Что делать, если на тебя надвигается стихия, разрушительная по своей силе и безжалостная по духу? Та самая стихия с которой обычному человеку не совладать. Лечь на землю и смиренно ждать исхода? Бежать прочь, что бы вернутся, когда непогода минует? Кто пойдет сражаться против бури? Кадали - гневный, мечущийся, имеющий в своих руках орудия из металла и верных, вожделеющих крови сердец, был страшнее бушующего торнадо. У молодой женщины сидящей перед ним не было ничего кроме слепой веры в могущество Гарвуды, чей величественный размах крыльев столетиями служил Лахору безопасной сенью.
Лишь усилием воли Джасвиндер усидела на месте, когда мужчина взвился со своего места будто ужаленный демоном. На мужественном лице возмущенно раздувались крылья носа, под загоревшей кожей перекатывались жгуты мышц не то в предвкушении роковых действий, не то в усилии воли - сдержаться от того, чтобы отправить в столицу Лахора еще одну бестолковую, упрямую голову. Пальцы не коснулись рукоятки меча. Князь Ахолы принял брошенный вызов без лишних слов и эмоций. И лишь когда он отвел свой взгляд в сторону, жрица снова начала дышать, не веря в то, что она решилась и получила, что все то что сейчас происходит реальность.
Отойдя в сторону женщина неторопливо сняла с себя сари аккуратно складывая черное полотно, оставшись в скромной одежде из грубого плохо отбеленного льна. Никаких украшений, никаких намеков на благородное происхождение кроме родового кольца. Это могло бы помешать, но не помешало. Вместо керамбитов, которыми пользовались ревари, жрица держала в руках короткий металлический посох. С ним по всей видимости и собиралась выйти на бой. Девушка взглянула исподлобья на свою охрану, Ракеш и Нишант, казались невозмутимо спокойными до равнодушия, выжидающими. Ей, совершенно по детски хотелось услышать слова поддержки. "Ты молодец. Ты делаешь все правильно. Не бойся, богиня не оставит тебя." Братья пошли за ней на верную смерть, попрощавшись с надеждой вместе с уходящим солнцем. Желать большего - малодушие, которое не может позволить себе тот, кто требует суда Девятерых на земле.
Правитель Ахольцев был похож на большерогого оленя. Огромный, величественный, столь же благородный сколь и редкий. Какие были шансы у жрицы едва достававшей Шерету макушкой до плеча? Если верить глазам, для него свернуть ей шею, как куренку - не составило бы никакого труда. Однако, Джасвиндер не смотрела, доверяясь воле небесных покровителей. Пальцы привычным движением повернули металлические кольца на посохе из концов которого с щелчком вылетели лезвия. Стоило приберечь это на потом, обмануть, запутать, получить больше шансов с заведомо более сильным противником. Но Раджендра была молода и желала играть честно там, где честность была хороша лишь для поэтов. Право первого удара было оставлено ей, а меж тем взгляд Алгола резал не хуже бритвы брадобрея. Как ироничны были боги сводя этих двоих на одном поле битвы. Мужчина против женщины, сила против скорости, жажда справедливости против последней надежды.
Измотать противника и никогда не встречать прямых ударов, используя силу мужчины против него самого. Красиво звучит, да сделать не так просто. Алгол был очень хорошим и тренированным воином. Замечал все ее выпады не позволяя нанести себе увечье страшнее царапины. А силы в ладонях держащих меч было столько, что от простого парирования руки жрицы звенели от напряжения. Чего еще было ожидать от свирепого тигра? Девушка и не думала недооценивать князя, но это не помогло, когда он одним ударом ноги выбил весь воздух из легких, едва не лишив оружия, которое она от боли судорожно сжала. C болезненным вскриком прокатившись по земле, княжна поднялась и размазала по щеке текущую из носа кровь, судорожно пытаясь вернуть себе дыхание.
- Исход боя известен задолго до этого дня. Кто я такая, чтобы перечить воле Девятерых? - Раджендра помыслами оставалась жрицей, но действовала ведомая кровью своих предков. Не остановит князя здесь, он разожжет такое пожарище, над которым вскоре сам потеряет контроль. И не останется ничего, кроме пепелища от той земли, ни которой она родилась.
У него была возможность убить Джасвиндер, ровно такая же, как у нее возможность убить Алгола. Оба старались отсрочить крайнюю меру. Может быть поэтому вместо коротких мгновений в которых решаются судьбы все растянулось до базарного представления. Представления, от которого девушка уже начинала уставать. Потому и решилась на тот самый последний шаг, другого шанса может уже не быть. Лезвие вошло в тело, как нож в подтаявшее масло - с легкостью не встретившей сопротивления. А в следующий миг, рана была уже нанесена ей самой. Разгоряченная ревари откатываясь назад от раненого зверя в первый миг не заметила рану, но боль не заставила долго себя ждать, входя в тело безжалостным палачом окрашивающим ее ноги кровью.
Джасвиндер поднялась опираясь на посох, перенеся весь вес на здоровую ногу. Если Алгол поднимется - это конец. С такой раной она будет прикована к одному месту, не способная держать равновесие. Всегда можно сдаться и надеяться на милосердие врага. Но милосердия к ней было сегодня проявлено больше, чем жрица могла надеяться. Князь не поднялся и победа осталась за ней. И наступили секунды, которые тянулись дольше, чем вся прошедшая жизнь. Он не отказался от боя, но станет ли следовать божественной воле отказавшись от своих притязаний. Многие отворачивались от Девятерых из-за тяжелых потерь и кажущейся несправедливости мирским глазам. Кадали не отказался от озвученных условий - лахорцы могли спать спокойно в своих домах, но юной ревари это не касалось. Дом и сладкие сны, остались по ту сторону решения идти против повелителя Ахолы. Не такая уж большая цена, три жизни за целую провинцию. Сложив ладони у груди, жрица склонила голову смиренно принимая вынесенный приговор.
Алгола увели его верные слуги, но самой Джасвиндер этого наблюдать не пришлось. Ей не удалось сделать и трех шагов, как поврежденная нога дала о себе знать. Ее подхватил Нишант, едва не заработав стрелу за резкое движение. Может быть у них и отобрали оружие, но сочащегося меж воинами страха и ненависти было в достатке, что бы перебить троицу за домыслы роящиеся в голове. До шатра жрицу донесли на руках. В итоге никто не стал чинить препятствия телохранителю рани, не желая трогать ее будто неприкасаемую.
Это было унизительно стоять под взглядами чужих мужчин, когда служанка, бог весть откуда взявшаяся посреди военного лагеря, расторопно снимала одежду с жрицы, остановив кровотечение крепким жгутом.. В один момент из женщины, Раджендра превратилась в демона, которого лучше заколоть, чем держать на привязи. Впрочем, девушка то и дело забывалась своими мыслями, пока юркие умелые пальцы ощупывали кожу. Опьянение победой, ослепляло, помогало не замечать ни боли, ни людей. Пока в шатер не внесли раскаленный в огне прут для прижигания раны. Джасвиндер дернулась в сторону будто не была стреножена и в слабости своей упала на землю. Крик боли громкий до хрипоты разрезал лагерь и утонул в шуме скорых сборов.
Очнуться ревари предстояло в темноте и одиночестве. Потерявшая сознание от боли, жрица не знала ни где она, ни сколько прошло времени, ни остались ли живы ее названные братья. Болело все тело, будто ее через всю степь протащили на веревке привязанной к лихому жеребцу. Глаза заплыли, ребра ныли, а ногу нестерпимо жгло. От неровной дороги, повозка то и дело сотрясалась вызывая очередной приступ тошноты. Едва дыша в нагретых солнцем стенах, рани забывалась снами, что неизменно превращались в кошмары, плодя средь неизвестности безумные фантазии дальнейшей судьбы. Воспаленному воображению то и дело казалось близкое присутствие князя, подбирающему ей смерть от клинка в грудине до хлесткой плети с металлическими крючками на концах. Иногда ей снилось, что она проиграла и Лахор горит, горит как когда то горела Ахола. С криками и ужасом тех, кто не понимал за что небеса посыпают невинные головы пеплом и прахом.
Через сколько пришла служанка, чтобы пленница могла поесть и справить нужду? Специи жгли разбитые губы, а подняться на ноги девушке не удалось вовсе. Ни с первой попытки, ни со второй. Мучительно и унизительно, ну хуже этого было молчание, когда жрица спрашивала о судьбе своей охраны и высокомерие на вопрос о состоянии князя. Раджендра жива, а значит господская воля удерживает цепных псов от куска хорошо отбитого мяса. Это хорошо... Но Ракеш и Нишант... Милостивая Гарвуда, сбереги их, как уберегла Магар от еще одной бессмысленной и кровопролитной войны. Боги не давали ответов, не давали их и люди, сколько бы жрица не пыталась подслушать разговоры за деревянной оградой.
Холодная тряпка коснулась избитого лица и девушка подняла взгляд. Перед ней в белых одеждах сидела женщина, которую рани называла второй матерью. Хатидже-хатун, после смерти деда Раджендры предпочла гарему храм. А несколько лет назад, Боги забрали ее душу. Жрица расплакалась, не веря своим глазам. Цепи брякнули на руках и не дали обнять старую женщину.
- Тихо-тихо, дочка. - ласковые руки нежно убрали спутавшиеся волосы с лица и погладили по щеке. Лицо некогда самой красивой женщины гарема раджи Баязеда испещрили морщины, но глаза так и оставались принадлежать шаловливой красавице. - Ты идешь к нам дорогой пилигримов, но разве ты закончила?
- Неужели я мало сделала, Хатидже-хатун?
- Мы гордимся тобой, колокольчик. И мы говорим тебе - путь не окончен. Мятежное сердце повело тебя против отца, ордена и целой армии. Почему же теперь, ты не слушаешь его?
- Я не могу...я не справлюсь..
Резкая боль вырвала рани из лихорадочного забытья и любящих рук, так и не дав закончить разговор. Застонав, Раджендра дернулась в сторону и вскрикнула от рези в оголенном бедре. Промывавшая рану служанка покачала головой и влила пленнице в горло горькую настойку из трав и спирта. После чего продолжила свое дело.
- Девятеро и правда берегут тебя, порез не загноился.
Жрица видела ее лишь в тот вечер, когда оказалась плененной. Смутная тень надежды мелькнула и она снова задала мучающий ее вопрос, но привычно получила лишь молчание. Судьба поклявшихся в верности ей мужчин, так же была скрыта, как день скрывает собой звезды. Покончив с увечьем, пленницу накормили и заканчивая ритуал проверили целостность замков. Сколько еще ехать, какая ее ждет участь в Ахоле и в каком состоянии князь Алгол - никаких ответов. Джасвиндер перевернулась на полу, выискивая удобное положение и прикрыла глаза.
Сколько прошло времени? Дни или недели? Не видя светил не трудно потерять счет. Джасвиндер ждала и молилась. Молилась за родную землю, за отчий дом, за темнокожих братьев, за себя, но больше всего жрица просила у своей богини за Алгола. Что было в этом больше страха перед участью, что обрушиться на нее за весь Лахор и орден или сочувствия тому горю, что поразило первого сына Ахолы тогда, пятнадцать лет назад? Сама жрица не смогла бы честно ответить на этот вопрос.
