Он был таким милым, когда она ставила его в тупик. Наивность и миловидность не были в числе добродетелей, которые импонировали дочери дипломата, но Сумерегава знала, что Феликс вовсе не так прост, каким кажется. Да, он далёк от большой политики, не понимает тонких нюансов, но жизнь была его партитурой, и играл по ней он весьма ловко, для юнца двадцати лет.  Его авантюризм, флер нахального повесы в сочетании с остро ранящей искренностью и неизбежная, рождённая вперёд него преданность Ату покупали и она забывала о том, кто она и почему так долго была одна.
-Каппа это Речной дух, похож на человека с черепашьей головой, кожей и панцирем. Иногда люди запружают реки, кидают в них всякий мусор, и тогда он превращается в каппа-тире - духов помойки. Ужасное зрелище, - хихикнула Ватарэ, прижимаясь щекой к ладони Форсайта и украдкой  целуя холмик под большим пальцем. У его кожи был резкий вкус машинного масла и железа, девушка лизнула его с губ машинально и не скривилась только потому, что была приучена не выдавать внезапных эмоций. В вину мальчике это не шло, в конце концов, он всеми силами старался вытащить их с земли. Команда, в целом, была рада передышка, хотя в карманах и свистели дыры, а приличного скупщика камней здесь было не сыскать. Приличного - значило достаточно крупного игрока, способного продать изумруд размером с куриное яйцо и не ободрать их как липку. Здешним воротилам было бы проще убить их.
“Росинанте” только открыл свои двери для посетителей и публики пока было не слишком много. Свет лишь начал пробивать я из окон, так что манящего впечатления особняк не производили, но тем не менее, здание было на голову приметнее многих и по высотности, и по архитектуре.
Сумерегава потянула было капитана внутрь, но Фел её осадил и заговорил о чувствах. В иной ситуации она бы просто выслушала его с мягкой улыбкой, флейта отдавала себе отчёт , что они рознятся не только в воспитании, но и думают с высоты разных лет. Но когда Феликс заговорил о браке (да что там - он прямо сделал ей предложение!), Ватарэ растерялась. У неё даже дыхание на секунду перехватило:какое замуж, сейчас, здесь, в Кван-Тоне?!  Ох как будут выть её родичи с обеих сторон! Он что, совсем не думает, не боится за свою голову?!...
Глядя на кварц в кольце, скромный, как румянец девственницы, Ватарэ, хранящая пораженное молчание, поняла: ну конечно же нет, это же Феликс, его голова имеет ценность для него лишь когда он один, как бы он не старался произвести впечатление расчетливого бывалого пройдохи! Ему плевать, что там скажут её родичи, имеет значение лишь её ответ. И Ата, мечущаяся в ужасе собственной логики и вбитого палками благоразумия, поняла, что не может так: бороться с безумный хамсином и собой одновременно, две битвы не выигрывают на одном поле боя. Так что девушка предпочла сдаться в плен Форсайта и взяла кольцо, рассматривая его на свет и краснея, как мак в палисаднике. Последствия, какими бы они ни были, не стоят того, чтобы сейчас тыкать лисенка её разумностью и логикой. Его порыв, искренний и широкий, был не спроста, а потому что она все это время как раз делала это - уповала на благоразумие и давила на чувство долга, пыталась пришить Форсайту свое, хотя он не должен был его нести. Только не так.
-Серьёзно, Феликс? Ты делаешь мне предложение сейчас, на ступенях борделях, весь в масле и ржавчине?, - она улыбнулась, но улыбка эта не была снисходительной: Ватарэ смеялась счастливо, - Ну конечно же делаешь, о чем это я? Хорошо, но ты забыл перед “потом” - “если выживем”. Если выживаем, потом поженимся в Кван-Тоне.
Ата надела кольцо, оно оказалось ей чуть великовато, но она не придала этому значения, смотря на пунцовый цветок на аккуратно руке и улыбаясь. Вряд ли окна “Росинанте” видели более романтичную сцену и такой счастливый, полный нежности и надежды поцелуй, которым она одарила мальчишку. И целуя его, посмеивалась одной ей понятной иронии, обнимая за шею и гладя по свалявшимся от грязи волосам.
-”Я должна сделать все, чтобы сдержать это обещание”, -  подумала она напоследок, прежде чем они вошли в здание.
Каждый новый гость этого заведения вызывал интерес не столько у персонала, сколько у завсегдатаев. Городок был не шибко велик, и кроме приезжих все в лицо друг друга знали. Кван-тонка и долговязый парнишка самого неприятного вида произвели фурор: взгляды заметались в перестрелка, шепотки бились перепуганными пуля и в спину. Распорядитель и бровью не повёл, глядя на грязного с ног до головы Феликса, зато учтиво кивнул Ватарэ и пригласил в сторону неприметной двери.
-Мистер Форсайт, миссис Форсайт, добро пожаловать. Ваш рёкан готов. Четырех будет достаточно?
- Это даже лишнее, мы…
-Это подарок от заведения, у вас в пакет услуг входит массаж, - невозмутимо предвосхитил возражения Аты сутенер и провел их полутемным коридорам, украшенным расписными восточными панелями. Они шли не долго, только раз свернули налево и в конце пути перед ними разъехались деревянные стены-циновки, пропуская  в светлый полу пустой зал с двумя низкими кван-тонски и кушетками и развешаными на вешалках хлопковыми кимоно. Четыре полуголые девушки при их появлении встали, у каждой в руках было полотенце или мочалка из шелковица.
- Приятного отдыха. Навещу вас утром, - попрощался распорядитель и закрыл двери с другой стороны.
Девицы хихикнула и стали рассматривать странную парочку с любопытством и профессиональным интересом.
-Чтож…ты хотел баню, и она к твоим услугам, - нарушила неловкое молчание Ата, стараясь спрятать свое смущение, - Милые дамы помогут тебе раздеться и помыться, если пожелаешь, - флейта сняла куртку и потянулась к застежка на рубашке.

Она знала, что так и будет, когда Фел услышит, что флейта называлась его именем, и была готова к прибауткам и веселье мальчишки. Знала, что ему понравится. Как и ей понравилось, когда она, ещё не зная, что разгоряченный кюби приготовил для неё, примеряла чужую слуху фамилию. Так было безопаснее, конечно же. Если кто-то их и искал, то в основном Виленсию, но если вдруг спросят о фрейлине с раскосыми глазами, пусть эта незнакомая фамилия подарит им хоть час лишнего времени. Из таких мелочей, по секунде/минуте/ получаса, и складывался её запас крайнего случая, к которому Ватарэ по привычке готовилась. Умнее было бы вообще не сходить с корабля, но…  Умнее было бы и не сближаться с Феликсом. Но отношения с ним были вопросом давно и бесповоротно решенным.
-Это случайная удача, мистер Форсайт, - склонил голову кван-тонка, позволяя девочкам снять с неё рубашку и распустить крючки на поясе брюк, - Меня привели сюда иные дела, но я решила не отказываться от подобной возможности. Вы ведь скучали по баням, но никогда не пробовали кван-тонского офуро. А я отличная парильщица.
Смотреть на то, как её возлюбленному помогают раздеться чужие красивые женщины было странно: с одной стороны, она должна была ревновать, но внутри была совершенно спокойна;с другой, это было чертовски волнительно, руки на теле, которое ещё совсем недавно она лично гладила и целовала, и Форсайт, который явно наслаждался устроенным ей шоу. Наверное, кто-то бы не понял их: как можно пойти в бордель вдвоём и наблюдать за тем, как твоя половина тебе изменяет?! Но в чем кицунэ и флейта были схожи, так это в некоторых аспектах, касающиеся морали и удовольствия. Просто Ватарэ была вынуждена смотреть из - за расписного веера навязанных ей правил.
-С чего госпожа желает начать?, - приятным голосом спросила её хорошенькая шатенка с большими голубыми глазами и мягкими губами-бантом, словно созданными, чтобы их целовали.
-С мыла, - почти со страдание призналась девушка, - и пары вёдер горячей воды. Мы бы хотели смыть дорожную пыль и мазут.
-Как пожелаете, - мурлыкнула у самого уха вторая и они вошли в помывочную комнату вслед за Феликсом.

-Я Флора, это Айсли, - представила себя хорошенькая фигуристая блондинка, указав на  смуглую коротковолосую подругу, поджарую как лань с маривасских саванн,-Хотите залезть в бочку или дождетесь супругу? 
Похоже, даже если они удивились такому семейному подряду, решили сохранять тактичность. Девицы вылили на капитана несколько ушатов горячей воды и принялись натирать запыленное в гари и машинное масле тело густой ароматный пеной. Работали в четыре руки, усадив клиента на низкую скамеечки. Белые шапки очень быстро становились серыми и стекали с крепкого тела аквитанца грязными ручьями. Нижнее белье сразу же вымокло после первого захода и тонкая ткань облепила Форсайта, не оставляя никакого размах для фантазии. Разве что форма его возбуждения угадывалась не полностью.
Ватарэ, в отличие от своего спутника, вошла в баню абсолютно голой и села на скамеечку напротив него. Кожа кван-тонски мгновенно покрылась липкой испариной, заставив её блестеть в свете колышущихся языков пламени на свечах, спрятанных за союдяными стенками светильников. Как будто профессиональным движением окатила сидение кипятком из маленького деклративного ковшика и села напротив “мужа”, с блаженной улыбкой наблюдая танец прекрасных рук в пене, на теле человека, который только что позвал её замуж.
“-Я так тебя люблю, я не должна так себя чувствовать при виде тебя с другими, но ты такой красивый сейчас, ками милосердные”, -  мелькнула шальная мысль в голове флейты и она зарделась, следя за тем, как мочалка скользит вниз по его животу, к паху, медленно и осторожно. Даже пришлось стиснуть колени, чтобы не дать возбуждению все испортить и вырваться раньше времени из под контроля.
Одна из её девочек нанесла ей на волосы ароматные мыло, восхищаюсь структурой и густотой, вполне искренне, кстати: вторая принялась намыливать спину и плечи, усердно проходя ь по каждому миллиметр. Только женщины понимали друг друга в том, насколько важно быть чистой для собственной уверенности, хотя, Ата бы спорила, что Фел - феноменальное исключение из противоположного правила: аквитанец, не смотря на то что забивал вообще на все, когда возился с механизмами, всегда старался вытереть руки, вымыть лицо и причесаться, прежде чем прикоснуться к ней, или к картам, или к еде.. Ему не было плевать на чистоту или свой вид, он не был зациклен на нем, но не считая запахов железа и бензина, Ата никогда не чувствовала от него неприятного запаха немытого тела.
Девушка шепнула работница за спиной, что она может не страшиться и тереть сильнее, на что куртизанка посетовала, что такую нежную кожу грех портить следами от мочалки. Сумерегава миролюбиво улыбнулась  и пообещала, что ничего не останется, она вовсе не сахарная и та послушно кивнула. Вода лилась на них ушат за ушатом, пена снова взбивалась, щекотно сбегая по телу и пробираясь в самые нежные места. Ватарэ увидела, как Айскли нежно припадает к шее Феликса в поцелуе, а Флора спускается поцелуями по его груди, проверяя языком, насколько качественно они смыли с него мыло, и судорожно втянула в себя воздух, впиваясь пальцами в колени: сердце упало с дребезжащим чувством сладкого предвкушения и температура в бане подскочила, надавила на виски и лизнула её жаром между ног. Работница перешла с плеч на её ноги и Ата пискнула смущенно, дернувшись: прикосновения к ступня были слишком вызывающими, ловкие руки мыли и сжимали каждый пальчик на крохотной ступней кван-тонски, делали пятки розовыми и разминали икры до колена и снова вниз, заставляя Ату чуть раскрыться и поднять ногу, развести колени хоть на пару сантиметров. Словно отражаясь зеркально, флейту тоже поцеловали в шею, жадно припали ртом и языком к бьющейся жилке, а руки второй девочки нахального огладили тугие округлости грудей в мыле и пене, несколько раз по кругу, мягко сжимая и пощипывая сливовый соски, пока Ата не запищала протестующе и не задышала чаще.
-Не надо, я только хотела, чтобы вы меня вымыли, - не слишком убедительно прошептала Сумерегава, хватая влажный воздух ртом и пряча глаза, стараясь зажаться обратно и боясь посмотреть на Феликса.
-А разве вам не хочется, чтобы он на вас посмотрел? Вы такая красивая, почему бы вам не посмотреть на мужа и не насладиться зрелищем тоже? К тому же, я как раз собиралась помыть вас там…
Ловкая рука в мыле поскользнула по её животу и погладила Ватарэ между бёдер, размазывая пену меж чувствительных складок, заставляя флейту задрожать и даже податься бёдрами вперёд. Вторая её помощница коварно перехватила ногу Аты так, чтобы та не зажалась снова и прошлась губами по трогательный пунцовым пальчиками, втягивая каждый в рот и посасывая самым неприличные образом. Кван-тонка ахнула и вскрикнула, не ожидая таких ощущений. Мокрые волосы оттягивали голову назад, склоняли запрокинуть её и не контролировать ничего, отдаваясь во власть профессионалов, но Ате хотелось видеть горящую жестокую хитринку в глазах возлюбленного, хотелось понять, что он чувствует, глядя на неё в таком откровенно и неприлично состоянии и как реагирует сам на нежные девичьи пальцы, разминающие в пене натруженные руки, на настойчивый поцелуи по животу… Ватарэ перетряхнуло от этого зрелища и она сглотнула сухим горлом, жмурясь на мгновение от удовольствия - работница борделя свободной рукой продолжала сжимать и массировать её грудь, не прекращая круговых движений пальцами на крохотной точке в промежности. Сумерегава вспомнила их ночь в лазарете и схватилась за руку девицы на груди, невольно сжимая ещё сильнее, то ли моля остановиться, то ли требуя большего. В отместку, шатенка скользнула ещё чуть ниже и раздвинула потяжелвшие от жара и собственной смазки складки пальцами, проникая внутрь.
Вторая девушка наконец выпустила её ступню изо рта и поднялась, окатывая обеих женщин чистой тёплой водой, чтобы смыть мыло, но это был вовсе не жест милосердия. Куртизанка присела перед Атой на колени и подалась вперед, представляя Феликсу вдоволь насладиться видом подтянутой упругой задницы и чуть тёмных, потяжелевших от прилившей крови складок лона. Флейта почувствовала горячие губы на внутренней стороне бедра и задрожала, мотнув было головой отрицательно, но потеряв голос в схватившем горло тяжёлом предвкушении. Она с мольбой посмотрела на Феликса, чьи руки держали Флору и Айскли, ласкали лоснящиеся девичьи тела и мысленно взмолилась, чтобы он что-нибудь с ними сделал, дал ей повод ухватиться за вид кицунэ, ловко играющего сразу с двумя возбужденными блудницами и не держаться самой. Если он будет занят, то она сможет не сдерживаться. Одна Ата не стала бы заказывать весь рёкан и помощниц, ей было бы достаточно и горячей воды с мылом.
И пребывая в маяте опаленного вожделением тела, жадно смотря в глаза Феликса, над которыми змея и вились прекрасные женщины, её сердце вдруг больно, и в то же время хорошо кольнуло: все ночи, что она от дурацкой неловкости и нелогично го стыда заставила его скоротать в одиночестве, не стоили того. Она вдруг испугалась, что заставила его страдать и сомневаться в себе, хотя вновь хотела сделать лучше, правильнее, честнее… Какой же идиоткой чувствовала себя Сумерегава! Наверное, это была ревность, не та испепеляющая, злая, отравляющая сердце, но добротная уверенность в том, что ты хочешь только этого человека и желаешь быть с ним не смотря на все препоны… Даже если  тебя опаляют чужие губы в самом нежном месте, а его руки мнут чужое изнывпющее от предвкушении тело. Ате жутко захотелось мальчишку поцеловать, а ещё, чтобы от взял эту девчонку между её ног, так удобно стоящую к нему задом. Они сидели в каком то метре друг от друга, и Ватарэ потянулась через свою любовницу к нему, степная сквозь закушенную губу и ощущение решительный рук, разводящих ей колени.

Ватарэ умела проигрывать. Этому ее научили вперед побед и хитроумной тактики. Но все равно привкус  того, что тебе предпочли другую, страшно горчил на языке. Ватарэ не была ревнивой, да она же и привела Феликса в “Росинантэ” расслабиться, позволить себе больше обычного (читай - не довольствоваться ей одной, грызущей себя  на каждом шагу), ей нравилось смотреть на него  со стороны!... Но она все равно испытала микроскопическую вспышку досады и голода, когда вместо привычного жаркого и личного поцелуя получила только касание. Лицо вспыхнуло пуще прежнего и глядя на то, как отчаянно Форсайт целует блондинку, флейте вдруг захотелось приказать ему отпустить ее и вернуться к ней. Она могла так сделать, у нее были на это силы…Но Ата никогда бы не позволила себе такого. Пусть кицунэ заклятые враги заклинателей духов, но это же Феликс, ее Феликс, живой, свободный, мыслящий… Именно за свободу она его и любила.
Ласковое прикосновение языка к бедрам выдернуло ее из колючего наваждения и Сумерегава словно очнулась от навязчивого состояния топора. Возбуждение уже не будоражило, а оседало в венах ядовитой ртутью, так что кван-тонка ласково погладила девушку по лицу, передала преступное пренебрежение уже ей, оставив на губах легкий поцелуй и перехватила руку второй прелестницы на груди, шепотом веля ей подогреть еще воды и вообще, заняться мистером Форсайтом. Ей нужна была минута, чтобы усмирить внезапно поднявшего голову дракона и девушка встала, чтобы подойти к двери и присесть на циновки, открывая шелестящую створку. На низком столике прямо у входа стояли  бутылки и  нефритовые чашки для вина, шкатулки с табаком, марихуаной и опиумом, а так же длинный украшенный резьбой футляр с курительной трубкой. Обсидиановый мундштук, тончайшая роспись  и пузатая чаша в форме змеиной головы. Сумерегава не одобряла никаких наркотиков, очень страшилась опиумной зависимости, зная, во что превращается человек под влиянием этого яда, но не решалась читать морали Феликсу, ведь он столько лет самостоятельно жил как-то без ее участливой заботы, было бы странно, начни она ему выговаривать. Сама флейта  не пила вина и не принимала никаких веществ, всегда сохраняя разум ясным и собранным, потому что стоило чуть отпустить контроль и ее сила хлестала точно пробившая плотину река, дотягиваясь  даже до самых скрытных и невесомых духов. Связь эта - всегда обоюдоострый меч: не только флейта берет контроль над духом, но и  ее  пленник ощущает настроение, чувства и намерения, именно поэтому так тяжело использовать екаев и они на войне: ты знаешь, что бросаешь их на смерть, и если твоя воля не достаточно сильна, они тоже будут знать, чувствовать твою вину и неуверенность.
Но сегодня Ата хотела чтобы Феликс отдохнул и отвлекся от катастрофы в машинном отделении хоть ненадолго, и не собиралась лишать его ни одной радости. Она взяла трубку в руки и набила в чашу марихуану, поджигая тонкой горящей сандаловой палочкой. Раскуривать трубки ее научил отец, и он же предостерег ее от ядовитого дыма во избежание разоблачения. Вся семья рисковала карьерой в Сольероне, если бы кто-то узнал о том, что фрейлина принцессы владеет магией. Она наловчилась  не пускать дурман в легкие и притерпелась к едкому вкусу на языке. Несколько неглубоких затяжек, задержанное дыхание, легкая дымка у губ и выпущенный на одном резком выдохе воздух, прежде чем Ата подхватывает поднос и возвращается в небольшую помывочную. Феликс напоминал  фигуру из белого камня, увитую вьющимися по нему нагами. Флора целовалась с ним. закрывая своими роскошными волосами от всего мира, Айсли подбиралась  к бедрам парня, стягивая с него мокрое белье. Две другие куртизанки покрывали его шею и плечи поцелуями, не забывая смывать остатки мыла  теплой водой. Казалось, будто ее отсутствия даже не заметили, и это ей было на руку. Ватарэ обошла страстный клубок сбоку, зайдя мальчишке за спину, и обдав всю компанию специфическим запахом тлеющего наркотика, присела рядом, касаясь мокрой горячей спины рукой. Интересно, отличал ли он ее руки от рук других в этом свальном грехе? Сначала она просто хотела  привлечь внимание мальчишки и передать ему трубку, но зацелованные пухлые губы Флоры, исчезающие в ласках дерзкого смелого языка, заставили Ватарэ замереть и залюбоваться: она точно знала, какого это и даже немного завидовала куртизанке, которая владела не только руками ее любимого, обернутыми вокруг ее талии, но и всем его вниманием. Будто ее и не существует. Флейта поджала губы и положила мундштук на язык, сжимая его  и втягивая в рот  горячий острый дым, покуда хватало силы легких вбирать воздух и горла - держать порцию галлюциногена  изолированным. Кван-тонка носом прочертила нежную линию от плеча Феликса до уха, фыркнула в него и за подбородок повернула его лицо к себе, бесцеремонно прерывая игрища с другой, чтобы самой впиться в любимые губы поцелуем и выдохнуть  белый туман ему в рот. Струйки дыма вились у их лиц, застили на мгновение все, прилипли к мокрым волосам и оставили на коже экзотический привкус. Ата почувствовала, как ей не хватает воздуха, но поцелуй все продолжался и продолжался, и кван-тонке пришлось вздохнуть и пропустить  наркотический флер к себе в легкие.
Голову словно набатом оглушило, Ватарэ испуганно распахнула глаза, перед которыми все поплыло, но цвета стали ярче, движения - медленнее и все восприятие точно перешло на совершенно иной уровень. Ей лишь однажды, много лет назад, доводилось попадать под влияние опиума и сейчас это было словно дежавю, хотя и во много крат приятнее. Конечно, она боялась, что может кому-то навредить, выдать себя, хотя главное ее опасение было связано не с ней самой, а с Феликсом. Девушка погладила любовника по лицу костяшками пальцев, обвела пунцовые от поцелуев губы и поднесла к ним мундштук трубки, предлагая то,  чего он так хотел. Вторая рука уже привычно перебирала непослушные пряди на затылке, собирая их в горсть и сжимая мягко, прочесывая, словно беря лисенка за шкирку, приподнимая шерсть на секунду  и отпуская, наминая шкодливую шубу грубоватым, но приятным манером. Ее так к нему тянуло, что Ата не заметила, как припала ртом к плечу, пролизывая себе путь вниз, по его груди, отвлекаясь лишь на оказавшиеся рядом губы или пальцы другой  девушки или руки самого Феликса. Ата подняла лицо, смеряя плывущим взглядом очертания трубки и потянувшись к ней за новой порцией дыма. Раз уж они сегодня нарушают все правила…Она же не сделает ему ничего, о чем бы Форсайт не попросил, так ведь? Сначала каменного отверстия коснулся кончик языка, затем она обхватила мундштук губами, делая полную затяжку и  позволяя дыму свободно вырываться из ее рта и ноздрей, вставая между ними и рисуя на лице парня затейливые тени и узоры. Ата скосила взгляд на движение внизу, уловив, как Айсли нырнула в пах Феликса и запустила руку ей в волосы, ласково собирая их на макушке и мягко оттягивая,  не позволяя девице взять напряженный член в рот. Она как зачарованная смотрела то на гладкую головку, то на пухлые губы и дорожку волос, сбегающую по низу живота  к паху, прижимаясь щекой к горячему влажному телу Феликса.

Ватарэ не слышала людей, шум крови постепенно смешался с собственной песней, которая вырывалась из флейты потоками, будто преодолевшая пороги вода. Она  чувствовала каждого духа, могла дотянуться до самой границы города, до каждого его укромного уголка, подвала или чердака. От песни флейты было не скрыться, можно было лишь ей противиться, но в Некайме не жило столь сильных екаев и они, которым было бы это под силу.
Не считая Феликса.
Ата смотрела на него и в то же время - сквозь него, слушая и стягивая к себе духов со всей округи. Росинанте рисковал превратиться в пресловутый Призрачный сад, если она не прекратит и не возьмет себя в руки, но беда была в том. что Сумерегава не хотела прекращать! Одуряющее, почти забытое чувство свободы струилось по ее венам точно родниковая вода, принося облегчение и радость, каких она словно никогда не испытывала! Кумар в голове стал лишь гуще, но не мешал девушке жадно тянуть к себе всех, до кого только дотянется!...
Зато ее затормозил Феликс, чья рука заземлила ее и заставила вынырнуть из сладкого наваждения, отдающегося в теле тяжелой истомой. Медленно моргая, девушка оперлась на руку капитана и  посмотрела ему в лицо чуть более осознанно, расплываясь в глупой улыбке.
-Феликс,-с придыханием пропела она его имя и  обняла за лицо в ответ,-Выглядишь так, будто старого цукумогами увидал. Что случилось?
Их нагота перестала иметь значение, хоть Ате и до смерти хотелось мальчишку поцеловать. П еще хотелось его гладить, чесать, прижимать к себе и  сидеть у него на коленях, воркуя по-звериному, как могут только лисы. Отголосок его собственной силы шарахнул в нее ответным ударом и Ватарэ не сразу сообразила, что они делают, а когда все же поняла - было поздно что-либо исправлять и придумывать отговорку. Там, в розе грозы с мистралями она ловко нашлась с редкой аномалией кровяного давления, но что прикажешь делать, когда юный кюби уже начал пробуждаться? Кван-тонка не стала никак комментировать происходящее при посторонних. Ей не хотелось прогонять девочек, потому что если они выйдут за эти двери - им найдут новую работу, и не все клиенты такие же приятные, как Феликс. Но полагаться на случай Сумерегава не собиралась, она уже поддалась  и это привело к тому, что любой разумный дух теперь мог сунуться в баню, ведомый зовом и любопытством, перепугав бы весь персонал до чертиков.  Девушка медленно подняла руку, дивясь тому, как она раньше не замечала легкости в своем теле и странности форм собственных пальцев. Хотелось смеяться, хотелось плакать, плясать, ругаться и может быть даже выйти на татами с мечом! И конечно же, целоваться с Феликсом, пока тот не забудет о том, что видел и слышал. В накуренной марихуаной голове этот план казался ей идеальным.
-Давай пойдем в парилку, а девочки пусть нас подождут в комнате отдыха,-совершенно серьезно предложила фрейлина и кивнула собственным словам,будто разговаривала не с Феликсом, внезапно хихикнула совершенно на себя не похоже и фыркнула,- Я же не испортила тебе настроение?
С одной стороны, она спокойно переживала чужой гнев, высокомерие, разочарование; с другой, когда речь заходила про Феликса, привычные  правила не работали и Ата не могла жить спокойно думая о том, что этот долговязый обаятельный прохвост держит на неё обиду. Сейчас она укуталась в мягкие метафорические хвосты его силы словно в одеяло и нежилась, нутром чувствуя горячий бок и нетерпеливую вибрацию: кюби не понимал, что происходит, но просто не мог не чувствовать, не мог не реагировать. Ватарэ не хотелось  ничего рассказывать ТАК, от дурной случайности, но она понимала, что ей придётся признаться Феликсу и это будет самый сложный разговор в её жизни. Выдержат ли их чувства проверку правдой? Сердцем ей хотелось верить, что да, но разум, взращеный на уроках тактики и горьком опыте, подсовывал варианты один другого хуже.
Сумерегава потянулась к возлюбленному и поцеловала его, чувствуя на языке и губах сладковатый дымный привкус. Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы вернуть себе хоть какой то контроль и обуздать хлещушую во все стороны силу. Девушка взяла Феликса за руку и под озадаченными взглядами куртизанок открыла тяжелые створки - дверь в офуро была не в пример тяжелее и плотнее, чем в предбанник и ступила в горячий влажный полумрак. Дышать здесь было как будто тяжелее, зато голова прояснялась. Высокая температура колола кожу, хватала крохотные ступни из камней пола, нагревала волосы точно медную проволоку. Небольшие деревянные светильники-домики робко подмигивает огоньками свечей из угла. В центре  небольшой постройки, отделанной камнем и дорогой лиственницей, возвышалась деревянная бочка, над которой поднимался густой пар. Вода выглядела чертовски горячей, но флейта все равно настойчиво проводила парня к приступочке, с которой в бочку было удобно залезать. И когда Феликс, попробовав воду, опустился в чудное для западника приспособление по грудь, положила руки ему на плечи, мягко сжимая мышцы.
-Я все эти недели вела себя как дура, прости меня. Не знаю, что на меня нашло, мне было так странно ощущать себя связанной с кем то отношениями, что я будто решила возвести их в какой-то ранг,- действие наркотика сходил на нет, но послевкусие все равно развязывало Ате язык.