Малявка была проворна: чтобы пятилетка так резво скатывалась по перилам Татьяна видела впервые. Но Кафидова сама была не лыком шита, а потому подхватила срывающуюся с поворота  сестрицу за край подола и прижала к себе крепко, уберегая неразумное дитя от серьезного такого падения.
-Пусти, пусти!,- отбрыкивалась девчушка и вцепилась ручонками в ручки супницы из императорского фарфора,- Я хочу быть рыцарем!
-Да Бог в помощь,- процедила мысленно Хандан, но все-таки отобрала хрупкий предмет столового гарнитура и отвела малышку Валентину подальше от лестницы,- А почему с супницей на голове, Валя?А если бы ты упала и порезалась? Это между прочим мамин любимый набор посуды!
-Потому что на ней “рожки”! И львы! Отдай, отдай!,- заканючила маленькая барышня-Кафидова и подпрыгнула, чтобы отобрать свой рыцарский шлем, но естественно, даже до бедра старшей сестре не достала. Хандан подняла несчастную супницу повыше  и отставила на ближайший столик, не дав малявке добраться и нанести семейному достоянию непоправимый ущерб.
Дом Кафидовых вовсю готовился к приему гостей к новогоднему празднику. Первые посетители должны были прибыть уже через час и слуги носились как угорелые, подстегиваемые нервничающей мачехой. Ольга не слишком любила сборища у них дома, потому что в силу положения была вынуждена конкурировать с другими дамами петербургского света в убранстве и  роскоши праздника. А ярмарке тщеславия матушка предпочитала простые семейные заботы.
Уже везде развесили гирлянды из еловых веток и бантов, светились стеклянные шары на елке и горели всамделишние магические огоньки, перемигиваясь искрами с бликами на столовом серебре. Женская половина Кафидовых вовсю крутилась перед зеркалом, наводя последний лоск, Александр Адамович, по привычке, работал в кабинете, пегий спаниель ловил горничных за пятки и гонял невесть как доставшуюся ему косточку от авокадо, с которым из повар намеревался сделать какой-то шедевральный салат и удивить гостей. Все были при деле, даже дворецкий,  не услышавший звонок в парадную.
-Таня, Танечка, ну пожалуйста!,- верещала и крутилась на руках Валентина
-Далась тебе эта супница?! Пойдем лучше шлем тебе сделаем..,- в дверь снова позвонили и Кафид поняла, что помощи ждать неоткуда, придется браться за дело самой. Она  покрепче перехватила малышню под мышкой и шурша синими юбками, направилась к двери,- Будешь себя хорошо вести, сделаем тебе костюм из новой Марусиной кастрюли, идет?!
-Да!
Под радостный детский визг  они и открыли дверь. В лицо бросило горсть мягких снежных хлопьев, морозец облизал голые плечи и Хандан отпрянула на полшага, чтобы хоть что-то разглядеть в этом буране. Мальчик-посыльный продрог до костей и очевидно, мечтал о тепле и тарелке горячего борща. Хан дала бедолаге монетку с блюдца, специально поставленного для этих целей у двери, одним махом сгребая почту и скороговоркой желая почтальону счастливого нового года. Татьяна Александровна оглянулась в поисках  кого-то, кто мог бы передать письма батюшке, но мимо пронеслись лишь поварята, с натугой тащившие в столовую поднос с фаршированным гусем. Прислуге было явно не до рутинных обязанностей, все боялись получить по шапке за проваленное новогоднее празднество: мягкая и сердечная обычно Ольга Сергеевна превращалась в разгневанную соколицу, если что-то шло не по плану.
-Иди, стащи пока кастрюлю и прибегай ко мне,- велела Кафид младшей сестре и спустила егозу на пол. Валентина дала такого стрекача, что можно было не сомневаться: утвари кухарка не досчитается.
Хандан сдула выбившийся из прически локон и поднялась на второй этаж, собирая письма в ровную красивую стопку. Приглашения, приглашения, служебные записки - Александр Кафидов в последнее время так много работал,  что складывалось впечатление, будто всем стоит готовиться к чему-то масштабному. Например, войне. Хан боялась, что она начнется с Османской Империей, но напряженность в отношениях длилась вот уже несколько лет, а терпение султана все еще не подходило к концу. Девушка никогда не считала себя знатоком дипломатии даже при учете сданного зачета в Академии, но некоторые вещи были очевидны даже простым обывателям, вроде нее.
Время еще не пришло. Но для чего?
На витом пролете третьего этажа Хандан запнулась и остановилась, напряженно вчитываясь в витые буквы тюркского алфавита: Алным. Мехмед Алным. Дядя Мехмед писал ее отцу и Кафидова не помнила, когда в последний раз такое вообще было? Папенька часто, но как будто вскользь повторял, что турки сплавили обузу в виде нелюбимой племянницы  без сожаления и не общаются с Кафидовыми в силу подлости своей натуры. В юности, Татьяну это страшно обижало, она донимала расспросами, почему дяди и братья не пишут ей, но тем не менее прислали дедушкин ятаган ей в приданое? Ответом было лишь пожание плеч и просьба заняться чем-то полезным.
Хандан свернула в музыкальную комнату и присела на край дивана. Ей было отлично известно, что читать чужие письма - плохо, что дипломатическая переписка - это государственная тайна, но никаких имперских штифтов на конверте не было, чернила чуть потекли, да и доставили письмо обычным с почтальоном,  а не посольским посыльным. Возможно, тогда ее вела интуиция. Хан ловко взрезала письмо шпилькой и  стала жадно вчитываться в непривычные вензеля османского языка. Порой ей казалась, что она дочиста позабыла письменный тюркский, но чем дольше читала, тем легче шел перевод.
И тем холоднее становились ее пальцы.
За каждым “почтенный господин Кафидов” она улавливала глубочайшую степень презрения и отчаяния. Дядя взывал к совести, требовал вернуть обманом выуженные средства и грозил пойти прямиком к султану. Полтора миллиона акче. Баснословная сумма. Даже не верилось, что мамина родня такими располагала. Хотя, у них во владении была пусть и мелкая, но целая провинция, все могло быть. За полтора миллиона можно было скупить все Рузе.
Она читала и с каждым словом начинала подозревать, что сходит с ума. Не мог такой матерый дипломат, как ее отец, допустить такую ошибку, чтобы она привел к таким обвинениям.  “Наши прошлые письма к вам” - значит, турецкая родня все-таки писала им! “Приданое для Хандан”,- тут Кафидовой стало совсем плохо. Он что, прикрывался ее именем?!  У Хан задрожали руки. Она давно перестала быть впечатлительной первокурсницей, но здесь даже ее непробиваемая броня мрачного оптимизма дала трещину. Девушка встала с дивана, забыв на нем все прочие письма и вышла на лестницу, отстраненно глядя на то, как возятся там и сям слуги.
Что ей делать?
Ноги ее сами принесли к дверям кабинета. Белые створки с массивными ручками на турецкий манер- как будто издевка над ней, всем миром и дипломатическим корпусом в том числе. Теперь все виделось Татьяне особенно остро. Она комкала несчастный листок с письмом в руке и  не знала, что это: дамоклов меч или все же сизифов камень?
Александр Адамович что-то сосредоточенно писал. Судя по пустой рюмке и бутылке вишневой наливки, праздновать отец начал немного заранее. Он никогда не был пьян вдрызг, алкоголь менял скорее его манеру видеть мир и отвечать на вопросы самым нетривиальным образом. На короткий стук он даже не оглянулся, и продолжил писать даже после того, как Хандан вошла и замерла, на полпути к столу, опираясь рукой на высокую спинку кресла.
-Что случилось?,- не поднимая глаз спросил отец,- Хочешь о чем-то рассказать или что-то попросить?
Девушка скривила губы. За все годы папенька как-то не додумался допустить мысль, что ей может быть нужно не одолжение, а просто его родительское участие. Впрочем, Александр Кафидов не блистал ни им, ни рвением идти ей навстречу. Никогда. Так что она покачала головой, но жест этот Кафидов-старший, конечно же, не увидел. И ее молчание нарушило весь деловой апломб превосходства: отец таки оторвался от дел и посмотрел на Хан с плохо скрываемым раздражением. Обычно, заставлять ее лезть за словом в карман было не нужно.
-Твоя драматическая пауза чем-то обоснована? Я должен догадаться?
Хандан пожала плечами и впилась взглядом в красивое лицо отца. С возрастом, она стала больше походить на него, хотя в детстве ей твердили, что она больше похожа на мать. Широкие скулы, прямой крупный нос, большие глаза, вьющиеся надо лбом кудри. Наверное, он  и сам был не рад тому, насколько они похожи. Почти во всем.
-Что такого можно купить на полтора миллиона акче?
Кафидов снял очки и медленно отложил их в сторону вместе с пером. Хандан знала, что это был жест начала очень опасного состояния отца, когда он был готов пойти в безапелляционную атаку. Но почему-то медлил, даже голоса не повысил.
-К чему такой вопрос? Тебе понадобилось что-то столь дорогое?
-Не знаю, ты мне скажи,- она отзеркалила жест пожатия плеч и подошла к столу,- В конце концов, это тебя обвиняют в их краже.
Кафид положила письмо перед отцом и уловила отчетливо, как дернулись желваки на породистом лице. Длинные узловатые пальцы взяли лист и мужчина вновь надел очки, чтобы прочесть витиеватые строчки. Легкая тень прошлась по его облику, но в целом Александр Адамович казался вполне спокойным. Но Хан чувствовала, что это показное, на кончиках пальцев она научилась угадывать его гнев,  его коварство и чувствовать на языке горечь его лжи.
Сейчас она будто выпила стакан яда.
-Как это понимать, Таня?,- черные брови нахмурились и исказили привлекательный облик ,- Ты теперь читаешь мои письма?!
-Ты говорил, что Алным нам не пишут, не интересуются мной, рады были избавиться. Я столько лет в это верила, и тут я вижу письмо от дяди Мехмета. Прости что не удержалась. Но оказалось, не зря.
-Не переводи тему!
-Это ТЫ не переводи тему! Полтора миллиона. Мое мифическое  приданое. Семь лет переписки. Визит в Петербург, о котором я ни сном, ни духом! Это правда?,- Хан оперлась о стол пальцами, глядя на отца сверху вниз.
-Разумеется, нет! Твой дядя в отчаянном положении и как мужчина не хотел, чтобы ты вникала в это. Это не твоего ума дело! И не пора ли тебе сменить тон?! Я не потерплю подобных выходок, Татьяна! Немедля иди к себе.
-Врешь,- зашипела Хандан и улыбнулась мерзкой, кровожадной улыбкой, с радостью не имеющей ничего общего,-Все время врал. Зачем бы иначе  специалист по Ближнему Востоку вдруг резко перебросил сферу своих интересов на Польшу? Сколько таких писем я найду, если поискать по полкам и ящикам?...
Она не поняла, что перешла опасную грань, простые слова вдруг стали рычагом, сорвавшем пружину самообладания. Кафидов вскочил с места, сгреб дочь за шею и со всей силы вжал лицом в стол. Хандан рванулась, чтобы вывернуться из захвата, руку укололо прикосновением чего-то острого и ей почти удалось сбросить чужую хватку, но отец умудрился схватить ее за шкирку и отшвырнуть в угол, сбивая со стола бумаги и вещи. Хан врезалась головой в круглый обод секретера и  в ушах зазвенело. Она с трудом разлепила соловые глаза и окрысилась, глядя на возвышающуюся над ней фигуру отца.
-Не сметь угрожать мне в собственном доме! Неблагодарная дрянь! Я вырастил тебя, вытащил из захолустья, хотя мог бы отправить в монастырь! Но взамен получаю сплошные проблемы! Кем ты себя возомнила, соплячка испорченная?!
Кафидов собирался сделать что-то еще, но ждать очередной унизительной оплеухи Хандан не стала, она схватила попавшееся под руку пресс-папье и ударила отца. Целилась в голову, но промахнулась, попала в руку. Это его только разозлило, Александр Кафидов замахнулся с намерением отвесить дочери пощечину, но пламя из лампы вдруг прыгнуло до самого потолка, заставляя мужчину инстинктивно прикрыться. Татьяна сгребла с пола измятое письмо и бросилась прочь из кабинета, вниз по лестнице, сбивая с ног прислугу и заставив зазевавшихся младших сестер испуганно взвизгнуть и прыснуть в стороны. Мачеха выглянула из столовой, окликая ее по имени, но Хандан  даже не подумала останавливаться. Она толкнула дверь на улицу и выбежала, взрывая наметенные сугробы, держа атласные юбки и силясь превозмочь разыгравшуюся пургу. Снег налип на лицо, на грудь, неприятно вгрызся в голые плечи и руки, свил гнездо из льдинок в волосах. Девушка выбежала с территории поместья, испуганным зайцем свернула в Спасский переулок, поскользнулась на набережной и проехалась коленями едва не до самой Невы. Ноги в конце концов вынесли ее на Казанскую. Улицы в последние предпраздничные часы были практически пусты, только неудачливые бродяги провожали ее недоуменным взглядом. Кто-то попытался схватить за руку, но тут нервы магички не выдержали и она огрела наглеца пламенем, заставив верещать. Узкий просвет между домами дал ей приют и передышку и Хандан только тогда почувствовала, как горит лицо, болит правая рука и саднят колени. Она попыталась наспех оттереться снегом, но стало лишь хуже. Строить портал самостоятельно было рискованно, но она была готова скорее потеряться в междумирье, чем хоть еще раз вернуться домой.  Свет залил темный тупик и Кафид шагнула в взрезашее пространство окно, волоча за собой отяжелевшие от снега юбки.

Ее раньше никогда не били. В смысле, дома. В Россию Хандан попала уже будучи довольно взрослой и даже шлепки от нянек казались немыслимым делом. Враги - дело другое, в бою ты не ждешь, что противник тебя пожалеет и готова принять боль, кровь и даже смерть. Но раньше ее никогда не бил отец. И раньше она не предполагала, что он вообще может оттаскать женщину за волосы в приступе ярости.
Это было унизительно. Она не могла понять, что ее ранит больше: то, что отец поднял на нее руку или причина, по которой он это сделал. Прячась в женском туалете, страшась издать хоть какой-либо звук, Кафидова снова и снова прокручивала каждую секунду произошедшего. Она уже три раза по-новой перечитала письмо, сердце наконец-то перестало отплясывать гопака, только мысли с гулкой болью сталкивались со стенками черепной коробки, особенно сильно терзая правый висок. Это был не праведный гнев, это был страх. Что такого она сказала, что заставило Кафидова испугаться?  Пригрозила отыскать остальные письма от дяди?
Возможно. А значит, в них что-то такое, что непременно докажет его вину. И теперь ему ничего не стоит от них избавиться.
“Идиотка”,- Хан грохнула с досады затылком о кафель и скорчилась от боли, разорвавшей голову.
Она все обдумывала, что ей теперь делать. Произошедшее поглотило ее целиком и Кафидова даже позабыла, что несколько часов назад собиралась праздновать с семьей Новый год. Теперь все ее нутро занимала жажда справедливости. И отмщения, что уж кривить душой. Почему-то поступок отца в сторону турецкой родни коробил ее куда больше, чем позорное избиение на полу кабинета. Она сумела взять себя в руки и выйти минут через двадцать, когда мигрень и слабость пересилили даже ее упрямство. Многие разъехались на каникулы и Хан не помнила, отчалила ли Цзы. Ласло в лазарете тоже не наблюдалось.
Хандан довольно твердо стояла на ногах. Но каждый шаг кренил ее то туда. то сюда. Редкие студенты в коридоре смотрели на нее с недоумением, но Кафид игнорировала взгляд и слова, мысленно посылая всех в такой грубой форме, о которой порядочная барышня и подозревать то не должна. Но с тем, что порядочная барышня из нее, как из репы мандарин, девчонка давно смирилась. И сегодняшний прецедент лишь доказал это.
-Надо было просто молча уйти. Ничего ему не говорить,- корила она себя, поднимаясь в сторону мужского общежития и даже не особо скрываясь. Связываться с злой, не слишком целой русской сейчас было себе дороже. Только бы не нарваться на коменданта или там препода..
-Эй, знаешь, куда Зорича поселили?,- выцепила она однокурсника Ласло в коридоре. Внезапно, оказалось, что она понятия не имеет, где живет серб.
-Кого?,- тупо хлопнул глазами пацан и Хан закатила глаза.
-Холеру.
-А! К Булату. Там такой ор все время теперь стоит, не пропустишь!
Все интереснее и интереснее.
Хандан пошла знакомой дорогой к двери, за которой и впрямь стояла собачья свара. Хотя, пожалуй, кошачья: что Ласло, что Амрит больше тянули на двух котов, делящих территорию. Она замешкалась перед дверью, поняв, что у нее нет плана. Что она не знает, что толком ее привело.

“Привет, козодой, дай нам минутку. Привет, Лас, ты вроде говорил, тебе нужна практика? Вот она, живая и вредимая..”

Это было выше ее сил. Два унижения за вечер. Кафидова даже хотела не дойдя развернуться и уйти, но как и обещал  друид, представление стояло на пол коридора.

Хандан ощутила острое дежавю из дома и суеверно не стала стучать. Просто вдавила ручку до упора и быстро зашла в комнату, захлапывая дверь и вжимаясь в нее спиной. Мокрый грязный подол прошуршал по полу, разметав  мелкие вещи и  опав бесформенным ворохом ткани. Хандан по очереди посмотрела в прифигевшие от такой наглости лица и немного успокоилась: даже если Булат вонзит в нее метафорические зубы, здесь ей все равно безопаснее, чем дома. Если бы она умела плакать, то разрыдалась бы на месте. Но гнев давно выжег эту опцию в ней.
-Какой умник додумался поселить вас вместе?,- севшим срывающимся голосом пробормотала Кафид и потерла ноющую руку о юбку, пряча окровавленную перчатку в ворохе шелковистых складок.

Отредактировано Хандан Кафид (Чт, 30 Окт 2025 15:31:38)