Как будто далекий, отчаянный вопль и тут же-бульканье контрабандиста смешались с приступом боли в треснутых ребрах, но  это было слишком незначительно, хотя и задало какую-то свою атмосферу. Самана пересеклась взглядом с Хоуком и чуть подняла подбородок, мол, что, чего ты от меня ожидаешь? Она слушала , запоминала, и не пойми как  сдержалась от пренебрежительного фырчания: охотящаяся харза никогда себя не выдаст, в отличие от громыхающего, точно бронто в кастрюлях, храмовника. Но промолчала, она уже отлично усвоила, что с этими психованными самое лучшее порой- держать рот на замке. Они были привычны к безропотному и повинному молчанию магов в круге и пугались как домашние коты, стоило сказать что-либо умное. Или не очень умное. Не слишком высокого мнения Самана была о храмовниках, ну что поделать?
- Новодел-не новодел, а менять лук посеред боя...,- прижимисто проворчала женщина, тем не менее пробуя плечи и тетиву, по пещере разошелся гулкий вибрирующий звук,- Туговат, конечно.
-..."Но против магов и придурков в латах самое то",- разумеется, этого она тоже не сказала. Пересчитала стрелы, выкинула негодные, пополнила запас новыми, что выдал ей Карвер и загнала Асву под плащ.

... Она не понимала план до конца, увы, скудны были ее познания в травле магов, но то, что дело дрянь -поняла, когда рука отнялась на пятой стреле. Хасиндка не жаловалась на здоровье никогда, справедливо считая, что и хренову огру ее не прибить так просто, но стрелять с ее скоростью и из такого лука было тяжело. Пот и дождь залили глаза, по ней что-то ухало и грохало, стараясь превратить внутренности в кашу и недосуг было даже проверить, что это. Маги дали такой жестокий отпор, грызясь за свою жизнь, как загнанные в угол крысы. По сути, именно ими они и являлись. Самана несколько раз порывалась пробить горящими стрелами щит престарелого уже мага, что наседал на Карва, но безуспешно. Поняв, что одним луком тут не справиться, женщина с криком выхватила топор и метнула в ближайшего к храмовнику малефикара, попав в грудину и отшвырнув его. Добила уже на бегу вторым топором, и тут же прикрывая храмовнику спину от истеричной магессы, полосанувшей себя по руке. Грохнуло, вспыхнуло, снова, кажется, треснули ребра, заухало и закричало. Что и как творили рыцари с магами и демонами гнева, лезшими, казалось, отовсюду, ей было неведомо. Зато показалось, что чертоги Орлов она увидит ну очень скоро...
... Там в пещере надрывно кричала и плакала Хирд, умоляя, так жалобно и надрывно, что все внутри скручивалось. Просто слепо умоляя и визжа и хасиндке было до одури страшно. Маги стояли в кругу и монотонно бубнили, точно в шаманском трансе, загнав циркачку, грязную и чумазую, в середину, где ее за волосы держала женщина, с распростертым кинжалом, и ничего человеческого в ее улыбке не было. Самана неслась, точно не касаясь земли, посылая стрелу за стрелой, чтобы пробить наложенный щит, и все без толку. рук уже не чувствовала, спины тоже.
-Хоук, Хоук!,- в отчаянии вскрикнула она, но ее перекрыл визг. Хирд валялась с перерезанным горлом, а на свет факелов, будто  бы из сталактита, показалась лиловая рогатая голова.
Она не взялась за лук, потому что мазала уже четвертый раз к ряду. Топоры с неприятным стуком врезались в демонов,хотя серьезный урон им наносили только рыцари-храмовники.  Охотница могла лишь добивать или вовремя отгонять их от чьей либо спины, обжигаясь, когда твари взрывались.  В пещере грохнуло, повалил дым, но и тогда они не отступили, Хоук лично дорезал последнего ублюдка.

...- Погляди - ка,- она тронула храмовника за плечо, переступая через трупы и  скользя в наполовину спекшейся крови. Они склонились над пепелищем, бывшим некогда телом юной циркачки,- Они просто перерезали ей горло, для ритуала большего, видимо не надо. Чтобы крови было больше. Но у нее нет левой руки. Ее отпилили, когда труп уже обуглился,- она указала пальцем на место скола, острое, точно разбитая кружка,- В коробке и там, у Томэля, вы нашли кусок посоха, похожий на скрюченную обгоревшую руку.
Это был даже не вопрос. И без этого было отлично понятно, что кого-то они упустили в пылу боя, кто-то ушел непонятным змеиным лазом. К тому же, парнишку они не нашли. Самане не хотелось, но все же пришлось подпустить к себе ядовитую мысль о том, что Джим был как-то к этому причастен. Хоук прав: тут не чисто. И она собиралась разобраться с этим, хотя бы в дань уважения Минив и Джильера.
Асва топорщила и чистила подгоревший хвост, не обращая внимания на снующих храмовников, что тащили раненых  и обыскивали логовище малефикаров, хотя мало что от него осталось. самана смывала барабанящими дождевыми каплями гарь, кровь и грязь, болезненно шипя на ожоги, коих было великое множество. Она чувствовала себя куском мяса и боялась, что у нее отвалится спина и она не дойдет...А куда, собственно, ей идти? Стоило задуматься о норе в этом вшивом городе, пока она не найдет Джима.
- Я могу водить ваши патрули по Рваному Берегу, может даже снабдить мясом, хоть каким-то, могу делать стрелы для лучников,- перечисляла она капитану Хоуку, спрашивая о том, чтобы остаться в городе и даже пояснив причину. Ей было наплевать, что официально, ее даже не отпустили из - под стражи, теперь то ее не за что сажать в камеру!

Тщетно она рыла носом землю по всему городу, пытаясь раскопать малейший след магов и Джима. Как в воду канули, даже головорезы из Порта молчали,недружелюбно щеря гнилые зубы и клинки. Впрочем, чего она ждала? Пришлая, в умирающем отужаса и голода городе. Последний был самым тяжким испытанием: в городе не осталось даже чумных крыс, не говоря уже о собаках и кошках, и скоро, как она знала Мору, грозило вовсе не остаться детей....
Предложение поселиться  у него пришло от Хоука после пятого что ли отчета патруля, в котором она фигурировала, и с каждым последующим- все ближе к Клоаке. Карвер тогда разругался с хасиндкой, строго-настрого запретив ей приближаться к опасной зоне, а она ничего не могла поделать: нутром чуяла, что парнишка пропал там, все вело туда.Но  однажды ночью она рисковала не отбиться от обезумевших бродяг, и решила выбрать меньшее зло. Пусть Хоук думает, что она его послушала. Она и послушает, пока. Ей НАДО было найти Джима.
Самана присматривалась к капитану храмовников, как подобранная в подворотне собака,  подбираясь с каждым днем к "миске" все ближе и без опаски,пока в конце концов, не прижилась если не окончательно, то хотя бы сумела засыпать сразу. Больше всего проблем у них возникло с Ораной, девчонка почему то вбила себе в голову, что Саману надо называть "мона" и обязательно тягать горячую воду едва ли не каждый вечер. То ли намекала, что стоило бы охотнице мыться почаще,то ли отмачивая, чтобы сварить в каком-нибудь диковинном эльфийском супе. Женщина  сцепляла зубы и молчала, не орать же на  прислугу в чужом доме, тем паче- Карвера доме.
Он к ней не лез. Он мог бы постучать в ее дверь и она бы даже ему открыла (все взрослые люди, не на одних же кроликах  и плотвицах она тут живет), но, видно, сказалась ее пугливость  первых дней и теперь уже Хоук к ней присматривался. Приходил со службы, почему то улыбаясь простецкому супу из перловки и кроличьих потрохов, стягивал  латы и разваливался в кресле, греясь у трещащих в камине поленьев. Или строча рапорты, которые не успел настрочить в своей каморке в Казематах. Или смотря, как она, Самана, перебирает и правит стрелы, изредка убирая вьющиеся, пушистые прядки (да чтоб эту девчонку и ее травяные отвары!) с лица. Она не возражала. Она и сама находила в этом какой то давно забытый покой, в который боялась поверить. С Квеном начиналось  похоже, и он оставил ее одну в ливень на темном тракте.
Он носил ей хлеб, черствый, корочки, как она и просила. Самана могла бы попросить все что угодно из его пайка, но просила всегда только хлеб, грызя сухари с таким блаженным видом, точно это были орлейские деликатесы, не меньше. И может быть, не понимал, в чем тут фокус, но носил. А она благодарно  кивала и устраивалась рядом, чтобы он мог до нее дотянуться, пока они не расходились поздней ночью каждый в свою комнату.
Хасиндка как раз примеряла непойми где взятую Ораной красную юбку, чтобы сходить на ярмарку, когда то же самое предложил Карвер. Она не имела понятия, что думают о его новоявленной "постоялице" его сослуживцы, и была бы не прочь услышать своими ушами. Как и сходить на ярмарку с ним. Отчасти,потому что он обязательно возьмет ее украдкой за руку, отчасти, потому что там она могла узнать что-то еще о Джиме.
- Знаю,- Самана  враз помрачнела,- Мы там должны были  выступать. Думали, соберем медяшек и двинем в Антиву на зимовку....Мне нужно новое перо.
Она подошла к Хоуку, на ходу заплетая тугую косицу и показывая старое,растрепавшееся в усмерть перо - спасибо Ораниным ваннам и щеткам.
- Опять вернешься в темень?,- она не осуждала его, просто спрашивала, не ложась спать, пока латные сапоги не переступят порог дома. Один раз даже пошла встречать от Казематов, когда он задержался дольше обычного. Сделала вид, что обходит квартал с луком, правда. Но Карв дураком не был.
Женщина затянула шнуровку на глубоком вороте кожаного жилета, спустила дутые рукава выпрошеной у храмовника и великоватой ей рубашки и пошла рядом, привычным жестом застегивая перевязь с луком.

Наверное, ей повезло, что она шла вперед: лицо бы ее выдало. И хотя Самана, по урожденной привычке, привыкла только выжидать и скалиться,когда речь заходила о тевинтерцах и работорговцах...Нет, она не неслась бить оковы всякого раба - каждый сам ответственен за свою свободу. Но свою она взяла огромной кровью и выбор был таков, что ныне ее боги за него не похвалят. А был ли выбор вообще? Хасиндка ненавидела эту тему и привыкла прятаться от нее, даже если сама от себя.
- Вот как... Рваный берег всегда кем - нибудь да заселен, ничего не попишешь,- она насколько могла равнодушно пожала плечами, поймала взгляд Ораны и толкнула входную дверь, морщась от света,- Ты просишь меня сидеть сложа руки, Карвер.  А где-то там возможно еще жив Джим.
Клоака была больной темой и именно на нее они спорили до хрипоты. Вернее, она уперто твердила, что ей туда надо, а он - что не надо. На том и порешили. Но неизменно возвращались.
Она в Верхнем городе, побитом и полу разрушенном смотрелась неуместно, даже чернавки-эльфийки знали здесь больше своего, чем девица из Коркари. Ее это не волновало: Карвера, наверное, волновало. Признаться честно, она все никак не решалась заговорить с ним...ну, толком. Больше молчали, перебрасывались жестами и многозначительными взглядами. Не так давно, он допращивал ее, сжимая в латных рукавицах, а теперь она живет у него, точно диковинный зверь. Хоук обращался с ней, как умел, а она не понимала, что не так. И дичилась еще больше, подпуская к себе по половине шага в день.
-Ты можешь взять в дозор меня. Твое дело - улицы, мое - крыши. Твои начищенные железки не удивятся,- хасиндка умолчала о том, что "железки"  начнут гнусно хихикать, почему то низинников задевала чужая придурь,- Я подожду, пока ты вернешься.
Самана легко сбежала по лестнице, оставляя за собой яркий хвост алых юбок, обернулась на храмовника, ожидая, пока он повторит ее маневр в своих громыхающих латах. Карвер Хоук был неплохим парнем, даже для храмовника. Странным. Но на севере ей все казались странными. Пообвыклась за столько лет. Ее кривая улыбка была ему насмешкой, но он не замечал их с железной выдержкой, это хасиндке нравилось. Оба жили друг другу странными соседями дома и еще более странными напарниками на людях. Последние в охотку трепались и оставалось только диву даваться, до чего пустомели изобретательны в своей фантазии. Не одним Тетрасом был славен Город Цепей.
-Я хочу сказать: найдешь меня, если я буду тебе нужна. Сам не лезь на нож, капитан. Орана обещала пироги с почками, если я натаскаю дичи,- посмотрела на него своими темными глазищами и прищурилась, ловя сумрачную тень. Но приставать с вопросами не стала.

Киркволл, и раньше благочестивой публикой не блиставший, стал пристанищем для всякого рода проходимцев, что желали сбагрить свое добро и нажиться на тех, кто беднее нищих.И тем не менее. даже эти дармоеды привлекли в город деньги, а значит - на их висельные рожи смотрели сквозь пальцы. В Верхнем городе было не протолкнуться, гомон и гвалт стоял - хоть ножом режь. Места дальше от рыночной площади были дешевле и люди толпились там сумасшедшим стадом, презрев страх и благоразумие. Стража и храмовники на пару следили за порядком, высматривая воришек и  зачинщиков беспорядка. Со всех сторон шелестело, лязгало, хлопало; пахло съестным, резкой вонью оружейной смазки, тевинтерских благовоний, пыльными рулонами дешевой домоткани и дорого - шелком. Немногочисленные горожане и дворяне, призраки былого процветания города, даже им было не по карману выкрашенная мореной или крушовицей гладкая ткань. И все равно- покупали.
Самана поймала себя на мысли, что спокойно стоит и выбирает, когда Карв стоит у нее за спиной, что не тянется за ножом и не хочет на него рявкнуть. Отметила, посмаковала это ощущение железной твердости нагрудника, давящей на лопатки, дернула уголком губ и показала храмовнику длинное маховое перо орла, которое выудила в ворохе всякого мусора одного из торговцев. Она честно отдала за него монету и немедля вплела в волосы, на замену почившему.
Где-то недалеко ругались тевинтерские торгаши, не маги, а ушлые такие сопорати, считающие себя умнее других. Спорили о том, во сколько раз завысить цену на настойки и бальзамы, а так же ингредиенты и каков шанс продать их храмовникам: большой заказ Ордена одно дело, но на личные нужды каждый раскошеливается сам.
Дикарка поморщилась, когда особо резкое слово долетело до уха и обернулась, буравя купцов взглядом, точно прикидывая, чем засветить им в голову. Она понимала каждое слово, просто эти простофили наивно полагали, что никто в Марке не знает тевин. Особенно на торжище для оборванцев и отчаявшихся. Но молчала упорно: незачем кому-то знать о ее прошлом, о Тевинтере, ее ведь только перестали подозревать во всем подряд. Особенно Карвер...

На самом деле, сердце у нее пропустило удар от упоминания работорговцев, а не возможности найти наконец Джима. Самана знала, что парнишка не найдется просто так, как будто он сбежал от родителей, а не был утащен под землю малефикарами. Вопрос с тем ритуалом и обоженными кистями рук. отрубленными у жертв, все еще оставался открытым, но Хоук упорно требовал оставить его храмовникам и не забивать этим голову. А ей казалось, что никто ничего не делает: кому есть дело до пропавшего сироты- балаганщика?
Но она все равно кивнула. Хотя бы затем, что Котелок старался. Затем, что он сообщил ей,хотя мог бы этого не делать.
-Карв...,- хасиндка успела ухватить его за край кирасы, оцарапала пальцы, но удержала. Что ей было сказать? Что ей надо было сказать? Спасибо? Она не была уверена, что оно ему нужно или его достаточно. Девушка перехватила его ладонь в латной перчатке,  провела по волосам и над головой в каком-то однозначно хасиндском ни то жесте, ни то ласке и была такова, углубившись в толпу, оставив капитана самого разбираться с тем, на что у нее не хватило смелости.
Толчея и крики, вранье и звон медяков, шорох и аромат жареной рыбы... Спустя столько времени, город потихоньку ожил. Возле гномьего квартала стояла не шуточная охрана: там устраивали торги зерном, оружием, может быть - лириумом. Самана не шибко разбиралась в этом. Из подворотен близ "Цветущей Розы" выбрались шлюхи, которым повезло меньше, чем остальным и старались устроить свой собственный базар...Бесполезно, еще слишком рано. К вечеру народ будет пьян и весел, и вот тогда начнется свара.
Несколько раз ее пытались обокрасть, но дикарка не носила кошелька, а залезть ей за пазуху было сложнее, чем пройти мимо злобного огра. Алая юбка подметала камень мостовых там и сям, ловко лавируя в страшной толчее. Солнце нагрело крыши и заборы, к запахам торжища примешивался флер раскаленного железа и пота...
На нее налетел мужчина, Самана тут же отпрянула в сторону, недобро кривя губы так, что черный полумесяц на них выгнулся змеей, но нападать на нее не спешили. Холеный ухоженный мужчина скептически осмотрел ее и дернул уголком губ.
-Прошу прощения, мона. Меня соверешенно ослепил цвет вашей юбки,- его тевинтерский акцент на марчанском делал смысл фразы еще оскорбительнее, чем был на самом деле,- Быть может, вас тоже?
- В моих краях мужчины смотрят в глаза, а не ниже пояса,- пропела-прошипела женщина, уперев руку в бок именно там, где был спрятан нож. Сопровождение купца рявкнуло что-то не сликшмо лестное и двинулось было на нее, но хозяин их удержал. Впрочем, почему что-то? Просто на тевине это означало "грязная шлюха из сопорати". Знали бы они, кем она была, то поняли, что польстили ей.
- Очевидно, в ваших краях мужчины так же плохо знают, как воспитывать своих дочерей.
- Просто они  никогда не лаятся в незнакомцами на рынке, точно неразумные щенки,- она видела, что не будь здесь стражи рядом, то этот человек уже отвесил бы ей оплеуху,-  Будьте осторожны, господин. Смотрите под ноги,- она ухмыльнулась и скрылась в толпе, стараясь держать спину равнодушно и прямо, но на деле- дрожа всем телом.
Чертовы тевинтерцы. Она так старалась их избегать и вот тебе..Почему было просто не уйти? Почему она никогда не может смолчать в их присутствии? Может, потому что каждый раз слышит ноты хозяина Терция в каждом голосе имперца?...
Циркачи разбили балаган недалеко от спуска в Нижний город.  Они зарабатывали свои гроши трюками и фокусами, мелькая в разноцветных тряпках и перьях, подлетая вверх и поднимая руки в драматичных жестах. И хотя ей было тошно и тоскливо стоять в толпе и смотреть на них, Саману пока еще тянуло к тому, в чем она прожила несколько спокойных лет. Где она была...ну, пусть будет счастлива. Уход Квена подкосил ее, но растоптала по-настоящему именно смерть труппы Джильера и Минив. И когда зазывала протянул ей руку, хасиндка невольно подалась вперед, увлекаемая в круг танцующих, акробатов и скоморохов. Мир вокруг крутился в сполохе ее алой юбки, руки поймали ритм расстроенных барабанов и ржавого бубна и удержаться оказалось просто невозможно...
...Когда-то, ее учили танцевать палками и тумаками. Для рожденной в Коркари девчонки танец был ритуалом и имел сакральное значение, но в Империи ими развлекались и услаждали похоть.  Она долго не могла смириться, уже потом. после того, как выдрала себе зубами свободу, но Квен объяснил ей, что тело- всего лишь тело, оно такой же инструмент для получения желаемого, как и меч, крюк или зубило. И только тогда все уроки, вбитые в нее и доведенные до автоматизма, с рваной грацией девочки-подростка, пошли ей впрок и обросли лоснящейся змеиной шкурой.
Звон монет усилился и Самана решила, что сделает услугу трюкачам, собрав для них медяков на ужин, а с нее - не убудет. Она захватывала пальцами воздушные нити и взбивала босой ступней юбку, соблазнительно выгибаясь, точно в ее смуглом теле совсем нет костей и хаотичный, веселый ритм в конце концов подстроился под нее. Чем больше собиралось зрителей, тем охотнее цирковые помогали ей, смекнув выгоду. В какой-то момент это даже развлекло ее,  дикарка закружилась медленно, выплетая кистями плавные узоры и улыбаясь.
Тевинтерец, тот самый, что никак не отрывал взгляд от ее несчастной юбки, протиснулся сквозь толпу и смотрел на нее в упор, кривя губы в гримасе презрительности и издевки. Самана уговаривала себя не замечать его, не думать...Но чем больше он попадался ей на глаза со своей паскудной рожей, тем сильнее горло сжимала злоба. Купец шепнул одному из своих телохранителей что-то и тот исчез в толпе. Значит, целой ей отсюда не выбраться, не иначе.
Девушка выгнулась немыслимой дугой, взмахнула юбкой и в три невероятных кульбита оказалась подле противника, под прикрытием выразительного движения рукой сдернув с его пояса кошель. Золотые монеты загремели по мостовой, честной люд бросился поднимать золото и серебро и началась свара. Самна рванула в сторону, тевинтерец ухватил было ее за волосы, рыча как бешеный мабари, но она вырвалась и что есть ног припустила с площади, ныряя в узкие закоулки. Когда она почти добежала до лестницы в квартал Наместника, дорогу ей преградил бугай-охранник и пребольно саданул  по ребрам. Это ее остановило бы, не будь хасиндка загнана в угол и зла, как тысяча демонов: выдернув из-за пояса нож, она всадила его мужику в бедро и рванула по обломкам на крышу. Тевинтерец орал и голосил, но достать ее уже не смог. Дальше все было делом техники: добраться до дома Карвера, спрыгнуть во внутренний двор и ввалиться с заднего входа, перепугав Орану до чертиков. Девчонка выронила здоровый кувшин с водой, разлив по полу и кинулась расспрашивать "госпожу" ( с каждым таким обращением смеяться хасндке хотелось все больше и больше), что случилось и почему она обваляна в пыли и порвана, точно с нее пытались украсть одежду. Привычно отмахнувшись, Самана заперлась в своей комнате, зажмурив глаза и запустив пальцы в волосы.
Ребра болели немилосердно. Как глупо, как просто... Не в силах вынести собственное самоедство, она плестнула в лицо водой из стоявшего с утра таза, переоделась, подхватила более добротный тул и вышла, точно рассерженный бронто, бросив причитающей служанке, что ушла на охоту.
Уже на полпути из города, ей вспомнилось, что Карвер просил зайти...Чтож, Джима там все равно нет. Котелок разберется там и без нее, а ей нужно побыть одной. И хоть кого-то сегодня убить.