Вечер был невероятно прекрасен. Стоя у раковины и стряхивая с рук лишнюю влагу, Тессей всматривался в темноту стёкол, ловя в них своё и Октавии отражения, и не уставал любоваться. Филипп оказался прав, им обоим стоило отпустить себя и просто порадоваться тому, что есть: своей связи, своему пусть и короткому, но всё же будущему, своей красоте, наконец. Как не крути, а они были прекрасной цепляющий взгляды парой, и маггловский ресторан сполна это доказал.
- Вот именно, что забавная, - парень легко усмехнулся, подняв глаза и отвечая не столько женщине за спиной, сколько той, что видел перед собой, - никто не заставляет нас идти в салон рано утром. Сходим, когда проснёмся и приведём себя в чувства. Если, конечно, вообще сегодня уснем.
Рэдфорд коротко рассмеялся, давая понять, что шутит, но в каждой шутке, как известно, всегда находилась знатная доля правды. В его так точно была. Тесс глубоко вдохнул и довольно прикрыл глаза, наслаждаясь жаром тела возлюбленной, её смелыми прикосновениями и теми словами, что обжигали ухо не слабее дыхания и, вместе с тем, вызывали дрожь предвкушения во всём теле.
Парень хотел сестру. Хотел с той минуты, как она спустилась вниз в своём роскошном переливчатом платье. Хотел, когда пил вино в ресторане за столиком, и когда уверенно кружил в танце, отвечая на глубокие пылкие поцелуи. Хотел её всю, без остатка, но не мог получить, не желая портить момента, и теперь, когда они остались одни, был готов на любое безумство, будь то сладострастные вопли на весь дом или откровенные признания в постыдных желаниях. Впрочем, между женихом и невестой, едва ли, могло быть что-то действительно недостойное, что стоило бы припрятать. Рэдфорд, в конце концов, предпочитал оставаться честным. В словах, в жестах, в поступках, в постели.
- Мне нравится всё, что ты делаешь, и всё, что есть между нами, - глухо откликнулся он, отдаваясь во власть ощущений и даже не пытаясь бороться за право первенства.
Если Тави хочет вести – пусть ведёт. Пусть наслаждается им, как он наслаждается ею, и делает всё, что только приходит в голову. Ему в любом случае будет хорошо, но так, по-новому, интереснее, жарче, заманчивее.
Тессей и сам не заметил, как подался назад, стоило возлюбленной сжать его попу чуть более жадно и откровенно, но, когда понял, что только что сделал, решил ничего не менять, позволяя себе быть собой и не нарушать родившуюся откровенность. И пусть члена у Октавии не было, при желании можно было что-нибудь сочинить… или, хотя бы продолжить эти короткие, но чертовски возбуждающие ласки, заставляющие тело дрожать, бессмысленно дёргаться и предавать плавящийся от похоти разум.
В животе заметно потяжелело, дышать в корсете стало почти невозможно, и Рэдфорд был искренне благодарен за подаренную ему свободу, пусть за оную и пришлось расплатиться новой волной пьянящего наслаждения. Парень вздрогнул, едва рука сестры сжала его напряжение, судорожно вздохнул и закрыл глаза, ловя ощущения и бессвязно мыча сквозь поджатые от удовольствия губы. Голова качнулась, устроившись на плече у Октавии и обнажив шею для поцелуев, и опустилась обратно вниз, стоило мягкой подушечке пальца пройтись по влажной от смазки головке.
Всё тело Тессея налилось жаром, и жар этот отключил его здравомыслие, стирая и тягостные мысли, и смущение, и то напускное, что делало юного мага старше в его собственных глазах. Мальчишка не хотел быть кем-то другим, как не хотел и скрывать того, что ласки сестры безумно ему приятны, и что с каждым новым движением их становится очевидно мало. Рэдфорд хотел большего, и, раз уж Тави взяла все в свои руки, ему оставалось лишь направить их туда, где он хотел их чувствовать. Хотя, конечно, и без него возлюбленная справлялась прекрасно.
Тесс обернулся, подчиняясь, и слил губы в продолжительном вязком поцелуе, переходящем то в тягучую нежность, то в требовательные покусывания, то в жадное стремление насытиться хотя бы этим. Невольно в темноволосой голове проскочила мысль, что руки у возлюбленной всего две, и что одной из них придётся пожертвовать. Странная мысль, опередившая ту, что должна была оформиться первой, но потерялась за жгучим желанием.
Рэдфорд легко ухмыльнулся сквозь поцелуй, и, покуда тот длился, отнял ладонь, что до того старательно охаживала его достоинство, после чего припал губами к мягкому бугорку под большим пальцем, провёл влажную дорожку вдоль всей ладони и, наконец, погрузил в рот два самых длинных пальца, ничуть не тревожась о том, на сколько пошло и вызывающе это выглядит. Сейчас, пребывая в плену собственных фантазий, парень сделал бы и не такое, но пока предпочёл сосать, откровенно наслаждаясь и самим процессом скольжения, и влажными звуками, наполнившими дом, и собственными стонами, отчётливо выдающими всю силу его возбуждения. Впрочем, это было только начало и, стоило Тави привыкнуть, Тесси освободил руку, направив её обратно в свои штаны, но не вперёд, а назад, к чувствительному колечку ануса, что судорожно сжималось от одного лишь предвкушения возможного удовольствия.

Алкоголь всегда действовал на Тессея расслабляюще, делая хмурого, угрюмого и строгого к себе парня откровеннее, чувственные, развязнее. Многочисленные запреты и мысли, обычно имеющие власть над разумом Рэдфорда, таяли и исчезали за похотью, азартом и податливой мягкостью. Нетрезвому Тессу было почти безразлично, порядочны ли его желания, и Рэймонд МакФасти был трижды неправ, когда думал, будто бы друг не понимает, чем так хорошо опьянение. Он понимал, но… Не хотел становиться рабом бутылки. Впрочем, в том не было и нужды – чувства к Тави, живущие внутри парня, пьянили не хуже самого крепкого огневиски, размывая грани дозволенного и оставляя лишь ощущения вожделения и наслаждения.
Всё это было похоже на сладостную пытку, когда тело плавилось от желания, и каждое новое прикосновение отдавалось внутри крупной дрожью, сорвавшимся стоном или дерганым неподконтрольным уму движением. Рэдфорд пока ещё помнил, что находится в кухне Аппер-Фледжли, и видел перед собой раковину, окно, а за окном деревенскую площадь и перелесок, но, чем дальше они с невестой смели зайти, тем сильнее ускользала реальность, и тем чётче, острее и проникновеннее делались ощущения.
В какой-то момент Тесс до крови прикусил губу, не справившись с сенсорной перегрузкой, болезненно дёрнулся, пытаясь насладиться на ловкий язык сестры, и чуть было не сломал столешницу, вцепившись в неё так, точно дерево могло спасти его от вожделения и неукротимой страсти, велящей откровенно подаваться назад и стонать в голос, стоило Тави чуть отстраниться или остановиться. Парень хотел, чтобы сестра взяла его. Грубо, сильно, властно, чтобы он забыл обо всём на свете, кроме её исчерченного тенями лица и сорванного дыхания. Это был бы высший миг откровенности и доверия с его стороны. Миг покорности, признания и любви, но… что могла сделать женщина, чтобы дать ему то, что он хочет? Подразнить и довести до исступления предвкушением невозможного?
Рэдфорд дёрнулся и жалобно захныкал, стоило возлюбленной ослабить хватку и отпустить его. Бёдра горели огнем, член подрагивал от возбуждения, а губы призывно приоткрылись, беззвучно прося о большем. Стоять Тесси почти не мог, по крайней мере прямо, и, не вернись Тави через момент, пожалуй, так и съехал бы на пол, не удержавшись, чтобы уже оттуда взирать на роскошную ведьму и представлять, как она трахает его, заставляя тело выгибаться и трепетать. Лучше бы он вовсе не знал этих ощущений! Чёртов Филипп с его сексуальной наукой.
- Аххх…
Парень не смог сдержать протяжного стона, едва сестра навалилась сзади и надавила пальцами на напряжённое колечко мышц; не смог удержать контроль над истерзанным ласками телом, что произвольно сжалось от проникновения; не сумел совладать и с дрожью в непослушных коленях. Рука, упиравшаяся в край раковины, съехала внутрь. Браслет на запястье звучно звякнул о керамику, а на локте наверняка остался синяк. Невольно бедра отъехали чуть назад, отчего пальцы Октавии проникли резче и глубже, и это новое касание принесло столь яркое удовольствие, что Рэдфорд вскрикнул, не в силах справиться с наслаждением. Она почти достала до самой чувствительной точки внутри. Едва коснулась, но… Тесс всхлипнул, смахнул выступившие слезы и судорожно вздохнул. Трепещущей птицей в затуманенном разуме вспыхнула острая мысль: «Тави не сможет, у неё не получится. Нет!!» И это было так до такой степени досадно, что парень едва не заныл от разочарования. Точно ребёнок, которому показали самую красивую на свете игрушку, а потом унесли и спрятали.
- Что? Боже… Нет.
Голос был хриплым и звучал низко, а слова едва собирались в осмысленные предложения, спугнутые откровенной похотью и вожделением.
- Мне не больно. Мне хорошо. И я хочу, чтобы ты продолжала… Блин… Ахх… Я хочу… Глубже… Сильнее… Резче… Как я сам… Тебя…
Кое-как озвучив свои желания, парень сдавленно захныкал и с силой ударил несчастную раковину той рукой, что не провалилась внутрь. Это было так близко и так невозможно! Как сильно не прогибался бы Рэдфорд в спине, как не пытался бы насадиться на пальцы сестры, она всё равно лишь едва касалась нужной точки, отчего становилось почти мучительно больно, и боль эта, смешанная со страстью, не видящей выхода, вместо покорности породила злость. Злость на самого себя, на свои постыдные желания, на Филиппа, на опыт, который никак не мог позабыть, и о котором мечтал вновь и вновь, хотя и тайком. Каждый раз, глядя на Мелифлуа, Тессей вспоминал, как сладко им было в Бирме, и теперь это особенно раздражало, напоминая об испорченности и недостойности. Он хотел сестру, и это Тави пробудила в нём фривольные мысли, но… Что им делать с этим теперь?!
Парень гневно выпустил из ноздрей воздух и, заставив себя освободиться из плена влажной истомы, развернулся лицом к возлюбленной, глядя в её глаза глазами голодного зверя. Не будет так, значит, будет иначе, но всё равно дьявольски хорошо и чертовски прекрасно. В конце концов, он мужчина, и ему не пристало мечтать о крепком члене в собственной заднице!
Рэдфорд властно прижал сестру к себе ближе, не взирая на сопротивление, и, подхватив на руки, с грохотом пересадил на столешницу. Кажется, что-то разбилось, но мир вокруг волшебника интересовал мало. Его жёсткий горящий взгляд скользил по лицу Октавии, по её ключицам, по груди, по животу и, наконец, по бёдрам, что сейчас Тессей безжалостно сжимал, откровенно разводя в стороны самим собой. Он уже знал, что сделает дальше.
Сильные руки толкнули Тави в плечи, вынуждая упасть на спину, пальцы нащупали резинки трусов и стянули их со стройных ног, отправив куда-то на пол, прошлись по внутренней стороне бёдер и остановились, удерживая женщину откровенно раскрытой. Рэдфорд довольно улыбнулся, слушая, с каким звуком разошлись в стороны влажные складки, а после уверенно наклонился и приник к ним губами и языком, то дразня сверху, то проникая внутрь, то втягивая в свой рот столько, сколько мог. Грубо, резко, влажно. До тех пор, пока Тави не застонала в голос. И даже этого парню показалось мало. Не останавливая ласк языком, он ввёл в сестру ещё и пальцы, трахая горячее нутро размашисто и резко. Так, как хотел бы, чтобы трахали его самого: то почти выходя, то врываясь в податливое тело до самых костяшек, не стесняясь ни откровенности, ни возможных невольных травм от ногтей.
Животная страсть затопила и без того уснувший и потонувший в желаниях разум.

Отредактировано Tessey Radford (Ср, 16 Апр 2025 12:02:25)

Тессей, пожалуй, и сам не понимал, что им движет: страсть, перешедшая в неутоленное вожделение; любовь к Октавии и отчаянное стремление принести наслаждение, хотя бы, ей; чувство обиды и злости от невозможности взять свое; или же острое, нехорошее, но утробное желание показать любовнице, что нужно было сделать, и что именно он от нее хотел. Показать, не взирая на ее знания, протесты и обещания все устроить. Что ты можешь устроить? – Читалось в беспощадном горящем взоре агрессивных ястребиных глаз. Как? Каким образом? Рэдфорд хотел знать ответ, но не хотел его ждать. Неудержимая похоть вскружила мальчишке голову, и он, в кой-то веки, не стал противиться ей, позволяя себе быть собой и с упоением трахать любимую женщину, наблюдая за тем, как она раскрывается навстречу требовательному рту и как дрожит от каждого прикосновения и проникновения.
Ей явно было дьявольски хорошо. Ее тело отзывалось на грубую ласку, а разум изменял, отдавая хозяйку во власть его рук и его желаний. Тессей видел: что бы он не сделал, оно было бы принято с восторженным стоном, но обычный секс, сколь не был бы желанен, казался парню слишком простым, слишком быстром, слишком… привычным. Ему хотелось чего-то большего… Хотелось свести Тави с ума и заставить выйти за грань, и в итоге именно этого он и добился, вынудив податливую плоть трепетать, извергая из себя смазку и влагу под мощные судороги оргазма и откровенные крики. «Да! Да! Давай еще громче!» Рэдфорд как мог рассмеялся, чуть оторвавшись от промежности, и фыркнул, вышмыгивая из носа ударившую в лицо строю.
Пожалуй, такого конца он не ожидал. В какой-то момент пожелав отстраниться, Тесс тотчас же осознал, что не сможет этого сделать, даже если вырвет себе все волосы – Тави так сильно стиснула его голову бедрами, что любое неосторожное движение могло закончиться серьезной травмой – но это было и не то, чтобы очень нужно. Как там она говорила? – В постели, между двумя людьми нет ничего постыдного? Что ж… До постели они не дошли, но от наличия кухонного стола вместо мягких матрасов более стыдно не становилось. Все получилось именно так, как он и хотел, а сестра если кого и напоминала после всего, так это русалку, выброшенную на берег: прекрасную, роскошную, но едва живую.
Несколько мигов Рэдфорд позволил себе любоваться беспомощностью и откровенностью невесты, но после отошел к стулу с одеждой и потянулся за палочкой, намереваясь прибрать за ними обоими, а желательно еще и справиться с самим собой – как бы не было хорошо сестре – его возбуждение так никуда и не делось, и теперь очевидно выпирало и над полом, и над столом, и над взмокшим расслабленным телом, свернувшимся на столе. Обнаженным, горячим телом, вызывающим голодную дрожь и яростное стремление продолжить прямо сейчас. Тесс уже почти видел, как Тави удивленно распахивает глаза, почти слышал, как коротко вскрикивает, сопротивляясь, и… поспешил отвернуться, чтобы не искушать себя еще больше. Ему нужно было остыть, проветрить голову или, хотя бы, отвлечься, чтобы вернуть обычную мягкость и сдержанную заботу. Хорошо, что закончилось именно так, как закончилось – колдовство вполне подходило для того, чтобы обнаружить за похотью разум.
- Да, конечно, нам нужно, - парень стер лужу, образовавшуюся под спиной у Октавии, и ответил на улыбку улыбкой, - нам нужно в душ. Обоим. Но мне больше. Иди ко мне.
Подойдя вплотную, Рэдфорд отложил палочку в сторону и, подхватив невесту под бедра, пересадил ее себе на поясницу, с наслаждением отмечая, как горит тело, и как член касается все еще влажных складок. Он хотел сестру ничуть не слабее, чем до того, но туман в голове улегся, и за страстью обнаружились и любовь, и нежность, делающие прикосновения увереннее, но, вместе с тем, заботливее и спокойнее. Он сможет дотерпеть до момента, когда Тави захочет снова. Как и сможет ее донести. О том, что было, поговорят потом. Кажется, им много о чем предстоит пообщаться.
Тесс тихо хмыкнул, оставляя на губах возлюбленной поцелуй с металлическим привкусом крови, и потащил ее вверх по лестнице, мысленно считая ступени и про себя радуясь тому, что не так уж их и много, и что сестра неплохо держится самостоятельно, пусть и мешает ему идти своим горячим дыханием и кроткими ласками на шее, почти у линии роста волос.
- Пришли…
Рэдфорд поставил Октавию на пол и, прижав к себе, расстегнул ее лифчик, освобождая грудь, что, как и прежде, сводила его с ума одним своим видом и легким покачиванием в такт любому движению. Сжав мягкие бугорки ладонями, парень втиснул невесту в стену и припал поцелуями к острым ключицам и мягкой шее.

В этот раз всё было иначе. Тессей не понимал, стоит ли списывать перемены на сделанное и принятие предложение или лишь на время, что позволило им обоим уложить мысли и принять свои чувства, однако, безусловно наслаждался и тем, что делал, и тем, что получал в ответ. Они с Тави точно и впрямь перестали быть друг другу сестрой и братом или случайными любовниками. Они больше не прятались в объятиях старого дивана, боясь спугнуть новые ощущения и собственную решимость, и не встречались украдкой на чердаке таверны, готовые остановиться в любой момент. Они были дома, и Рэдфорд вёл себя так, как до того не мог осмелиться: несдержанно, уверенно, дерзко. Они ещё никогда не оскверняли кухонный стол и никогда не делили ванную, но… Всё когда-то случалось впервые, так почему бы и не сейчас, когда в особняке нет никого, кроме них, и когда никто им не помешает?
Парень пьяно улыбнулся сквозь непрерывные глубокие, почти вульгарные поцелуи и позволил утянуть себя под горячие струи воды, что, касаясь возбуждённого естества, почти причиняли боль. Это было слишком. Слишком остро, слишком проникновенно и слишком чувственно. Тело горело огнём, отзываясь на каждое прикосновение крупной дрожью, член истекал смазкой, а губы приоткрывались с громкими стонами и короткими всхлипами. Тессей едва мог терпеть и выносить собственную похоть, но каждый раз, когда он уже готов был сорваться и влететь в жаркое тело возлюбленной, её сопротивление останавливало его, и всё начиналось сначала, по кругу доходя до мучительного пика и отступая, подобно отливу.
Рэдфорд едва держался на ногах. Его руки безжалостно блуждали по податливому телу Октавии, припадая к мягкой груди и округлым бёдрам. Поцелуи оставляли пожары на разгоряченной и влажной от воды кожи. Ему было жарко и тошно, и он уже даже намеревался попросить невесту сжалиться над собой и позволить кончить, хотя бы, при помощи рук, однако, стоило ему лишь взглянуть с надеждой и открыть рот, как женщина ускользнула, оставляя после себя призрачные прикосновения пальцев на члене, запах смазки, смешанный с ароматом мыла, и нежное обещание дождаться в спальне. Тесс разочарованно застонал, отвернулся и, уткнувшись горячим лбом в холодный кафель, несколько раз ударил ладонью по узорчатой плитке.
- Я… Сейчас, - только и пробормотал он в ответ.
Сейчас… Если бы только это было хоть сколько-то просто. Стоя под струями воды и смывая остатки мыла, парень едва мог дышать спокойно, и каждое касание даже собственных пальцев заставляло его стонать в голос и цепляться за стены и окружающие предметы, чтобы не упасть и не нарушить свои же запреты. Нельзя было заканчивать всё вот так! Что бы не задумала Тави, и что бы не решила на счёт их ночи, она просила его прийти, а, значит, как минимум, намеревалась продолжить. Как-то иначе, раз не захотела сделать всё в душе.
Невольно Рэдфорд вспомнил широкую кровать в Хогсмиде и собственный галстук, стягивающий запястья, и мучительно захныкал от невозможности воплотить мечту и получить желаемое. Ему хотелось бы, чтобы то, что было тогда, повторилось. Чтобы Тави так же его связала и исцеловала, не оставив на коже живого места; чтобы ягодицы горели огнём от громких звонких шлепков, и чтобы тонкие женские пальцы, что были в нём на кухне, снова проникли внутрь, пусть бы и коротко, но резко, грубо и быстро. Ему бы сейчас и этого было бы вполне достаточно, но…
Тесс заставил себя отлипнуть от кафеля, кое-как восстановить дыхание и выйти из душа, увлекая за собой полотенце. Скорей по привычке, чем от нужды. Босые ноги прошлепали до нужной спальни и завели парнишку в полумрак тёплой уютной комнаты, заставляя остановить взор на белом пятне полотенца. Что там в него завернуто, Рэдфорд предположить не мог, как, впрочем, и не допустил мысли, что оно не пусто, но позабыл и о том, о чем начал думать, и о том, что видел перед собой, в тот же миг, в какой попал в плен горячих рук и настойчивых губ.
- Ахх…
От падения на кровать из него вышибло дух, от ощущения тяжести и близости обнажённого тела сестры - те крохи самообладания, что он кое-как вернул, оставшись наедине с собой. Вожделение накатило мощной волной, а было притупившийся голод вновь отчётливо прорисовался в горящем яростном взгляде. Тессей хотел Октавию. Хотел, чтобы она не выпускала его из объятий, чтобы не останавливала поцелуев и не нарушала их единения. В голове своей парень уже нарисовал соблазнительную картину двигающейся на нём сестры, и спугнуть эту фантазию не смогли ни лукавый взгляд, ни ремни, обнаружившиеся на подтянутых крутых бёдрах. Сейчас Рэдфорд, признаться, не был способен думать, что это и для чего нужно. Левая его рука скользнула вверх, очертила бок женщины и по животу опустилась вниз, нажимая на чувствительную точку между складками и, тем самым, проверяя, готова ли возлюбленная продолжать или же всё так же пребывает в плену у собственной сверхчувствительности и пережитого оргазма.
Случись Тави дернуться и воспротивиться, Тесс не стал бы ничего продолжать, но она выгнулась, вскрикнула и… отомстила ему за наглость, ловко ухватив поперёк талии и перевернув на живот. Парень сдавленно зашипел, чувствуя, как неприятно врезается в одеяло его возбуждение, повозился и задохнулся от вернувшегося ощущения тяжести на себе и пылкости прикосновений, что теперь стали более настойчивыми, откровенными и очевидными. Тави определённо знала, что делала, и что собиралась сделать, и от предвкушения, смешанного с хрупкой надеждой, у Рэдфорда в животе стянулся тугой болезненный узел.
- Охх…
Тессей почти обернулся, стоило сестре поставить его на колени и вернуться к тем ласкам, что не случилось на кухне, однако, короткий ёмкий приказ заставил его отвернуться и уткнуться лицом в подушки, чтобы не завопить во весь голос сперва от ощущения скользких пальцев, а после от чувства наполненности и абсолютного безусловного доверия. Это было так приятно, так сладко и так желанно, что парень моментально лишился и способности анализировать происходящее, и манеры корить самого себя, загоняясь на ровном месте.
Ему вдруг стало совершенно неважно, что мужчины так себя не ведут, и что сестра, вероятно, сильно разочаруется обнаружив такую подставу. Не контролируя себя вовсе, Рэдфорд стонал, выгибался и подставлялся под грубые проникновения столь откровенно и жадно, точно всю жизнь только об этом и мечтал, и его ничуть не смущали ни собственная податливость, ни дикий румянец, расписавший не только щеки, но и всё тело, ни звуки голоса, изливающегося теперь нежно, соблазнительно и почти умоляюще. Тесси не думал ни что делает, ни что говорит, ни что вообще происходит с ним. Он просто подчинялся, подставляясь под поцелуи и подаваясь навстречу трахающей его резиновой игрушке, о существовании которой не догадывался даже сейчас.
Впрочем, то было и не важно. Какая разница, что это, если это так восхитительно, так неповторимо и так… искренне? Кое-как повернув голову, парень обнял Октавию за лицо и поцеловал глубоко и нежно, без слов благодаря за решительность, признание и готовность подчиниться его порывам.