Sharkon |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
✶ A kiss on Winter's Eve✶
✶ Время и место:
✶ Участники:
20 октября 1979 г, Хогсмид
Октавия Рэдфорд & Тессей Рэдфорд
✶ Сюжетный поворот:
Он проси ее не отказываться от них, а она побоялась, что не сумеет дать ему то, что он хочет. Но как встанет первый лед, она придет к нему сама.
Отредактировано Октавия Рэдфорд (Чт, 23 Янв 2025 01:48:05)
Октавия легко приучала себя к новым условиям и лишениям. Ей достаточно было сказать: “Чтож, теперь мы живем так”,- и новые условия принимались без особенных моральных терзаний.
Когда ее впервые накрыл страх, тогда, на перроне, стоило Хогвартс-экспрессу исчезнуть за поворотом, Тави сделала именно то, что брат просил ее не делать - ушла в отказ. Преступление под пологом одеяла можно было вынести, как личный секрет, но продолжать - значит придавать этому силу, реальную и юридическую, а с этим ее рациональный разум и спокойное как стылое дно сердце пока были не готовы смириться. Ей легко удалось притвориться, что все произошедшее было фривольным сном, о каких не рассказывают никому, даже лучшей подруге. Рэдфорд привычно окунулась в работу, в исследования, в попытки поддержать домашнее хозяйство.
До первого письма Тесси, которое вдребезги разбило ее напускной покой.
Брат уже точно знал дату, когда их выпустят в Хогсмид и напоминал об обещании приехать как только ее назначат. Казалось, слова остались прежними, но теперь звучали с акцентом трепещущей нежности и пульсирующей тоски, прокатывающейся по языку тяжелой приятной солоностью. Октавия перечитала письмо три раза и только потом поняла, что это ненормально. Она чуть было не отправила пергамент в тот же камин, где сожгла все письма Берти, и подобная импульсивность была ей не свойственна. Младший брат (любовник, что уж!) действовал на нее расхолаживающе, выбивал из колеи и требовал, как ни странно, любви, которая раньше у них была чем-то вроде должного.
Но она не поехала, пересилила себя. Думала, что время поможет остыть и пересмотреть произошедшее им обоим. Потом написала письмо с извинениями, рассказала о происшествии на смене и необходимости задержаться. Сама себе не верила, хотя в сущности не врала почти: задержаться и удостовериться, что все в порядке, было ее моральной обязанностью, не служебной.
Но стоило успокоить себя этим, как Тесс влез в ее сны. И немудрено, в последний раз они ночевали вдвоем в ее спальне, даже выброси она матрас, это ничего бы не изменило: в ее воспоминаниях они были вдвоем именно здесь, и сделать их хоть сколько-нибудь нейтральными не вышло.
А следом, после пузырьков снотворного и старательного игнорирования реакций собственного тела, пришли кошмары. Не о брате, об отце.
Октавия проснулась в холодном поту, в слезах, дергая себя за волосы и впиваясь ногтями в руки. Она всегда шла по одному маршруту, возвращалась с работы, которая тогда была очень важна, и всегда находила их: три тела и гуляющую по берегу сумасшедшую. Три - потому что среди них теперь был еще и Тесс. Улегшаяся было под десятками разговоров с колдомедиком вина всколыхнулась вновь и теперь кусала ее сильнее: его ты тоже скормишь своему напускному трудоголизму, лишь бы домой не возвращаться?
Это было уже слишком. Как раз пришло ответное письмо от брата, полное разочарования и угрозы приехать самому. Ни на йоту его пыл не охладили полтора месяца вдали от нее, а словно только больше разозлили. Все надежды, что Филипп отвлечет лучшего друга, рухнули.
-Одного брата ты потеряла, прикрываясь работой. Что, изведем тем же способом и второго?
Этого Октавия уже не выдержала. В следующие же выходные она прогуливалась по оживленным улицам Хогсмида, гипнотизируя глазами витрины и украдкой высматривая знакомый взъерошенный силуэт.
Столько лет прошло, с тех пор как она была здесь в качестве студентки. Ничего не изменилось, но дети и молодые люди сами собой придавали знакомому месту иной цвет и настрой. Все присказки о потерянных поколениях - выдумки чопорных несговорчивых стариков: природой задумано, чтобы все менялось. И они менялись.
Он ее замечает первой, Тави видит уже изменившееся лицо и считает торопливые шаги, которые несут юношу к ней. Ей с одной стороны становится страшно, а с другой ребра сжимает сладкой судорогой от мысли о том, что через секунду он схватит ее и прижмет к себе. Как в тех снах, которые месяц не давали ей покоя.
-Тесс, прости, я не…
Но мальчишка ее даже не слушает, налетает как стена и сносит напрочь все выстроенные против него логичные аргументы, целует прямо на улице, наплевав на осторожность. И эта опасность, вместе с утробным удовлетворением от ощущения силы, с которой он пробирается в ее рот и присваивает голодно, будоражит только сильнее. Тави кусает его легонько, шипит, стараясь замаскировать все объятиями и толкая мальчишку легонько в грудь.
-Тесс, не здесь!,- старается говорить строго и зло Рэдфорд.
Тессей отчаянно и голодно тосковал. Предвкушая встречу с Октавией в Хогсмиде, он буквально считал дни: сперва до объявления, после – до первых выходных, что должны были пройти вне высоких школьных стен. Квиддич, занятия, уроки – всё сделалось абсолютно неважным, и даже друзья не могли отвлечь Рэдфорд от мыслей о старшей сестре. Он должен был её увидеть! Должен был убедиться, что она не передумала, и что то, что было, ему не приснилось и не почудилось. В себе парень не сомневался, но вот в Тави... Тави всегда была рассудительна и жила разумом, а не сердцем. Потеряв искушение из виду, с неё сталось бы потерять вместе с тем и мечту и саму себя убедить, что без этой порочной связи обоим им будет лучше. Она верила, что портит младшему жизнь, а он, Тесс, был слишком далеко, чтобы уверить сестру в обратном. Он был счастлив тогда и жил этим счастьем те дни, что отделяли их друг от друга.
Парень так и писал в своих письмах, надеясь, что этого будет достаточно, однако, когда заветный день наступил, Октавия не пришла, сославшись на министерскую службу, дела и свою ответственность. Не знай Рэдфорд сестру так хорошо, как знал, он поверил бы в то, что волшебница не сумела отыскать времени на визит в далёкую деревеньку, однако, между строк сквозила такая стылая горечь и напускная лёгкость, что Тесс позволил себе счесть признание ложью. Тави взяла передышку, чтобы найти покой. Чтобы потом, при встрече, оказаться достаточно стойкой, уверенной и сильной. Чтобы суметь от него отказаться и превратить их чувства в пустую золу. Что ж… Он готов был ей это позволить, но только не так. Не с помощью равнодушных чернил. Если Тави решила вернуться к прошлому, ей придётся сказать ему это в лицо!
Письмо, прилетевшее в ответ на оправдания, было угрозой, зароком и обещанием. Так или иначе они увидятся. Если она не сможет, значит, сумеет он, нарушив все правила и не опасаясь вероятного исключения. Тави придётся сделать правильный выбор, хотя бы, ради его будущего, что так её тревожило. Тесси злился, и злости своей не скрывал. Его слова были полны разочарования и горечи, и лишь чудом не появилось в нем обвинения в трусости и предательстве. Для выводов время ещё не пришло. Зная за собой манеру рубить с плеча, Рэдфорд писал ответ несколько дней, и так уж вышло, что к тому времени появилась новая дата. Волнительная, тревожная, в какой-то мере зловещая, но, вместе с тем, невероятно желанная.
Тессей скучал по любовнице. Думал о ней, оставаясь наедине с собой, представлял её, оказываясь в объятиях Филиппа. То было подло и низко, но чувство любви к Октавии на столько затопило парня, что он ничего не мог с ним поделать. Оно жило, цвело и наполняло собой всё его существо, точно было воздухом, мыслью, вкусом и запахом. Порой Рэдфорду думалось, что он так сойдёт с ума, но это было удивительно притягательно и сладко, и противиться этой мощи решительно не хотелось. За трепетной нежностью сама собой потерялась ярость. Чем ближе подходил тот самый день, тем меньше её оставалось и, наконец, не осталось вовсе. Тессей ждал, надеялся, верил. Верил, что Тави все же придёт, и отчаянно высматривал её силуэт, невпопад отвечая друзьям, привычно отправившимся гулять вместе с ним. У Филиппа, впрочем, были кое-какие другие дела, что он сам себе и придумал, понимая, как сильно Рэдфорду необходимо увидеть Октавию, но вот от МакФасти парень едва отвязался, и то в самый последний момент, когда уже различил среди мантий знакомый кожаный плащ.
- Да, да, увидимся к вечеру…
За радостным биением сердца Тессей забыл оставить другу напутствие, а стоило Тави обернуться, позабыл и о данном ей обещании ничего о них не рассказывать и никак не выдавать своих чувств. Он так долго этого ждал! Так жаждал горячих прикосновений, коими полнились воспоминания, что не дал себе труд ни подыскать подходящий момент, ни уйти прочь от посторонних глаз. В миг единения, ему было решительно безразлично, кто и что может подумать о них, и, если что и имело значение, так это запах волос сестры, тепло её рук и мягкая податливость губ.
- Я так по тебе скучал…
Признанию не помешало ни любопытные взгляды, ни тихое шипение Тави, ни её попытки придать объятиям невинный вид. Глаза Рэдфорда горели огнем желания, но в глубине их угадывались иные чувства, куда более древние и могучие, способные обойти и разрушить любые преграды и доводы логики. Впрочем, они же заставляли быть нежнее, внимательнее и относиться бережнее. Тесс был уверен, что Тави чувствует то же самое, что и он, - видел это в её глазах и ощущал в касаниях её пальцев – но, вместе с тем, был готов уступить её нежеланию делаться откровенной и преступать запретные грани у всех на виду.
- Да, конечно. Не здесь. Не сейчас. Извини.
Парню стоило огромного труда оторваться от поцелуя, выпустить сестру из объятий и поймать её за руку, увлекая за собой в вереницу маленьких узких улочек.
- Филипп дал мне ключ от комнаты в трактире. Нам туда. Я не говорил ему специально, он сам догадался. Понять по мне было не сложно.
Голос сделался суше, шаги быстрее, но ладонь, сжимавшая ладонь, оставалась все такой же уверенной и крепкой. Пожелай Тави воспротивиться и отнять её, им пришлось бы скандалить прямо возле крыльца, как самым что ни на есть настоящим любовникам. Хогсмид видел множество подобных сцен и без проблем пережил бы ещё одну. Впрочем, комната в мезонине для чего бы то ни было подходила куда как лучше.
- Поговорим? – предложил Тессей, бросая ключи на маленький письменный столик и опускаясь на него же своей пятой точкой, - Я читал то твоё письмо, и понимаю, что ты не пришла не только потому, что была занята, но и потому, что решила сделать то, что я просил тебя не делать: отказаться от нас. Я этого не хочу. А ты? Ты действительно этого хочешь?
Руки с силой стиснули край столешницы, но парень все-таки смог удержаться на месте и не налететь на сестру с откровенными поцелуями. Они должны были решить здесь и сейчас, потому как в любом из вариантов обратного пути у них не осталось бы.
У Тави странное чувство, дежавю перемешанное с потерянностью. Раньше они с сокурсниками устраивали снежный бой в проулках этих домов, а теперь она крадется в них как воровка. Зуд фантомной катастрофы покидает ее лопатки, как только они с Тессем уходят с глаз очевидцев, но что-то тревожное все равно царапает ее изнутри, точно они забыли о чем-то очень важном или не заметили фатальную ошибку. Не исключено, что именно так и было.
В смятении чувств Октавии всегда побеждает привычка замереть и разложить все по полочкам. Скучала ли она? Да, губы до сих пор горят и пульсируют, а там, где брат ее схватил, она будто все еще ощущает давление пальцев. Рада ли она его видеть, словно повзрослевшего на год за те несчастные полтора месяца? Конечно же. Возможно, Тави была бы поласковее с Тессеем, если бы не чувствовала себя самозванкой. Да, именно так: словно ей здесь, в Хогсмиде, не место. Рядом с ним не место.
Она удерживается от вопроса о Филиппе, потому что если честно, впервые вспомнила о том, что они вроде как вообще-то вместе и это…странно. По чисто рабочей привычке, прежде чем зайти за Тессом в дом с черного хода, Рэдфорд осматривается, насколько может внимательно и ступает на темную лестницу, зажигая свет на конце волшебной палочки. Каждый ее шаг - тяжелее предыдущего, ведь чем выше она поднимается, тем ближе нелегкий и возможно неприятный разговор. Брат уже вырос, и тяжесть его взгляда Октавия почему-то переносит хуже, чем точно такую же черту, но от отца: да, она понимала, что Аякс ей недоволен, если смотрит вот так, но твердо знала, что с ним рядом ничего не случится.
А у Тессея под кожей жили лесные пожары, и всех своих призраков он тоже носил с собой, дав им дом за своими ребрами.
И Тави не знала, что из него вырвется, нанеси она ему рану даже ненамеренно.
Комната была небольшой, но уютной, провести здесь вечер в спокойствии и тишине хотелось сразу же, едва ты в нее ступил: кружевные занавески на небольшом треугольном окне, старая дубовая кровать, заброшенная лоскутным покрывалом и монументальными подушками, кресло у старинного бюро, небольшой журнальный столик, старый ковер на полу.. Хотя на самом деле было забавно: как они вообще к этому пришли? Прятаться на крыше трактира, разбирая свои сердечные дела друг с другом, мысленно считая пуговицы от распахнутого воротника до пояса брюк, за которым пряталась форменная рубашка…
Октавия закрыла за собой дверь, молча перехватила ключи и заперла комнату. Так же молча навела заклятие глухоты и несколько секунд прислушивалась, насколько хорошо оно удалось. И только после этого вздохнула устало, снимая кожаную мантию и вешая ее на небольшой крючок в стене. Чтобы вести этот диалог трезво, ей нужно было занять устойчивую позицию и разорвать дистанцию между ними. Ее ладонь до сих пор ощущалась в тисках его руки, и ныла, желая вернуть себе то прикосновение. Так не пойдет. Она уже раз повелась на животный порыв прежде серьезного разговора…и не случилось никакого серьезного разговора.
Тави занимает кресло, старое, скрипучее, обволакивающее, как дружеские объятия. Забирается вся в старую кожу, кашемир водолазки под горло, костюмную шерсть и собственное нечитаемое выражение лица. Прежде чем пауза между вопросом парня и тем, как она поднимает наконец-то взгляд ему в глаза, закончится, пройдет с десяток секунд. Расслабленные кисти на подлокотниках пошевелились и пальцы потерлись друг о друга в жесте, выдающем ее волнение. С посторонними она не такая, она стоит как статуя в одной позе, и может так очень долго. С посторонними она и не волнуется, чаще всего.
-Ну, да,- не стала отпираться Октавия, радуясь, что смогла начать хотя бы с междометий,- Я вернулась в пустой дом и меня накрыла такая паника от всего, что мы сделали и почувствовали, что справиться с ней можно было только притворившись, что все это большое недоразумение. Думала, что ты уедешь, увлечешься обратно Филиппом и все решится само собой.
Она тяжело вздыхает и радуется, что за ее спиной - добротное кресло, иначе она бы попятилась от взгляда Тессея: вновь этот яростный, но при этом холодный тон, и еще что хищное. Если он сорвется с места и подлетит к ней, она не успеет встать, разве что выставить палочку, и от мысли об этом жесте (его, не ее), у нее в груди становится тесно, а ткань водолазки вдруг ощущается каждой клеткой кожи.
-Все что мы сделали неправильно от и до, как это ни поверни. Даже черт с ним, что я твоя сестра, но мне тридцать два, а тебе семнадцать. У нас разные мозги, приоритеты и манера решать проблемы. Я не уверена. что ты трезво меня воспринимаешь…Все это в целом. Я в отношениях - настоящая катастрофа, иначе почему я так и не сошлась ни с кем, по-твоему? Мы не сможем закончить это, если начнем, ты понимаешь? Без риска разругаться навсегда. Поэтому я пытаюсь поступить правильно и говорю всякие разумные вещи, вместо того, чтобы ответить на твой вопрос.
Она фыркает под нос, давая себе передышку и смотря на собственные ноги, закинутые одна на другую, плотно обтянутые черными брюками. Ступни и ладони вспыхнули, и почему-то колени, как это ни странно. Каждый раз, когда Тави глядит ему в лицо, ненароком останавливается на губах, капризных, полных, вечно поджатых с недовольной насмешкой. Она не понаслышке знает, насколько они мягкие, насколько горячие и что могут сотворить. Братец только недавно окунулдся во взрослую жизнь и начал постигать все виды соблазнов, скручивающих тебя в бараний рог. Октавия всю жизнь предпочитала думать, что страсти только мешают по жизни и тот, кто ими не владеет - не управляет собственной жизнью. Но вот она вся такая отстраненная и собранная, держит юношеское сердце в руках, как фарфоровую чашку, а все ее мысли крутятся вокруг просьбы переложить всю эту ответственность на кого-то другого и дать ей подойти к сжимающему до белизны в костяшках столешницу парню и поцеловать его, как тогда, под утро, перед поездом.
Октавия вздыхает, с трудом проталкивая ком в груди ниже.
-Я тебя столько лет любила как брата, и как любить тебя как мужчину - не знаю. А если у меня вообще не выйдет кого-то любить, я же сломаю тебе жизнь. А тебе всего через пару лет захочется семью, детей…Если, конечно, ты не планируешь бороздить просторы, как дядя Ясон.
Волшебница тяжело вздыхает и прикрывает глаза. Да, с посторонними она не нервничает. Потому что ей на них плевать. Но не на Тесса. Она не хочет с ним ругаться и расходиться навсегда, но если альтернатива этому - испортить все сиюминутной слабостью, то как нибудь переживет.
-Я хочу знать, что ты понимаешь все это и понимаешь все правильно.
Отредактировано Октавия Рэдфорд (Вчера 21:54:59)
