Тессей не слышал, как Тави спустилась и зашла в кухню. Пребывая в плену тяжёлых аккордов и запахов свежеприготовленной еды, он воображал, как составит всё это на поднос и поднимется в спальню будить невесту ласковыми, но настойчивыми поцелуями, а потому ощутимо вздрогнул, почувствовав прикосновения со спины, и тотчас же потянулся к приемнику, чтобы убавить громкость.
- Доброе утро. Давно проснулась?
Парень чуть обернулся, стараясь поймать взгляд возлюбленной. Зная об их проклятии, в пору было спросить, хорошо ли она спала и явилось ли утро действительно добрым или же дракклова Тень снова возникла перед глазами Тави, спугнув сон и разорвав сладостную негу, однако, прямо сейчас вопросы не казались столь важными. Да или нет, прошлого они не изменят, зато вполне могут не позволить ему травить настоящее. В конце концов, разве не это он вчера обещал?
Рэдфорд легко улыбнулся, довольно вздохнул, думая пригласить сестру к столу, но та приникла к нему так жадно и требовательно, что и приготовленная еда, и оставшиеся с вечера пироги перестали иметь какое-либо значение. Поесть они точно ещё успеют. Вот только…
- Тави, по…
«Подожди», - хотел сказать Тесс, - «дай мне закончить и выключить плиту». Не дала. Тихо настойчиво замычала, затыкая рот поцелуем, судорожно вцепляясь пальцами в ворот халата, не позволяя ни отстраниться, ни выдохнуть, ни вдохнуть. Тави хотела его сейчас. Здесь. Не оглядываясь на нормы приличия и минувшую ночь, и парень не нашёл в себе ни единой крохи желания отказаться от продолжения. Почему нет, если оба они, похоже, давно мечтали начинать утро именно так? Волшебно, пьяно, безудержно.
Рэдфорд легко улыбнулся сквозь поцелуй, слепо шаря по вентилям плиты и легонько смеясь тому, как они с Тави соприкоснулись пальцами. Невинно, случайно, неловко, но так сладко и неизбежно. Из подобных мелочей, признаться, и состояло счастье: из лёгких касаний, из горячих, полных нежности взглядов, из поцелуев на кухне или где-нибудь в коридорах, из тихих слов и откровенных признаний. Мальчишка был так теперь счастлив, что едва не спросил сестру прямо, имела ли она в виду нечто образное или, говоря о завтраке, говорила буквально, но вовремя поймал мысль, сочтя её слишком вульгарной и пошлой. Зачем спрашивать, когда всё и так очевидно?
Руки уверенно легли на плечи Октавии, по телу прокатилась судорожная волна удовольствия, стоило женщине только коснуться кожи живота и возбужденного члена. Тесс прикусил губу, запрокинул голову и коротко застонал – тело всё ещё оставалось слишком чувствительным, чтобы заставлять себя ждать, а воспоминания о пережитой ночи будоражили разум, горяча и без того кипящую кровь. Сильные пальцы небрежно погладили короткие тёмные пряди сестры и требовательно сжали их, направляя и подталкивая к активному продолжению и очевидному желанию.
Вчера Рэдфорд хотел подчиняться. Сегодня – обладать. Если бы он мог, если бы сзади оказалась стена, парень привалился бы к ней лопатками, позволяя или даже вынуждая Октавию обойтись с собой погрубее, но… никакой опоры поблизости не было, а та, что имелась, совершенно не подходила. Итак повезло опомниться вовремя и не схватиться рукой за раскалённый готовкой металл. Тесс глубоко вдохнул, ощущая, как предвкушение перетекает от истекающей смазкой головки до самой макушки, и резко поставил возлюбленную на ноги, тотчас же перехватывая за талию и усаживая на стол, что так удачно послужил им вчера. Быть нежным, ласковым и неторопливым мальчишке решительно не хотелось.
Прошлым вечером они с сестрой говорили про мягкость, и он выражал желание сделаться не таким несдержанным, однако, стоило дойти до откровенной близости, все стремления пошли прахом. Никакой мягкости, кротости и услужливости. Не в этот раз. И пусть внутри жило желание повторить минувшее, а в голове перекатывалась картина, где он скакал бы на том, что Тави вчера отыскала, глядя в её глаза и отчаянно прижимая к себе – всё это вполне могло подождать до другой ночи и момента, когда он будет отчаянно нуждаться в забытьи и вытрахивании собственных липких страхов.
Парень дёрнул кимоно, распахивая его в стороны, стиснул крепкие бёдра и пропал губами к роскошной груди, оставляя на нежной коже болезненные поцелуи-укусы, перемежающиеся с ласковыми зализываниями и горячими, опаляющими жаром дыхания прикосновениями. Пальцы сжали мышцы ног болезненнее и ощутимее, наверняка оставляя на светлой коже синяки, глаза зажглись лихорадочным блеском, воздух вокруг раскалился и точно истаял под напором сорванного дыхания. Тесс чуть прищурился и посмотрел на сестру так, как до того смотрел только на Филиппа: яростно, властно и по-хозяйски самоуверенно, точно обозначал своё право делать всё, что последовало дальше.
Мгновение потребовалось Рэдфорду, чтобы дёрнуть Тави вперёд и заставить немного свесить задницу со стола; ещё мгновение ушло на то, чтобы спустить собственное бельё и направить дрожащий член в горячее нутро, навстречу влажным от возбуждения складкам; третья секунда была отдана резкому судорожному проникновению до самого конца; четвёртая – довольной улыбке, озарившей лицо при удивленно-восторженном возгласе женщины. Больше Тессей не отвлекался, и взгляд, наконец, отвёл, утопая в тёмных волосах, рвано целуя уши, лицо и припухшие губы, и шепча бессвязные лаковые глупости, столь разительно расходящиеся с глубоким и быстрым ритмом.