернулся к несчастному, от которого так отчетливо тянуло смертью и кровью, что рот сам собой наполнялся голодной слюной, и сочувственно ему кивнул. «Ничего, повоюете в следующий раз». Он бы, пожалуй, сказал это вслух, но, во-первых, слова его были на вес золота, а во-вторых, Ласло находился так далеко, что все равно ничего не смог бы услышать. В отличие от троих недоумков, решивших вдруг поиграть в мужчин.
Чего Никто не понимал, так это дуэлей, показательных драк и напрасной траты собственных сил. Вопрос с дамой можно было решить диалогом, а оскорбленную честь – отстоять где-нибудь в коридоре, где никто не увидит и не узнает, но нет же… Нужно же было устроить целое представление, в котором актеры решительно подкачали. Не выйдет из их поединков ничего стоящего, внушительного и впечатляющего. Никто не умрет. Никто не лишится глаза, руки или даже уха. Все закончится парой капель крови, минутами унижения и, наконец, перемирием. Временным, лживым и ничего не значащим. Все шестеро, так или иначе, останутся при своем мнении, зато, несомненно привлекут внимание преподавателей и доставят работы лекарям в лазарете. «Зачем я только в это ввязался…» Будь это очень просто, испанец непременно закатил бы глаза, но, увы, посему оставалось лишь качать головой, улыбаться и смотреть на «противников» так сочувственно и снисходительно, точно они были не более, чем щенками, пытающимися лаять на сторожевых псов. Впрочем, в определенной мере так все и было.
- Не усу…
Договорить Альварес не успел. Вскинутое было в защитном жесте оружие опустилось, а взгляд ошпаренной кошкой метнулся в сторону, откуда исходила опасность, - ползущие по полу ледяные валы, слишком четкие, стремительные и внушительные, чтобы принадлежать кому-либо из студентов. Не старшекурсникам, расползшимся по аудитории, и, уж тем более, не обидчикам. Кому-то другому. Ректору? Преподавателю? – Женщине… Незнакомке, явившейся ровно под кульминацию с тем равнодушием и королевским спокойствием, с каким обычно являлись либо владевшие многим, либо потерявшие все. Краем глаза Бенито видел, как рассыпается ледяная стена, отталкивая назад зарвавшуюся свору сеньориты Ларионовой, как Булат бросается вперед закрыть собой Хандан, но не сдвинулся с места, продолжая наблюдать за чужачкой, ступающей по осколкам и мертвым венам самой зимы неотвратимо и неизбежно.
Она приближалась к ним точно Предвестница Страшного Суда, и испанец невольно подумал, что, если бы художники древности могли вернуться и написать свои полотнища вновь, с нее написали бы Богиню Войны Афину Палладу или скорее Фрейю – если бы только у Скандинавов существовала традиция писать собственных божеств на картинах, а не вытачивать из дерева, камня и кости. В женщине угадывалось что-то совсем неземное, что-то древнее, точно сам мир вокруг, и, вместе с тем, та особая внутренняя сила, что отличала обычных смертных от избранных, а мертвых – от живых. Таких ненавидели и почитали, обожали и проклинали, но неизменно им же и поклонялись, умирая с их именем и с их же именем вступая в битву. «Именем Твоим и во имя Его». Игра слов служила Альваресу девизом, что он носил под сердцем и после смерти, и вот теперь вдруг, неожиданно для самого себя, встретил ту, к кому его можно было применить без стыда и зазрения совести. Она, незнакомка, стоила и клинков, и смертей, и пролитой крови. Нито тихо хмыкнул и отвернулся.
«Мальчик из Карфагена? Мальчик? Что ж, будь по Вашему, донна». Он не боялся ее, как боялись те, кто слышал про Арахну – Предильщицу Чудовищ, но не мог не заинтересоваться и этим прозвищем, и брошенным вскользь упоминанием о стигонитах. «Кто она? Кто она здесь? Зачем она здесь?» Ответов у убийцы не было, однако, найти их не составляло труда, особенно пока Ее глаза сияли нетающим льдом, скользя по их фигурам и лицам. Она приказывала легко и властно, и если у кого и родился протест, то точно не у того, что привык служить и следовать за господином хоть в Ад земной, хоть в Геенну Огненную.
- Даже не думайте открыть свой поганый рот, - едва ли сеньоре был нужен заступник, но, чем дольше она говорила, тем сильнее Альвареса раздражал его будущий противник, скользкий, верткий и подлый, не знакомый ни с честью, ни с уважением к женщине, - Пожалеете.
Это была угроза. Холодная, ровная, столь же уверенная, как и голос Ассэ Аскольдовны – Нито не сомневался в своих талантах, хотя и пообещал себе потратить полутора суток на то, чтобы присмотреться к черкесу и его манере сражаться. Знай своего врага, и будет тебе счастье.
Когда женщина удалилась, испанец еще какое-то время смотрел ей вслед, пока не опомнился и не поймал Татьяну, вознамерившуюся не то исполнить распоряжение преподавателей, не то задумавшуюся о чем-то своем.
- Знаешь о ней что-нибудь? – спросил испанец, не совсем соображая, что спросил это вслух, - Кто она такая и чем занимается здесь? А? Впрочем, оставь… Я сам узнаю. Твоего внимания ждет кое-кто другой. Иди, иди. Предложи свою помощь. Преподавателям явно не до того, чтобы вести его в лазарет. Иди… Мы-я ничего не видели и ничего не знаем.
С этими словами Нито подмигнул Кафидовой и направился прочь из аудитории, не забыв прихватить свою сумку, а заодно и кивнуть Амриту, с которым невольно оказался на одной стороне.
Тем временем, Ласло окончательно растянулся на стуле, на который упал. Ему стало немного легче, когда морозный воздух выстудил комнату, однако, стоило магическому холоду выскользнуть из помещения прочь, как жар вернулся, кажется, с новой силой, а рука предательски заныла, заставив и без того изможденное лицо искривиться в выражении муки. Он должен был встать. Должен был нагнать Амрита и вновь попросить его проводить себя в лазарет, но не смог ни позвать проклятого турка, ни даже взглянуть в его сторону. Боль вернула княжича в совсем другое столетие; в то, в которое никто не приходил на помощь и не пытался его спасти. Серб так хорошо помнил, как лежал на промерзшей земле, истекая кровью, что почти что видел перед собой изодранный грязный подол и босые ступни, не касающиеся земли.
- Мама… - позвал он тихо, проваливаясь в дремучий бред умирающего, но ощутил вдруг отнюдь не могильный холод, но живое тепло, - я… пить… это…
Зорич знал, что должен что-то сказать, что-то ответить, но мог лишь судорожно облизывать пересохшие губы, рвано дышать и баюкать больную руку, что отчаянно прижимал к груди, пытаясь свернуться клубком на стуле, где для того совершенно не было места.
Поделиться23Пн, 1 Дек 2025 19:36:07
Таня очень редко когда лезла за словом в карман. За все годы в России среди сверстников, полтора курса в Академии, девица Кафидова уяснила две вещи: а) никто не будет к тебе справедлив или милосерден б) лишай противника даже намека на превосходство или рычаг давления. Рубись словами, обесценивай любой свой изъян, не давай власти над собой. Девушка всегда ждала подвоха и ждала от людей худшего, потому-то ей и было так тяжело найти себе настоящих друзей. И если бы она принимала близко к сердцу все что о ней говорят…Нет, пожалуй, если бы она показывала, что принимает к сердцу близко все, что о ней говорят - не выжила и дня вдали от малой родины. Не то что в Академии.
Оттого и колкости Булата для нее были почти ласковыми комплиментами и флиртом: они были честные и даже красивые в своей изощренности. Он не измывался над ней зло, он просто так общался. И Тане это постепенно даже начало нравится: то, что он ее не жалеет.
Фрейр заткнула языкастую Кафид одним словом. И девица не испытала по этому поводу ничего, кроме уважения к более сильному противнику. Разве что растерялась от того, как стремительно все решилось и развивалось.
-А?,- Нито отвлек ее от полного задумчивости взгляда в пустоту, поверх голов студентов,- Откуда мне знать? Я впервые ее вижу,- русская испытала даже что-то вроде разочарования: поучиться у такого боевого мага было бы ужасно полезно,-Наверное, кто-то из старших ратников. Нужно спросить у Фил Григорича…Чего?! Ох, Ласло!
Хандан обязательно смутилась бы, не перепугайся она до полусмерти за лежащего на стуле Зорича. Серб буквально умудрялся стекать по неудобному сидению. Девчонка было хотела подскочить, но над целителем склонился Филипп Разумовский и считал пульс, сердито выговаривая что-то Корсакову. Зато рядом с ней нарисовался Амрит, с самым недовольным выражением на лице. Ни то гнев, ни то страх, ни то раздражение на весь белый свет.
-У тебя кровь,- сказала Хан и прикоснулась к ранам на спине: он закрыл ее собой, когда взорвалась ледяная стена, и даже не пискнул,-Тебе нужно в лазарет.
-О, не переживай, ханым, мы сейчас туда и отправимся,- ядовитым елеем пропел турок и одернулся от повторного прикосновения,-Мы уже могли быть там, если бы ты меня послушала.
-О, так теперь я виновата?,- вскинулась Таня и сложила руки на груди, заставив Булата покосится на немаленький бюст,-Вся эта чертова дуэль из-за ТЕБЯ! И твоих…шашней без разбору!
-Иногда, ну хоть иногда, раз в год, знаешь, по обещанию, стоит просто ПРОМОЛЧАТЬ, ТАНЯ! Не бросаться грудью на амбразуру, не строить из себя носорога, а просто позволить людям что-то сделать без тебя! В том числе, и постоять за твое имя, как сделал, прости меня Аллах, Альварес!
-Я никого не просила!...
-Так в том и смысл, что любящие тебя люди не должны дожидаться твоей просьбы, если опасность очевидна, тупая ты!...
- “Любящие” и “тупая” в одном предложении можно только от тебя услышать, бей,- окрысилась Кафидова и попыталась было отшатнуться, но Булат схватил ее за предплечье и сжал до синяков. Ратница собиралась было вывернуться, но турок с такой силой дернул ее к себе, что сделать это она смогла бы, только уложив его на обе лопатки, а во-первых, там у него зияли кровавые раны, и во-вторых, это было бы громко и привлекло лишнее внимание. Амриту очень хотелось стукнуть несносную русскую, но он вдруг понял, что злится не на нее…И вернее даже не злится в прямом смысле, а ревнует. Ее. К Ласло. И одновременно - Ласло к ней. И боится этой злосчастной дуэли, потому что проклятый боров выбрал магию, а не оружие.
-Мне больно,- шипит Кафид и вцепляется в ответ ногтями в руку османа, но проклятый Булат даже не дрогнул, не смотря на то, что когти явно оставят следы даже через мундир
-Хорошо. Значит, ты все таки способна чувствовать хоть что-то, кроме твоего проклятущего упрямства!
-Кафидова, Булат!,- окликнул их Корсаков и поманил к ним. Молодые люди тут же разошлись, будто и не лаялись ожесточенно секунду назад,-Отведите-ка лучше товарища в лазарет…
-Вернее будет сказать - отнесите, Владимир Николаевич,- вставил ремарку Разумовский,- Он без сознания.
-Послать за санитарами?
-Я сам,- надулся синицей турок и в один хват поднял безжизненное тело бредящего Зорича на плечо,-Он же тощий как щепа, не весит ничего.
-Я…двери придержу,- почему-то зарделась Кафид и поспешила вслед за янычаром, обеспокоенно глядя в перевернутое лицо обморочного серба.
-Amor non est medicabilis herbis,- изрек Фил Григорич и хохотнул невесело, глядя ковыляющим студентам вослед.
-Не понимаю вас,- скривил мину Корсаков, стараясь рассмотреть то, что видел некромант всея Руси,-Они же едва на дух друг друга переносят. Я бы такую, с позволения сказать, барышню, третьей дорогой обходил.
-Ах, молодость, Владимир Николаевич. Поживете с мое, на подлете будете замечать томленье под маской безразличия и переживания за ширмой гнева. Дуэли за честь нынче редки, тут без femme fatale не обошлось…Кстати о femme fatale: ждет меня одна, на пренеприятнейший разговор.
-Неужто, Ассэ Аскольдовна? Не думал, что вам ТАКИЕ женщины по вкусу,- Корсаков мерзко похихикал, выдерживая без труда снисходительный взгляд старшего коллеги.
-Уверяю вас, Фрейр никому не по вкусу. Язык, знаете ли, к льду примерзает,- попенял Фил Григорич прохвосту из Смоленска,- Вот только я три года как почитал королеву Холугаланда мертвой…
Они препирались всю дорогу до лазарета. В основном, причиной претензий было то, что: Амрит - лживый кобель, а Хандан - заскоузлая язва. И продолжили, даже когда передали Зорича на попечение врачей, озабоченно заглядывая им через плечо из приемного покоя. И в этих переругиваниях оба находили успокоение, потому что причина беспокойства у них была одна на двоих.
Ласло.
Таня краснела при мысли о их поцелуе и о том, что Нито и Амрит его видели. Амрит искоса любовался заливающим шею румянцем и вспоминал их с Зоричем собственный поцелуй, в котором намек на нежность был только прозрачным.
-Чего встали? Топайте на занятия,- нелюбезно попыталась спровадить их главная медсестра, Хан набрала было воздуху для упрямого возмущения, но Амрит сжал ее руку до писка и улыбнулся немолодой, суровой женщине.
-Вообще-то, Филипп Григорич велел Татьяне посидеть с Зоричем. Она отгоняет его проклятие, есть шанс, что и сепсис отступит. И потом велел доложить, как его состояние. А для этого, вам надо поставить ему препараты и промыть рану.
-Еще малолетний щегол мне не указывал, что делать с пациентами!,- всплеснула руками медсестра и угрожающе надвинулась на парочку.
-Помилуйте, ханым: я же лет на четыреста вас старше,- обезоруживающе ухмыльнулся турок, провожая сердитую целительницу взглядом
-Хватит уже,- взбрыкнула Кафидова и пихнула Амрита к выходу,- Раз мне велели, я и доложу потом! Исчезни, с глаз моих долой!
-Чтобы тебе было не так стыдно украдкой его целовать?,- он знал, как она отреагирует. Читал между строк, по малейшему взмаху ресниц: ярость, выброшенный в солнечное сплетение кулак, крохотные эфирные язычки пламени, кружащиеся вокруг. Кафидова была беспощадна, но предсказуема. А он в такие моменты мог залезть ей в голову. Сейчас его с головой накрыл жгучий стыд и…желание. Кафидову буквально разрывало на части между ними и это было так весело, на фоне всех ее моральных шипений и стремлений обязательно отстоять свою самодостаточность! Булат перехватил руку Тани, дернул к себе, блокировал контр-захват и прижал девушку к себе, накрывая ее губы своими. Из вредности. Из ревности. Потому что ему хотелось давно оставить свой след на них, и потому что там еще жил холодный призрак губ Ласло. Кафид возмущенно запищала, рванулась и ударила турка по груди, но тот только усилил напор и прижал девицу к себе за талию, нахально пробираясь языком ей в рот и мягко завлекая углубить поцелуй, поглаживая пальцами покатый бок под плотной тканью. Таня еще несколько раз поколотила его, укусила за губу, но турку это, кажется, понравилось и он довольно заурчал, гортанно и бархатно, ловя юркий язык и перекладывая сжатую в кулак руку себе на шею. А потом как-то…ответила. Зло, отчаянно, неумело. Засопела как еж и едва заметно собрала в горсть волосы на затылке, за которые через пару секунд и оторвала парня от себя, вид имея донельзя взъерошенный и смущенный.
-Год хотел это сделать,- признался запыхавшись Амрит и тут же схлопотал пощечину, звонкую и хлесткую. Но не сшибающую с ног. Так женщины говорят “нахал, совсем не значит прекратите”. И осклабился довольно.
-Придурок,- выругалась Хандан стараясь выпутаться из объятий и одновременно не привлечь внимание санитарок,-Тоже мне, друг называется!
-А у нас с Ласло дружеское состязание, за тебя. Мы оба тебя хотим. А я еще знаю, что оба тебе нравимся. Но серб меня уделал, хотя, считается ли поцелуй с умирающим?
-Он не умирает!,-разозлилась Таня и наконец-то сделала пол шага назад, запыхавшись и сдувая с глаз кудрявую челку. Она злилась на себя, на Амрита, и на Ласло тоже. За поцелуй и за то что ей понравилось. Оба раза.
-Вообще, надеюсь, что ты права,- вполне серьезно ответил Амрит и кивнул,- Нужно же кому-то болеть за нас на трибунах.
-Проваливай,- устало бросила Кафид и пошла было в зал ожидания, но Амрит поймал ее еще раз и дернул, но на сей раз девица была готова: вместо поцелуя он получил очень четкий и хорошо поставленный удар в печень. Турок захрипел и упал на колени, Татьяна высокомерно фыркнула и пошла прочь, а сам Булат рассмеялся, как туберкулезная ворона: он во всем был прав. Остается надеяться, что и в своей теории про Хандан и проклятие - тоже.
Ассэ восприняла выражение “в твоем распоряжении” слишком буквально. Ванную, обычно используемую для гальванизации алхимических сплавов, заполнял кипяток и пена, и Фрейр там явно отогревалась. Филипп даже подумал, что всю воду она растопила из своего подкожного льда. А что , кто то сомневался, что про “язык прилипает” Разумовский не пошутил?
-Закрой дверь, дует,- пожаловалась Ассэ, перехватывая стакан с горячим сладким вином удобнее,- К даме, в ванную, ай-яй-яй, Филипп Григорич, как не стыдно?
-Это алхимическая лаборатория, Ассэ Аскольдовна, а не ваш личный будуар. Хотели устроить себе банный день - могли просто попроситься в служебную квартиру. Что за хамство? Студентов стравила…
-Они и до меня не шибко дружили,- возразила сканди, делая большой глоток и косясь на товарища по службе.
-Испортила окна и пол в аудитории…
-Ой, да ладно! Там ремонту на пару часов, с вашим то финансированием. И я предотвратила убийство девчонки!
-Спасибо, кстати, но не от всего сердца. Кафидовой полезно иногда врезаться лбом в стены, чтобы замедлиться. Не говоря уже о том, сколько нервов было потрачено за эти три года. Я, между прочим, заупокойную по тебе заказал, каждый год, в Казанском храме!
-Пф,- Ассэ искренне презирала христианство, хотя и не лезла в веру друзей,-Ты так говоришь, как будто во-первых, твоему богу не плевать, а во-вторых, я сделала это специально. Даже не знала, что прошло так много времени.
-Так где ты была?
Филипп подтащил стул, взял еще один бокал и сел рядом. Ассэ устало вздохнула, поставила бокал на пол и съехала по стальному боку ванной на самое дно, позволяя воде накрыть уставшее лицо. Ноги при этом остались на поверхности, позволяя рассмотреть татуировку на все бедро, старые и новые шрамы. Особенно один уродливый, розовый, будто плоть жевало по кругу омерзительной пиявкой. Разумовский достал часы из кармана жилета, открыл крышку и про себя отсчитывал секунды: девятнадцать, двадцать, двадцать один… На двухсот восьмидесяти семи Фрейр выплыла хватая ртом воздух и отфыркиваясь.
-Почти три минуты. Но не три года,- невозмутимо объявил преподаватель и сделал глоток,- Так что произошло? Где твои стигониты? Ты же из дома без них не выходила.
-Они все убиты. Оно их убило. Что бы это ни было,- хрипло отозвалась Ассэ, перевернулась, лишь чудом не сверкнув грудью под тающей пеной и облокотилась о бортик ванной,-Мы прошли Гибралтар, обогнули Европу через Атлантику, и нас накрыло штормом. Я не видела таких даже во времена своей юности, Филипп. Боги знают, сколько нас мотало как щепку, мы не то что сбились с курса, мы потерялись в водах, будто никогда в них не выходили. А потом всплыло ОНО…Я решила, что это и впрямь был Ёрмунганд, но если верить книжкам и мифам, которые писали греки, было похоже, что все разом: Сцилла, Харибда и Ёрм, сошедшиеся в каком-то безумном танце. Мы пытались уйти от них, но они нагоняли снова и снова, а потом…мы провалились. Эта тварь сожрала нас, Фил! Здоровенный корабль, как на тех гобеленах, над которыми мы смеялись в прошлом! И Фрейя мне в свидетели, да простит меня Всеотец, но мне было страшно! Стигониты держались месяцами, мы ели…Боги, я даже не знаю, что мы ели! И не хочу знать. Но они переваривались один за другим, таяли как лед по весне. Пока из тридцати не остались двое. И я.
-Как ты выбралась?,- Разумовский попытался сделать непроницаемое лицо. Если и ЭТО порождение Катаклизма, нужно предупредить Англию и Америку.
-Это самое интересное. Это сожрало ЧТО-ТО ЕЩЕ! Я уже умирала, когда во тьму хлынула соленая вода и меня вымыло в открытый океан. Я…не знаю, что я видела. Одно могу сказать наверняка: на дне что то есть. И оно смотрит миллионами мертвых глаз, и ждет, когда сможет всплыть на поверхность. А еще оказалось, что прошло три года. Я знаю о петлях, знаю об искажении времени и сознания, но Фил…Клянусь, это не может быть так. Я отсчитывала. Это все, что не давало мне сойти с ума в той утробе - секунды, которые я перебирала как четки.
Фил Григорич внимательно посмотрел на норвежку. Она говорила по русски с сильным акцентом, до сих пор, но все еще чисто и четко, не искажая смысла. Некромант искал признаки безумия, отклонений, подвоха - и не находил. Ассэ Фрейр была жива, и самое смешное - совершенно здорова. Ожог от кислоты - теперь понятно, что это был за шрам,- не считался.
-Мы во всем разберемся. Привлечем ментальщика.
-Нет уж, избавь меня от своих выкормышей,- резко психанула женщина и отвернулась, вновь погружаясь по подбородок в горячую воду,-Я приехала, чтобы ты обследовал меня, если я опасна, если я подхватила что-то, что может быть страшнее чумного поветрия - очевидно, что известных болезней на мне нет, я бы заметила - ты это изучишь. И убьешь меня, чтобы я никому не причинила вреда.
-Поражаюсь я конечно твоему умению спокойно говорить о своей смерти, будто это выписать вексель на получателя,- покачал головой Разумовский и налил себе еще,-Не стану я тебя убивать! Вот еще! Ты мне должна еще карту кладов вашей дружины, что вы оставляли по Волге! И где? Двадцать лет уже жду!
-Это не самая важная причина,- покачала головой Фрейр и задрала ее, снизу-вверх глядя на товарища,-Там, внутри, я встретила вернувшихся. Но не живых, а…не-живых.
-Как это?,- нахмурился Филипп Григорич и отставил бокал,-Нежить, но..
-Разумную, да. Не люди, а мертвецы с душами людей, с сознанием. И они очень похожи на вернувшихся, только им надо есть, чтобы не разлагаться, потому что законы природы никто не отменял.
-Дай угадаю: кровь и плоть людей,- скривился Разумовский,- Скольких стигонитов сожрали эти не-вернувшиеся?
-Ровно одного. Он не ожидал, что найденный выживший в брюхе “кашалота” броситься на него. Я могла бы его починить, но не в тех условиях…Предпочла дать шанс остальным.
-Хочешь сказать, что потенциально, в мире среди живых ходит кровожадная нежить, которую невозможно отличить от простых людей и вернувшихся?,- мрачность мысли тут же вогнала некроманта в меланхолию.
-Ну почему же, можно,- пожала плечами Фрейр и приложилась уже к бутылке,- От людей - тем, что они, мягко говоря, плохо выглядят, если не жрут напропалую. Маги дают запас сил на несколько месяцев, люди - на пару-тройку дней, неделю. А от вернувшихся: у них нет метки Смерти,- в доказательство, что она сама не ходячий труп, Ассэ отогнула волосы и показала росчерк, похожий на перевернутую руну Альгиз у себя на шее.
Хандан пыталась сначала вести себя пристойно и сидеть рядом, наблюдая за спящим Зоричем. Пока ему вскрывали гнойные каналы и сливали протухшую кровь, пока вымачивали плоть в лекарствах и шили. было еще ничего. Запах стоял такой, что хоть святых выноси, но Кафид не была ни брезглива, ни труслива. Медсестра и впрямь кажется поверила в чушь, которую сочинил Булат и перестала ворчать, когда они общими усилиями уложили Ласло в кровать. Стащить с него форму и обтереть девица уступила санитаркам. Но когда все ушли убирать бардак, который развели на операции, стало неловко. Просто так сидеть и смотреть на болезненное худое лицо было невыносимо, сразу же лезли всякие мысли, а уйти ей не позволяла не то что совесть…Скорее, какое-то потаенное чувство чего то важного, скрытого, будто что-то она упускает. И еще стыд. перед сербом. Поцелуй Амрита горел на губах, под ним - горел поцелуй самого Ласло, и девчонка не знала, куда себя деть перед собой же. В конце концов, дав себе труд разложить все по полочкам и допустить, что не просто так Булат хотел сбагрить ее сюда - может, и правда верил в байку про нее и проклятие, Таня достала учебники, записи, разложила все прямо на койке, стараясь не тревожить лишний раз Ласло и принялась доделывать задания, читать параграфы да на всякий случай самостоятельно проходить то, что потенциально могли сегодня пройти. Она ненавидела теорию, но что поделать, если ее практика спалит лазарет к чертям. Так прошло несколько часов. Периодически, Хандан проверяла пульс у больного и брала Зорича за руку, грея ледяную кожу своей, надеясь, что это и впрямь помогает. А потом вырубилась, сложив кучерявую голову на ладони и тетрадь по рунным пентаграммам одновременно. Адреналин отхлынул, накатила тяжелая усталость и под запах лекарств, хлорки и пергамента неугомонная русская сдалась, под щеку положив себе здоровую ладонь Зорича, безобразно вымазывая ее слюной.
Поделиться24Вт, 2 Дек 2025 17:38:17
Ласло не помнил, как потерял сознание. Вообще-то ему казалось, что он не терял его вовсе, однако, в том и состояла мучительная прелесть бредового припадка: ты никогда не знаешь, где заканчивается реальность, и где начинаются галлюцинации. Серб не помнил, чьи слышал голоса и не понимал, слышал ли их вообще; не помнил, как аудитория сменилась привычной койкой в одной из комнат общего лазарета, но в какой-то момент почувствовал, что дышать становится легче, что горячка его оставляет, и что бледный призрак матери тает, исчезая точно туман под солнечными лучами. Липкое марево схлынуло, сменившись теплом, и где-то на нагретых знойным летом камнях, показалась юркая огневушка. Одна, вторая, третья, четвертая, пятая. Зорич неуверенно протянул к одной из них пальцы, и их так приятно согрело, что он, осмелев, накрыл существо ладонью, сквозь сон сжимая руку Татьяны и невольно вытягивая ее тепло, точно мертвец со дна ледяной Невы.
Этим самым мертвецом Ласло себя и ощущал. Вечно бледный, больной, покалеченный, проклятый… Смерть столько раз подбиралась к нему, обжигая своим ледяным дыханием, что в какой-то момент ясный князь престал и считать, и записывать, и лишь невольно дивился тому, с каким упорством преподаватели Академии и целители из лазарета продолжали его спасать. Снова, и снова, и снова, и он хотел бы быть благодарным и не добавлять проблем, но каждый раз что-то случалось с ним вновь, нарушая привычный и ровный ход жизни. И это они еще не были в настоящей битве, не закрывали Прорывов, и не стояли насмерть между простыми людьми и ордами нежити. Он стоял, пару лет назад, когда подобрали Амрита и других, но даже тогда ему досталось меньше, чем в мирное, спокойное время. Очень избирательное проклятие.
Зорич открыл глаза и посмотрел в пространство перед собой, замечая спящую Таню возле своей больничной койки, и тут же болезненно сморщился, ощущая, как горечь и стыд заливают щеки. Он не хотел женской жалости. Не хотел, чтобы эта девушка видела его умирающим, немощным и беспомощным. Он хотел быть ее героем, ее избранником, а не кем-то вроде младенца-переростка, за которым нужен глаз да глаз. Серб любил Кафидову всей душой и иногда надеялся, что однажды и она полюбит его, но как можно было полюбить того, кого ты видела в бреду, истекающим гноем, кровью, соплями? Как можно полюбить мужчину, что не смог заступиться за твою честь, хотя и находился рядом? Целитель рвался помочь Булату, потом Хандан, а в итоге проклятый испанец все сделал за него, обойдясь с ним, точно с тряпичной куклой, присвоив себе его намерение и его идею. «Ничтожество! Какое же ничтожество!»
Ласло мученически застонал и перекатился на спину, невольно дергая руку, отчего Татьяна тотчас проснулась и вскинулась, глядя на своего подопечного совиным потерянным взглядом, еще не успевшим сделаться осмысленно-резким и обеспокоенным.
- Извини. Не хотел тебя… Вас… разбудить, - тихо протянул княжич, прочищая коротким кашлем застоявшуюся в горле слизь, - и прежде, чем Вы спросите, со мной все будет в порядке, я чувствую себя легче и искренне сожалею, что Вам довелось стать свидетельницей некоторых безобразных сцен. Я… Мои извинения за неподобающий вид и вероятно бестактное поведение.
Зорич залился румянцем, вспомнив состоявшийся поцелуй, и отвернулся, коротко улыбаясь. Ему хотелось бы, чтобы эти прикосновения так и остались гореть на губах, но вместо вкуса Хандан ощутил лишь горький привкус лекарственных снадобий и, кажется, чего-то седативного, из слабого ряда. Будь снотворное сильным, он, пожалуй, и не проснулся бы до утра, а так, очнувшись, ощущал себя вполне бодрым и отдохнувшим.
- Вам, наверное, уже пора возвращаться в спальню, - с сожалением добавил серб, - если только Вас не оставили дежурить на ночь возле моей постели, и если Вы, сударыня, сами того не желаете, я обязан Вас отпустить… Но, останься со мной, Хандан. Я сделаю вид, что я сплю, и что остро нуждаюсь в сиделке. И… Пока нас никто не видит, быть может, Вы не откажете мне в поцелуе?
Это была несусветная наглость, которую князь Зорич ни за что не позволил бы себе в обычное время и в обычных условиях, но Танечка сидела так близко, что от одного ее присутствия становилось жарко, а мысли в голове путались, то и дело спотыкаясь о притягательное очарование. Совсем не такое, как у Булата, но, вместе с тем, не менее сильное, основательное и настоящее.
Поделиться25Вт, 2 Дек 2025 19:56:24
Таню нельзя было назвать очень чутко спящей, но она в своем сне шагала с Ласло по болоту и то и дело роняла его в бочки мутной воды, едва-едва вытягивая за гниющую, покрытую зеленым лишайником руку. События дня причудливо отпечатались у нее в сознании, поэтому стоило парню пошевелиться, как тревога возросла многократно, буквально вырывая Кафидову из объятий Морфея, заставляя взглядом искать опасность и пытаться стряхнуть с себя упоительное мягкое тепло. Но увидев Ласло, живого, сносно-здорового и смотрящего на нее, Кафид забыла обо всем на свете. Главным стало то, что сербу лучше.
-Господи, Ласло, перестань!,- ее ужасно смущало и злило, что он обращается к ней с таким пиететом. Хан поднялась, приложила руку к его лбу, найдя жар…удовлетворительным. Он еще не до конца спал, оставив лишь легкий флер головокружения, но она с таким могла спокойно переносить простуду на ногах, значит, и Зоричу должно было стать вполне терпимо,- Каких еще сцен? Любому может стать плохо, с такой -то раной, ты же живой человек! И прекрати мне выкать, мы не светском рауте.
Она догадывалась, что “неподобающее поведение” подразумевает за собой тот поцелуй, но предпочла притвориться, что не понимает, о чем речь. Если они спишут это на нелепое стечение обстоятельств, Зорич в своей любимой манере отстраниться от нее и будет сыпать “сударынями” и “извольте” через слово. Девица стала торопливо собирать тетради и учебники, которые разложила на его койке. Где-то за занавеской прошумели юбки и шаги - санитарки уходили со смены, бросая на них последний, не слишком заинтересованный взгляд: благополучие пациента теперь должны были проверить целители из утренней смены, а она произойдет только в семь утра. На них Таня тоже злилась, краснела и про себя бормотала, чтобы ушли они уже поскорее, ничего такого они не делают.
-Мне сказали, что есть тебе пока нельзя, чтобы лекарства не перебивать, но разрешили дать попить чаю с медом и клюквой, для давления,- русская совершенно равнодушно спихнула свои вещи на стул, взялась за кружку, которая уже давно остыла,- Я сейчас тебе подогрею, ты не сможешь пить очень горячий, но он должен тебя согреть,- она поставила донышко на раскрытую ладонь и стала магией медленно нагревать напиток, а другой вновь взяла мальчишку за руку, раздраженно цыкая,-Ты опять весь замерз… Да, меня..Булат оставил дежурить. А Фил Григорич попросил присмотреть, так что формально, я могу сидеть с тобой сколько влезет.
Татьяна подняла лицо от начавшей исходить паром кружки и почувствовала, как от слов Зорича у нее предательски засосало под ложечкой, а сердце пропустило удар. Живот наполнился одновременно порхающими бабочками и вязким тягучим теплом. Она столько месяцев думала об этом моменте, ловила невозмутимые взгляды и ругалась с теми, кто травил Ласло, и вот теперь, оказывается, что все это было взаимно. Признаться честно, Хандан думала, что такие как она ни за что не могут нравиться таким, как он: воспитанным, тонким, образованным, интеллигентным.. Она ведь ходячая катастрофа. Но и он был своего рода стихийное бедствие. Если рассматривать их под этим углом, то Ласло очень ей подходил.
-Как и Амрит,- подленько подсказал внутренний голос, подсовывая воспоминание о поцелуе в приемном. Даже костяшки пальцев заныли от фантомного удара в твердый пресс.
Кафидова облизнула пересохшие губы, пряча взгляд за черными ресницами и пушистой челкой. Она до смерти хотела снова его поцеловать, и в то же время, не хотела, чтобы он счел ее легкомысленной и доступной. Конечно же, она все сделает наоборот, следуя своей натуре, но все же - было так страшно. Девушка отставила напиток на прикроватную тумбочку и подошла ближе, криво ухмыляясь каким-то своим мыслям.
-Тебе незачем притворяться спящим или больным, чтобы я осталась. Ты можешь меня просто об этом попросить,- Таня потянулась к целителю и выдохнула последние слова ему прямо в губы, подыгрывая всем своим порочным желаниям и просьбе самого Зорича. Она неловко уперлась в спинку кровати, нависая над парнем и прильнула к его губам с такой отзывчивостью, которую было сложно угадать между ними еще минуту назад. Поцелуй вскружил ей голову, захватил и бросил в этот омут, заставив тяжело дышать и трепетно выпрашивать новые прикосновения. Это не было пошло, было тепло, нежно, и все равно чувственно. Кафид несмело положила руку Ласло на затылок, пропустив тонкие волосы между пальцами и стала целовать его смелее, надеясь, что этого достаточно, чтобы он принял ее ответ за “да, конечно, о Господи, ну конечно же да!” и перестал нести эту милую уничижительную чушь. Если бы он попросил, она бы поцеловала его даже если бы их кто-то видел. Пусть потом болтают что хотят! В приличное общество ей все равно не попасть, да и нужно ли ей оно - это общество?! Товарищи по оружию - вот к чему она стремилась. И конечно же, возлюбленные…Возлюбленный…он ведь должен быть один.
-Да, должен,- все так же мерзенько хихикала память, заставляя девушку порывисто податься вперед, чтобы убежать от своей собственной совести.
Именно в этот момент она прижала раненую руку и чуть все не испортила.
-Ой, прости-прости-прости!,- зашипела на себя Хандан пугаясь и проверяя, не разошлись ли швы, не появились ли на чистых бинтах пятна крови,-Я случайно!
Было бы странно утверждать обратное. Таня тут же отстранилась, боясь собственной неуклюжести и порывистости. Так приличные девицы себя не ведут, разумеется, не ведут. Но быть с Ласло чувствовалось так сладко, словно гладить мурчащую кошку по шерсти, возле теплого бока печки. Это было одно из самых теплых, и едва ли не единственных четких воспоминаний ее детства. Кажется, Зорич был не в обиде, а зацелованные губы приобрели живой розовый оттенок, то же самое стало с изможденным лицом, его освежил вполне здоровый румянец. Хандан слизнула чужой вкус и почувствовала, как ее колотит одновременно жар и холод, а шея вспотела под волосами от того, что ее залило румянцем.
-Давай я…Только вот у меня форма не самая чистая,- пробормотала она, опираясь было на спинку кровати и рассматривая ее словно карту стратегического наступления,- В смысле, давай я к тебе подсяду, чтобы не покалечить тебя еще больше? Не сочтешь это за вульгарную фривольность?
Тон Хан, когда она старалась скрыть собственное волнение и смущение, был именно та самая вульгарная фривольность, как и улыбка. В эти моменты она становилась одним лицом с Булатом, только у него это получалось как второе дыхание, а вот у Кафидовой будто хорошо отрепетированная роль. Таня расстегнула мундир и повесила его на спинку стула, оставшись в форменной рубашке и штанах, потом присела на койку и стянула сапоги, чтобы не ляпать чистое постельное белье. Пришлось немного подвинуть больного, зато она облокотилась спиной на подушки так, что ему не пришлось подвергать оперированную руку опасности от ее неуклюжести. Хандан подтянула ноги к себе, стискивая колени и погладила парня по лицу, поддевая острый подбородок носом и выпрашивая поцелуй сначала в лоб, а затем и едва уловимыми прикосновениями лаская мягкие губы. Сон как рукой сняло, сердце так колотилось, что кровь зашумела в висках и заставила голову кружиться. Таня как-то незаметно для себя съехала совсем на спину, обнимая Ласло за талию и прижимаясь к нему - приятно прохладному и трепетному. Собственная немаленькая грудь мешала ей прильнуть полностью и Хандан обожгло очередным недовольством собой: такие бидоны выросли, не подумает ли он чего, не мешает ли ему?...
Отредактировано Хандан Кафид (Вт, 2 Дек 2025 19:57:36)
Поделиться26Ср, 3 Дек 2025 15:05:41
Ласло мог бы возразить Тане. В своем обычном подавленном настроении и скверном расположении духа он всенепременно сказал бы, что его рана – вовсе «не такая рана», а всего лишь порез, от которого с обычными людьми, как правило, ничего не случается; что он вовсе не живой человек, но воскресший мертвец, таскающий на себе печать Смерти и липкую вязь проклятия; наконец, что он вовсе не тот, кого стоило бы жалеть, замечать и ценить. Зорич не видел в себе, ровным счетом, ничего, что могло бы сделать его привлекательным и не скрывал самоненависти и презрения к собственному существованию, однако, сейчас у него было не так много сил, чтобы тратить их на самобичевание, спор с Кафидовой и выдворение ее за дверь. Если бы серб хотел, чтобы она ушла, ему хватило бы, впрочем, и пары фраз, но… он желал, чтобы девушка провела эту ночь рядом с ним. За разговорами, мягкими объятиями, нескромными поцелуями. Целитель готов был признать, что чертовски устал быть один, прятаться за равнодушной стеной и делать вид, будто у него нет совсем никаких желаний, мечтаний, фантазий. Как бы он сам себя ни ощущал, а Таня была права – он был живым человеком и не переставал чувствовать, сомневаться, воображать. Мертвецы этого лишены. Их желания просты, примитивны и четки. С людьми все куда сложнее, и из забитого мужчины вытравить человека не удалось еще никому, как бы окружающие не старались, но вот его манеры переменились диаметрально, а вежливость приросла к лицу безукоризненной точеной маской.
- Да нет. Мне… довольно тепло.
Ласло смутился такой очевидной заботе и вниманию к своей персоне и опустил глаза. Вынужденно он привык к тому, что за ним присматривают целители и ухаживают санитарки, но ни одну из них княжич не любил так сильно, как Хандан, и ни одна из них не вызывала в нем столько противоречивых эмоций: начиная от удовольствия и наслаждения нежной трепетностью и заканчивая жгучим стыдом за собственную беспомощность. Медсестры делали свою работу и видели увечными и больными не только его одного, но вот сударыня Кафидова сидела именно с ним и за ним же ухаживала, подавая чай, поправляя подушки и трогая лоб, точно сиделка, нянька или мать, а не любимая женщина. Возлбленным не пристало находиться у постели умирающего. Они созданы для радости, свиданий, танцев, прогулок, а он… С ним Татьяна была обречена провести большую часть дней своих в лазарете и, подумав о том, Зорич пожалел и о собственной просьбе, и о том, что случилось в аудитории. Он не имел никакого права так поступать с яркой и живой русской. Пусть бы лучше она и впрямь встречалась с Булатом. Зловредный турок, хотя бы, умел наслаждаться жизнью и радоваться своим отвратительным выходкам.
Серб тяжело вздохнул. Горечь охватила его, и он так и утонул бы в ней, если бы в этот момент Хандан не прильнула к нему, отвечая на просьбу отзывчиво, горячо и нежно, напоминая невольно о том, что он, Ласло, не единственный, кто принимает решения о них, и что ее желание ничуть не меньше, чем его собственное. Целитель заметил это еще тогда, в аудитории для занятий, и уловил теперь – так не целуют тех, к кому равнодушны. Так целуют тех, с кем хотят оставаться рядом, к кому хотят прикасаться в объятиях и настойчивых ласках. Ласло знал, как бывает, когда тебя презирают и ни во что не ставят, и с Таней все было совсем иначе. Как, впрочем, и с Булатом. Оба они целовали его откровенно и жадно, отзывчиво делясь собственной страстью, и рядом с ними Зорич почти забывал свое место и свою незавидную роль. Прокаженным не положено быть счастливыми, а он обречен до конца дней своих отвечать за деяния, которых не совершал. В прошлой жизни на нем горело клеймо еретика-чернокнижника, в этой – метка вернувшегося, и не было ничего удивительно, что даже в Академии, среди множества Вернувшихся, к ним порой относились… предвзято, а за глаза именовали Богомерзкими Выродками и Нежитью.
Ласло улыбнулся сквозь поцелуй, чуть перевернулся и потянулся к Хандан, обнимая ее лицо здоровой рукой и лаская нежную кожу большим пальцем, а губы – губами и языком, постепенно углубляя поцелуй и пробираясь языком в рот девицы, чтобы поймать уже ее язык и поиграть с ним легко и мягко, не принуждая, но обещая что-то большее и куда более откровенное. Потом. Позже. Не прямо сейчас. Взять возлюбленную вот так, между делом, на больничной койке, на простынях, провонявших хлоркой, было бы слишком низко, неуважительно и недостойно мужчины. Танечка заслужила и романтичное ухаживание, и трепетность пылких признаний, и, наконец, собственную спальню, где будут только они, где никто не посмеет им помешать, и когда они будут друг другу кем-то, а не случайными любовниками, встретившимися, чтобы хорошо провести ночь. Для подобных утех существовали девушки легкого поведения и… мужчины. Никаких неожиданных последствий. Никаких обязательств. С Кафидовой хотелось все сделать иначе: отдать ей все, что было, и чего не было, положить ей под ноги целый мир.
- Ашшш… - мужчина сдавленно зашипел, когда Таня легла на больную руку и вынужденно поморщился, ощущая, как боль отпугивает желание и сладкие мысли, что родились в голове от близости горячего тела и сладости поцелуя, - Все в порядке. Не причитай надо мной. Было немного больно. Уже прошло.
Когда Ласло хотел, он умел быть достаточно властным, и прямо сейчас сказал достаточно твердо, мечтая остановить мельтешение Кафидовой и вернуть ее обратно в кровать. Плевать на эту больную руку! Поболит немного подольше, с него не убудет, но вот если Хандан уйдет, ночь станет совершенно безрадостной, и он проклянет и этот порез, и себя самого вторично. Не хватало только, чтобы какая-то царапина помешала им наслаждаться друг другом и тишиной пустой комнаты. Даже санитарки, и те ушли, а, значит, они остались только вдвоем, предоставленные самим себе и тем часам, что оставались в запасе до прихода утренней смены. Спать Зорич, определенно, не собирался.
- Да. Конечно, давай.
Целитель подвинулся поближе к стене, уступая место русской, и чуть приподнялся на подушках, наблюдая за тем, как она расстегивает мундир, как наклоняется, чтобы снять сапоги, и как натягивается на ее груди ткань форменной рубахи. Ласло живо вообразил, как подбирается к девушке сзади, как отодвигает носом волосы с ее шеи, как приникает губами к открывшейся коже и, наконец, как обхватывает ладонями пышный бюст, сжимая податливую мягкость горящими пальцами. Картина получилась на столько яркой, что серб едва не застонал от удовольствия и предвкушения, и стерпел лишь потому, что успел вовремя прикусить губу и отвести взгляд. Пожалуй, зря он позволил девице устроиться рядом – обязательно что-нибудь выйдет, если только не воспротивится она сама, или если им не «поможет» его лихорадочная слабость. Зорич облизал пересохшие губы и протяжно выдохнул, стирая со лба выступившие капельки пота.
- Вы дивно хороши собой, сударыня, - протянул он, целуя Татьяну сперва в лоб, потом – в горящую румянцем стеснения щеку, и, наконец, в приоткрытые призывно губы, - и я люблю Вас, но… Мы не можем позволить себе спешить, и я буду последним мерзавцем, если посмею воспользоваться Вашей чуткостью и добротой. Но… Ты сводишь меня с ума.
Ласло все же не удержался и, нацеловавшись медовых губ, приник поцелуями к нежной шее, невольно оказываясь сверху и откровенно пользуясь и положением, и ростом, что позволял вполне удобно лежать и прижиматься достаточно тесно. По крайней мере, к груди, что ощущалась жаром сквозь ткань одежд. Князь кое-как уперся больной рукой в спинку кровати, а здоровой скользнул под одеялом вниз, вытаскивая рубаху Тани из пояса ее же форменных брюк.
Отредактировано Ласло Зорич (Ср, 3 Дек 2025 15:38:36)
Поделиться27Ср, 3 Дек 2025 17:46:08
Не смотря на то что самый первый поцелуй произошел в общем зале, по счастливой случайности не замеченный никем, кроме близких друзей, именно этот Хан ощущала как самое начало их трепетной горячей привязанности. Целоваться с Ласло было головокружительно хорошо и горячо, даже для нее, привыкшей к огню, словно саламандра. Она краем сознания помнила, что ей нельзя делать глупостей и подвергать себя риску, что все эти обжимания всегда если не резко осуждала, то не понимала, как можно потерять голову только от того, что тебя погладили и поцеловали…И вот, к ней прикоснулся Зорич и все стало очень очевидно. Вспыльчивая и категоричная Таня поддавалась ласкам языка и мягких губ, сминала больничную пижаму и вздрагивала от обжигающего шепота, которым серб говорил с ней. Было не так уж и важно, что именно. Не считая того, как он между делом признался ей в любви.
Кафид притихла, угольно-черными глазами смотря в лицо парня и боялась дышать. С ней такое было впервые и она не знала, как реагировать, должна ли сказать немедля в ответ то же самое или промедление смерти подобно? Может ли она разобраться в своих чувствах…Хан могла с уверенностью сказать, что испытывает к Зоричу сильные чувства, но как отличить любовь от симпатии или вожделения? Он был старше, у него должны были быть ответы хотя бы на часть этих вопросов. Хотя бы потому, что он двигался очень уверенно и смело. Тане стало тяжело дышать. Она подставила шею под смелые поцелуи, пискнула смущенно и удивленно, чувствуя, как здоровая рука целителя вытаскивает одежду из-за пояса брюк.
-Ласло,- сиплым шепотом от волнения вырвалось у нее под характерную дрожь тела,-Если ты продолжишь в том же духе, мы непременно себе что-нибудь позволим,- это должно было звучать как предупреждение, но получилось, будто она просит его именно об этом: быть мерзавцем и воспользоваться ее добротой. И на фоне дрожащего голоса, жест, которым она прижала его лицо к своей шее, был красноречивее любого ответа и признания. Русская перехватила жилистую руку Зорича, сжав пальцы вместе с тканью рубашки и не давая ни убрать ее, ни двинуться дальше,-Я хочу, просто…Господь, я и целовалась то сегодня впервые!
Она могла часами рубиться словами и оскорблениями, но признания в чувствах и совершенно нормальных для молодого тела желаниях давались ей со скрипом. Хандан раньше никого к себе не подпускала именно потому что знала эту голодную порывистость до ласки за собой, одна слабина - и ты можешь попасть в зависимость от человека, навсегда разбить репутацию и больше не быть прежней. Ласло ни в чем подобном она не подозревала, и глядя ему в глаза показывала это в полной мере: румянцем на щеках, жадными движениями губ и расширенными от желания зрачками. Тяжесть в животе произрастала из лихорадочных фантазий: вот тонкие музыкальные пальцы оглаживают ей живот, расстегивают пуговицу на брюках и ныряют между ног… Таня скульнула сбивчиво, хватанула ртом воздух и заткнула любые рациональные и отрезвляющие слова Зорича поцелуем, вовлекая его в жадную, хаотичную игру языком и губ, будто могла им напиться так же, как он недавно пил из кружки. В животе потяжелело и девчонка вспыхнула от стыда, чувствуя, как белье намертво прилипает к ней, а между ног становится неприлично влажно и горячо. Невыносимое чувство пульсации и зудящей пустоты внутри. Она желала, чтобы он спустился ниже и не хотела этого одновременно, чтобы не потерять контроль.
-Если только..немного…,- простонала она в поцелуй, идя на уступки собственной похоти,- погладь меня, пожалуйста…немного…
Таня запустила горяченную ладонь за воротник пижамы и огладила острые лопатки парня, чуть давя нежную бархатистую кожу ногтями, точно кошка, которая топчет колени хозяина и устраивается на сон. Это было для нее еще одним открытием о Ласло: он был таким приятным на ощупь! Кафидова подавилась на вдохе и украдкой расстегнула одну пуговицу на рубашке, чтобы как-то облегчить свою участь.
Поделиться28Чт, 4 Дек 2025 16:31:10
Если бы Ласло спросили, что он думает о том, что происходит между ним и Хандан, он сказал бы, что они уже позволили себе слишком многое, и уже зашли слишком далеко. Порядочным господам не пристало так фривольно и свободно обращаться с девушками, а девушкам – так откровенно выказывать свои чувства, однако, Зорич не мог не признать, что ему нравится и яростная решительность Булата, и естественная прямота Тани. Он любил Кафидову, потому что она была другой, потому что она отличалась живостью, и потому что он сам отчего-то верил, что именно она никогда его не предаст. Им не случалось общаться много, не доводилось сталкиваться во взглядах и убеждениях, но серб не сомневался: даже когда они будут в ссоре, она останется на его стороне, а не спрячется за порядочность и показную добродетель, как сударыня Ларионова. Целитель зарекся иметь дело с подобными благородными дамами, и, если бы вдруг когда-то задумался всерьез о поиске суженой, то искал бы ее среди тех, кто совсем не подходил ему по сословию, национальности или времени. Впрочем, искать было ни к чему, и Хандан отыскалась сама: слишком яркая и шумная, чтобы остаться незамеченной.
Князь легко улыбнулся, отрываясь от нежной соблазнительной кожи на шее девушки, и посмотрел ей в глаза тем внимательным, проникновенным и трепетным взглядом, каким смотрят на что-то совершенно прекрасное, восхитительное и желанное. Ласло было тяжело дышать, живот налился мучительной судорогой, прошедшей в итоге по всему телу, но он старался держать себя в руках и сохранять спокойный, уверенный вид.
- Мы не будем торопиться, - пообещал мужчина возлюбленной, едва размыкая губы и с трудом удерживая рвущийся из груди сладострастный стон – он так сильно хотел сейчас Таню, как не хотел ни Амрита, ни даже Ратмира в пору трепетной и невинной юности, - у нас еще будет время. Мы все успеем. И я…
Зорич хотел признаться еще, добавить, что он впервые целуется с девушкой, и, пожалуй, впервые за много месяцев ощущает себя таким живым, настоящим и искренним, но не успел, утонув в глубоком, требовательном поцелуе, отозвавшись на него со всей пылкостью и страстью, и начисто забывая и о только что озвученном обещании, и о намерении оставить Хандан в покое. Воздух вокруг напитался тяжелой похотью, пижама кое-где прилипла к телу, и даже сквозь плотную ткань форменных брюк Кафидова вполне могла ощутить всю степень желания избранника, и все те волны наслаждения, что проходили по его телу, стоило ей подцепить лопатки, чуть посильнее надавить на кожу ногтями или чуть глубже проникнуть в открытые навстречу губы.
Ласло был податливым, как и всегда. Не умея вести себя грубо, он обращался с Татьяной нежно и, целовал хоть и достаточно проникновенно, но, вместе с тем, не вульгарно, не пошло, а настойчиво-глубоко, между поцелуями обещая себе и ей быть старшее, мудрее, степеннее и вести за собой, а не тащиться следом. Сударыня Кафидова была достойна самого лучшего, и, раз уж они оказались в одной постели, надлежало постараться и стать для нее надежным спутником, верным другом и умелым любовником. Ей должно было быть хорошо, пусть этот ее выбор, приведший ее к нему, нельзя было назвать правильным и разумным. Такой девочке не место рядом с приговоренным покойником.
Почти силой Зорич заставил себя отвлечься от сладкой похоти и сосредоточиться на другом: на тягучих и жутких мыслях, на страшных воспоминаниях, способных хотя бы немного, но притупить желание и успокоить бешеное биение сердца, а с ним и властный порыв стянуть с Хан штаны и прикоснуться к тому горячему и сокровенному, о чем прежде не приходилось и мечтать. Ласло, конечно, не мог всецело представить свои ощущения от такой ласки, но нагих женщин видел, и видел, как его соратники по оружию трахались с трактирными девками или шлюхами, наполняя залы и бани влажным хлюпаньем тел. С Кафидовой, вероятно, было бы так же. Не потому, разумеется, что она хоть чем-то походила на доступных девиц, но с точки зрения физиологии женского тела. Князь закусил губу и мгновение отвернул голову, позволяя Тане хозяйничать у себя в волосах той рукой, что не была занята крепкой хваткой, призванной не то не допустить близости, не то, напротив, подтолкнуть к ней. Оба они, признаться, замерли в нерешительности, и томление чересчур растянулось, сделав предвкушение почти что болезненным. Серб, по крайней мере, сдерживал себя с огромным трудом и наверняка знал: стоит ему прикоснуться к Тане немного, как это немного превратится в страстную ночь, которая не закончится, покуда он не лишится сил. Сказать «нет», нужно было сейчас или не говорить вовсе.
- Нет. Не сегодня, - судорожно протянул Ласло, звуча бархатисто и рвано от невозможности справиться с собственным дыханием, - Немного у нас не получится. Я хочу тебя, хочу быть с тобой, но не так. И не здесь. Не сейчас. Мы должны остановиться, чтобы потом…
Князь не удержал похотливый стон, вызванный новой волной возбуждения и, от невозможности заткнуть рот ладонью, вынужденно поджал губы, заставляя из почти что исчезнуть с лица.
Поделиться29Чт, 4 Дек 2025 19:52:05
Таня все понимала очень отчетливо и в то же время словно со стороны наблюдала за собой. Это были новые, дикие, не похожие ни на что ощущения и Кафид с искренностью первооткрывателя удивлялась, сколь сильно они могут влиять на человека. Раньше ей казалось, что никакие поцелуи и сладкие прикосновения не способны ее прельстить и вот теперь она наглядно видела, как Ласло одним стоном заставляет ее отрекаться от собственных принципов. Чего не мог сделать даже отец своим моральным удушливым насилием.
Кафидова застонала тихонько от разочарования и прижалась лбом к Ласло, взнуздывая свою рациональность и стараясь игнорировать ставшую болезненной тяжесть и пульсацию между ног. Это было мучительно, почти что физически, но в то же время, понимание того, что Ласло - прав, и сумел остановить их даже в такой момент, возводило парня в ее глазах на пъедестал и заливало душу горячим чувством обожания. Зорич не был таким как все, и оттого ее тянуло к сербу. И выбор, который она сделала инстинктивно, оказался не только правильным, но и единственно возможным для нее. Хан не терпела рядом с собой неискренности и малодушия, подлости, трусости. Никто, кроме Ласло, не сумел бы…Разве что Нито, но Альварес - это слишком сложная перипетия судьбы.
-Не сегодня. Хорошо,- чуть не плача заставила себя сказать Хандан и кивнула, гладя трясущегося Ласло по голове, видя, как непросто дается ему волевое решение. Поднесла к губам худую ладонь и поцеловала, успокаивая,-Тогда мне лучше пересесть или даже пойти к себе. Чтобы не мучить нас обоих.
Ей не хотелось этого делать, но Татьяна не могла себе позволить менее твердой, чем юноша. Ради нее он отказывал себе, и ей не хотелось обесценивать эту жертву. Русская улыбнулась мягко, погладила Зорича по щеке и легко поцеловала в губы, самым целомудренным поцелуем, на какой только была способна сейчас и съехала на край, чтобы натянуть сапоги и надеть мундир обратно. Вдали от его тепла на мгновение стало ужасно остро, но сразу же - легче дышать. И хотя она все еще хотела остаться и рискнуть, решение свое была намерена довести до конца. Шальная радость распирала грудную клетку изнутри, скрашивая горечь ненавистной рациональности: он неравнодушен к ней , ее чувство - не безответно!
Но стоило Тане встать с кровати и сделать пол шага, как рука серба обхватила ее поперек талии и дернула обратно. Кафид плюхнулась на койку и испуганно взвизгнула, заливаясь хохотом.
-Ласло, блин!,- только и успела обронить девица, оборачиваясь через плечо и смешливо фыркая в накрывший ее губы рот,-Мы же только что договорились..АХ!
Случайно ли это произошло или Зорич не вынес вида ее удаляющейся спины, но две вещи произошли одновременно: его рука со крипом сукна сжалась на обширной груди Хандан, и в палату зашел Булат. Турок был нагружен термосом и каким-то свертком, был вполне в благостном расположении духа и увидев возящихся на кровати ребят, погано ухмыльнулся и так заломил соболиную бровь, что эта гримаса мгновенно остудила обстановку не только в комнате, но и между ними. Хандан отлетела на стул, оставив Ласло одного беспомощно комкать одеяло на месте, где еще совсем недавно сидела девица.
-Вижу, пациент на поправку идет,- словно само собой разумеющееся подметил Амрит и подошел к изножью, бросая на серба оценивающий взгляд.
-Тебя стучать не учили?,- буркнула Хандан, приводя в порядок волосы и застегивая рубашку и ворот мундира.
Осман удивленно воззрился на подругу, поискал взглядом хоть подобие двери в отгороженном занавеской углу общей палаты и постучал пузатым боком термоса по железной спинке кровати и бросил свертком в Кафидову.
-Я пришел тебя сменить и принес тебе ужин, ты пропустила, пока бдела над нашим стойким оловянным солдатиком,-никак не подал виду, что застал что-то неприличное Булат,-Но я могу выйти, если вы заняты…
-НЕТ!,- это должно было быть то “нет”, которое означает “ничем мы таким не заняты”, а получилось как будто бы они просят его не выходить, словно не доверяют себе. Амрит сжал губы, стараясь не рассмеяться немедленно и на мгновение прикрыл глаза, чтобы Кафид не поняла, как глупо себя выдала,- Ой, заткнись!
Турок сделал жест, словно он запирает свой рот на замок и выбрасывает ключ в неизвестность. Татьяна вспылила, подхватила свой ужин и дернула к двери, но на полпути вернулась и порывисто поцеловала Ласло в щеку, гладя спину в мокрой больничной пижаме горяченной рукой.
-Я зайду утром,- пообещала она на прощание и поспешно ретировалась, красная, как рак и злая, точно сирокко. Пока не послышался грохот закрываемой двери из приемного, никто и слова не проронил, хотя смотрел Булат прямо в глаза Ласло и не мигая.
-Тебе я тоже принес ужин,- потряс он термосом и поставил на прикроватную тумбочку,-Наши коновалы небось запретили тебе есть, так что там куриный бульон с зеленью и немного мяса. Я попросил Мириам-хатун перетереть для тебя в труху курьячью грудку,- особые отношения османа с главной поварихой всея Академии были притчей во языцех, так что ничего удивительного не было,- Рад что общество прекрасной ханым пошло тебе на пользу. Для этого я ее сюда собственно и прислал. Она так волновалась за тебя, так переживала…
Янычар бесцеремонно плюхнулся на край койки и откинулся назад на вытянутых руках и посмотрел на Зорича, внимательно изучая каждую растрепанную деталь его внешности и темнее взглядом, когда дошел до расхристанного ворота рубашки, в котором виднелись резкие ключицы. У самого Булата в половину губы зиял кровоподтек и явно наспех неумело было залечена бровь.
Поделиться30Пт, 5 Дек 2025 16:49:36
Так было хорошо. Так было правильно. Просто дать Татьяне уйти и остаться в стылом одиночестве беленых стен лазарета. Кафидова вообще не должна была находиться здесь, с ним, скрашивая его минуты, но она находилась, и, слушая ее сорванное дыхание, ощущая жар ее тела Ласло почти что забыл, где они оба находятся. Ему не было дела до того, что кто-то посторонний может зайти в палату и застать их в позах весьма интимных, но было дело до чести русской и ее будущего. Нельзя лишить девушку невинности, а потом сделать вид, что ничего не было, ты не при чем, и за последствия не отвечаешь. Не считая опасности вдруг получить дитя, оставалась еще и неопределенность собственной жизни. Кто он? Студент Академии, чьего жалованья едва хватает на личные нужды? Что его ждет? Практика в лазарете? Помощь на кафедре? И, наконец, служба в рядах исследователей? Разве это может именоваться будущим?! А Таня? Что ждет ее? Разве жизнь в нищете для нее? Жизнь рядом с калекой-мужем, который не может ступить и шагу, чтобы ничего себе не сломать? Нет! Сперва он должен вернуть себе свое имя, и только после думать о свадьбе, детях и о Хандан. Именно поэтому ей и стоило теперь уйти. Уйти, пока ничего не вышло. Потом… Он придет в себя, они поговорят о них, обсудят общие варианты, построят планы и, может быть, уже после снова лягут в одну постель, но это будет не так, не теперь.
Зорич судорожно вздохнул, выпуская возлюбленную из липких объятий и нервно вцепился здоровой рукой в простыни, вынуждая себя сидеть у стены и не рваться обратно в тепло рук, к манящему жаркому телу, с которым отчаянно не хотел расставаться. Князь без княжества не хотел, чтобы Таня уходила. Не хотел оставаться один и проваливаться в свое обычное состояние, однако, благоразумие было важнее похоти, и мужчина знал наверняка: удовлетворение принесет им краткую радость, о которой после оба они пожалеют, и это будет не то, что можно изменить, исправить или обернуть вспять. Поддаться искушению, поддаться слабости было все еще слишком недопустимо, и Ласло наступал на горло собственной песни, наблюдая молча, и запоминая каждый всхлип, каждый вздох пылкой русской. Не такая. Она была не такая, как все, как он и говорил. И она… уходила.
Это вышло как-то само собой. Произвольно, резко, отчаянно. Мысль еще не успела родиться в голове серба, а руки уже обхватили узкую для столь пышного тела талию и утянули девицу обратно на койку, заставляя полусесть полулечь и так и остаться в этой неловкой позе, пока губы ловили губы, а ладонь, освобожденная от хватки, сжимала объемную грудь пусть и сквозь ткань одежд. И… Это было так прекрасно, так сладко и так упоительно, что даже явившегося точно черт из табакерки Булата Ласло заметил не сразу. Вернее сказать, не заметил вовсе, сосредоточенный на поцелуях в шею и судорожной возне пальцев в пуговицах рубашки Хан. Целителю хотелось не церемониться, а просто рвануть ткань в стороны, но одной рукой это сделать было практически невозможно. Тем более, левой, и все, что осталось, это корпеть и сопеть, оставляя поцелуи прям на рубашке по всему объему форм до тех самых пор, пока Таня не дернулась и не отскочила в сторону ошпаренной кошкой.
- Я что-то..? Ох… Я… Прости-прости…
Зорич все еще не видел Амрита, сверлящего, должно быть, его спину, но догадался, что их застали с поличным по выражению лица Кафид и по ее же речам. Ровно мгновение ушло на то, чтобы стряхнуть флер похоти, стереть с лица трепет и нежность и вернуть привычное холодно-пустое выражение, и с ним же и повернуться к проклятому турку. «Вот нужно было тебе все испортить!» Тело серба в этот момент Булата почти ненавидело, но голова… Голова была благодарна. Если бы не он, они с Таней не смогли бы остановиться, но вот знать о том осману не полагалось. Хватит ему и того, что он наверняка увидел гораздо больше, чем следовало, а понял – и того больше. Пусть думает, будто у них было все под контролем.
- Да, из…
Княжич открыл рот первым, но был слишком тих, чтобы его услышали. По крайней мере, в сравнении с Таней, чье «нет» прозвучало громовым раскатом и прокатилось по стенам, выдавая их с потрохами. «Как… неудачно». Ласло сглотнул, бросил емкий трепетный взгляд на Хандан и отвернулся к Булату.
- Что ж, очевидно нет, - припечатал целитель, - Да, до завтра.
Теплая улыбка, с поволокой грусти тронула губы серба, когда Таня поцеловала его в щеку, что он сам же ей и подставил, и медленно стекла, стоило взгляду вернуться к еде и надменному образу турка. Будь Амрит не таким паскудным на вид, Зорич, пожалуй, остался бы откровенным, но янычар так держался и так смотрел, что от него хотелось держаться подальше, а если и не держаться, то, как минимум, не раскрывать ему душу. Был у него уже однажды такой: веселый и злой, точно дьявол. Второго такого он не переживет уж точно.
- Спасибо, - Ласло вернулся в кровать и натянул одеяло – без Хан моментально стало холодно, а горячий пот, пропитавший ткань пижамы, теперь противно морозил кожу, - Да, запретили, и это не глупая прихоть. Да будет тебе известно, многие из лекарственных препаратов не сочетаются с едой, и, кроме того, на переваривание пищи уходит достаточно много энергии, которой в моем случае и без того недостаточно. И… Ты мог бы отзываться о целителях и повежливее: когда-нибудь кто-то из этих коновалов спасет тебе жизнь.
Зорич фыркнул и болезненно сморщился. Он не был здоров и не чувствовал себя хорошо, однако, рядом с Таней эти ощущения потерялись за возбуждением, тогда как теперь, без нее, мучило еще и оно, заставляя смотреть на то, как шевелятся пухлые губы Амрита, как перекатываются мышцы на шее, и как напрягаются руки, чтобы удержать вес.
- Я выпью. Позже, - добавил Ласло и поднял руку, между делом стирая рану с губы и уродливый порез на брови, залеченный так, точно его и не лечили, - Тебя Фил Григорьевич тоже просил за мной присмотреть? Или это личная инициатива? И прекрати паясничать на счет Хандан. Она... Я и правда заставил ее волноваться.
Серб судорожно выдохнул и пошло облизнул пересохшие губы. Он конечно, старался держать себя в руках, но похоть… Похоть так и рвалась наружу. Пусть бы и через всякие мелочи.
Отредактировано Ласло Зорич (Пт, 5 Дек 2025 16:53:34)



