Девчушка ему не верила, несмотря на кровавую рану - не верила, должно быть считая, что у страха глаза велики. Но то было не важно. Куда более важным было то, что эту деревеньку оборотень обошел стороной - никого не покусал, и либо издох после схватки, либо забрался в чащу глубже. Стоило отправиться к Оленьему Ручью, после того, как силы позволят сидеть в седле, найти место сражения и сжечь мертвое тело, чтобы оно не отравляло скверной землю, в противном случае… искать наставника, чтобы уже вместе довершить начатое. Повторять свою ошибку Ингмар не собирался. Но как много времени он здесь проваляется? Неделю? Месяц? Юноша стиснул зубы так крепко, что проступили желваки на осунувшихся щеках, и обострились скулы. Не уйдет ли его наставник за это время в другие земли? Можно ли вообще из этих богами забытых мест передать какую-то весточку? Вряд ли кто-то сюда часто захаживал, разве что странствующие торговцы меняли свои товары из большого мира на шкуры, но и те, насколько знал Велль, бывали в таких местах раз или два в год. Да и где искать сейчас самого наставника? В глубокую яму сбросила Ингмара гордыня, жестокий урок преподали боги. Но вместе с тем не оставили без своей милости…
Юный Велль вновь взглянул на Вивьен. Она заботилась о нем без корысти, как о родном брате, может быть неловко, заметно смущаясь перед чужаком, но казалось вполне искренне. Ей подошло бы служение милосердной сестры: благое и кроткое. Боги, конечно, опрокинули его, но вместе с тем давали возможность подняться через руки этой девочки. И Ингмар успел подумать, что стоит относится к ней так же - как к младшей сестре, хоть ему было не просто это представить. Сестер у него не было, женщин, кроме матери, он не знал, и мир их, вместе с мыслями и чаяниями был неведомым.
- Я не привычен к зверям, - ответил юноша на просьбу быть милосерднее к кошкам, которые чуть не передавили ему дыхание. Однако он помнил о том, что следует быть благодарным дому, который его принял, а потому добавил: - но я постараюсь не вредить им.
Вивьен укрыла его одеялом точно беспомощного младенца, и Ингмар сдержался, чтобы не ворчать на это вопреки своему же обещанию. Девчонка конечно не мыслила ничего дурного, но забота такая была непривычной ему, задевала, саднила, только подчеркивала бессилие, и он просто отвернул лицо к бревенчатой стене, прикрывая глаза. Юная знахарка его больше не тревожила, отлучившись по своим делам. В комнатке сразу стало как-то пусто, может потому что вместе с ней исчезло давящее ощущение неясной магии, а может быть потому что живое присутствие хозяйки этого места с самой первой минуты заполняло для него все вокруг. Ингмар мог бы сравнить это ощущение с благодатным присутствием божественного в храмах, но это было слишком богохульно и он отказался тянутся за этой мыслью дальше.
Наевшиеся коты вернулись на кровать, но сколько юный Велль не силился от них отодвинуться, те продолжали льнуть к его теплу. Помятуя об обещании, инквизитор сдался, а следом и вовсе задремал, провалившись в черноту под глубокое урчание.
Ему снился снег, который сыпал с небес крупными хлопьями, заваливая все вокруг. Медленный, невесомый. От него не было холодно, и лишь зачерпнув его Ингмар понял, что в руках оказался мягкий птичий пух. Где-то послышался всплеск воды и звук шлепнувшихся капель. Вместе с перьями на руки инквизитора капнула кровь. Где-то совсем рядом раздалось приглушенные кошачье мяуканье, и рыжий кот принес к его ногам растерзанную белую птичку. "Так вот чей это пух" - успел подумать Велль, прежде чем очередной плеск воды выдернул его из сна. Несколько капель вновь шлепнулись со старой тряпки на пол, и открыв глаза юноша увидел белые, как снег, девичьи ноги. Босые, изящные, с такими тонкими щиколотками, что на них можно было бы наверно нацепить браслеты, с острыми коленками… эти ножки были лишены той округлой полноты, которую высекали скульпторы своим полуобноженным фривольным статуям в Авенне, но при всей худощавости, свойственной бедной юности, оставались… красивыми, ладными. Ингмар смотрел на них еще плохо сознавая было ли это продолжение странного сна или же уже начиналась явь. Сердце отчего-то заколотилось быстрее, и юноша вдруг почувствовал себя вором, присвоившим то, что вовсе не должен был брать.
Вивьен меж тем тяжело вздохнула, отерла тканью закатанного рукава взмокший от работы лоб, и вновь склонилась над полом, вынужденно отставив прикрытый подоткнутыми юбками девичий зад. Сердце пропустило один удар и Велль почувствовал, как огонь заливает его щеки. Он зажмурился, чуть пошевелился и вовсе накрыл глаза локтем. Грань сна и реальности стала особенно четкой.
Мысленно юноша обратился к милостивой Матери, прося прощение за это невольное подглядывание. Но вместо образа светлой богини, ему все ещё представлялись девичьи ножки, длинные и тонкие, как у оленёнка. Это неясное стыдливое и вместе с тем приятное чувство Ингмар тут же утопил в злости. Не должен он здесь находится - в одном доме с женщиной. Куда деваться теперь маленькой сестрице от его глаз? Скорей бы зажили проклятые раны!
И раны, милостью Богов заживали действительно быстро. Минуло всего несколько дней, а глубокие порезы затянулись уже первыми тонкими рубцами, что несказанно тешило душу Ингмара. Он все меньше нуждался в опеке и все больше порывался делать сам, даже вставать, хоть бок ещё взрезало тупой тянущей болью. От большей силы появлялось и большее упрямство. Велль нарочито не смотрел долго на Вивьен с того случая, боясь вновь оскорбить ее бескорыстную заботу своим неподобающим монаху вниманием. Иногда бывал незаслуженно груб, особенно когда чувствовал, что обезоружен перед девичьей простотой и ласковостью. Мысленно корил себя после, но держался той строгости, которые предписывали его обеты.