С Атой было удивительно хорошо. Феликсу все еще казалось сложным признаваться в любви к диковинной птичке из дальней страны, и он предпочитал думать о чувствах как можно меньше и как можно реже, однако, даже так парень не мог не признать очевидного: он никогда не испытывал ничего подобного. Никогда не любил так откровенно, сильно и самоотверженно, и отчего-то ему казалось, что это чувство, случись ему разбиться и умереть, никогда и не повторится. Ни с кем другим. Да, наверно, что-нибудь с другими получится, но они не смогут заменить ему Ату и это щемящее ощущение близости, когда ты принадлежишь партнеру не только телом, но и душой. Всем своим существом. Без остатка. И, пожалуй, это даже было немного пугающе – с таким поводком не сбежишь. Впрочем, и не захочешь.
Форсайт беспечно улыбнулся и сжал ладошку фарфоровой фрейлины чуть сильнее.
- Да забей, - легкомысленно посоветовал он ей, не понимая, и не имея возможности представить, о каких соображениях она говорит, - не так важно, почему. Ты права, это нормально, это есть, и мы должны быть благодарны Судьбе за то, что это случилось. А еще мы должны это не потерять, и ничего не испортить… Так что… Будь: в любое время, в любом месте, когда захочешь. Не только сегодня. Правда, пожалуй, я все же должен спросить: как тебе пришла в голову мысль привести нас в бордель, и что теперь делать с девочками? Потому что они вернутся, и я, конечно, могу отблагодарить их за ласки, но ты уверена, что ты этого хочешь? Что ты хочешь на это смотреть? Черт… Мне так нравится, когда ты так делаешь!
Аквитанец прервался, закрыл глаза и, довольно улыбнувшись, чуть запрокинул голову, подставляя затылок нежным рукам Ватарэ и ее крепким массирующим прикосновениям, что путались в волосах и вызывали сладкую дрожь во всем теле. Не только возбуждения, но и какого-то звериного удовольствия, что юный пират не мог самому себе объяснить. Сладкоголосая пташка вообще умела трогать так, что ему моментально становилось жарко, а нежный трепет поднимался из глубин разума сам собой, обещая затопить все остальные мысли. Так случалось раньше, и так же было теперь. За невинными ласками Феликс и думать забыл и про свои сомнения, и про ту силу, которую ощущал, и про темные сущности, тянущиеся на зов магии. А ведь они непременно появятся, - подсказывало чутье. Ну и ладно, - вторило сердце. Холодная голова и трезвый рассудок? – Нет, это точно было не про Форсайта.
Стоило Ате отойти, парень лениво приоткрыл один глаз и проводил точеную фигурку от обода бочки до маленьких ступеней и бортика, на котором девушка задержалась. В неверном свете свечей ее лицо и тело перетекало причудливыми формами, кожа призывно блестела, а губы манили, почти что требуя поцелуя. Райская птичка была так прекрасна в своей неповторимой манере, и в ее глубоких глазах, смотрящих чуть исподлобья, хотелось потеряться и утонуть. Не успев задуматься, что делает, и зачем, аквитанец подался вперед и поймал возлюбленную, помогая ей до себя добраться. Замереть на груди доверчиво, прижаться всем телом, и бесконечно целовать душистые волосы, мягкие виски и открытый лоб, отдавая всю любовь и всю нежность, на которую только был способен. Ровно до мига, пока сладкая тягучая тишина не прервалась словами.
- Э нет! – засмеялся Феликс, - Никаких чтимых ханов в борделе! Я тебя умоляю! - Форсайт фыркнул, сфыркивая заодно и воду, а не только лишь возмущение, и покачал головой, отчего все старания пташки прибрать его волосы пошли прахом, - И… Вот оно – твое воспитание. Множество правил, условностей, ритуалов, которые висят на тебе как оковы, которые тебе же и отвратительны. Внутри себя ты хочешь от них избавиться и стать свободной, потому что, будь это иначе, мы никогда бы не встретились. Мне нечего делать при дворе Императора Кван-Тона, а прелестной наложнице не место на пиратском корабле. Такие истории любят в сказках, но в жизни конец у них был бы печальным. Если бы ты хотела жить по всем тем правилам, что вбили в твою голову, к слову, насильно, ты не сбежала бы с Родины, разве нет?
Парень приподнял хорошенькое светлое лицо, заставляя возлюбленную смотреть себе в глаза или, хотя бы, на мягкую искреннюю улыбку, призванную сделать сложную тему не такой уж тяжелой.
- И я знаю, что изжить это будет трудно… И не могу не признать, что мне нравится, как ты смущаешься, и что ты… не такая, как я привык… Твое прошлое делает тебя особенной, и чарующей, так что я вовсе не собираюсь с этим бороться. Но… Мы можем сегодня же объявить на корабле о помолвке и тебе не будет нужды прятаться от посторонних глаз и пересудов. В аристократических семьях, помолка, конечно, ерунда, и до свадьбы никак нельзя, но, если хочешь, мы можем и пожениться. Хоть завтра. И тогда наши отношения вовсе не будут предосудительными, и, как твой муж, я не стану требовать с тебя невинности и предъявлять претензии.
Аквитанец вновь рассмеялся и, подхватив Ватарэ под бедра так, чтобы ей было удобно на нем висеть, заботливо вынес ее и себя из бочки, пересадив на маленькую каменную скамеечку, предназначенную Всеединый лишь знает для чего. Не давая девушке опомниться, парень опустился перед ней на колени и, не размыкая плотного кольца рук, принялся покрывать поцелуями нежную шею и чувствительную возбужденно вздымающуюся грудь. И с каждым новым прикосновением губ ласка становилась все глубже, развязнее и откровеннее, а пунцовые тяжелые соски, то полностью исчезали во рту, попадая в плен ловкого языка, то оказывались меж пальцев свободной руки – никак иначе играть с двумя грудями одновременно у Феликса не получалось, а отпускать Ату ему решительно не хотелось. Тем более, было у него для нее кое-что крайне приятное, но ужасно смущающее.

Отредактировано Феликс Форсайт (Чт, 19 Июн 2025 12:34:14)

Феликс хотел знать ответ на вопрос про бордель и ожидающих их возвращения куртизанок. Конечно, как и о многом другом, он не собирался думать о причинах и обстоятельствах слишком долго, однако, никак не мог выбросить из головы последствия. Девушки уже были здесь. Уже ублажали их и совершенно не заслужили того, чтобы им указывали на дверь. Ночь длинна, клиентов в заведении наверняка много, так что, будет лучше, если все они останутся здесь. Не получится как следует поразвлечься, так стоит подумать, хотя бы, о пьянстве и сделать вид, будто что-то да было. Если, конечно, Ата сможет это стерпеть. А вот если нет…
Парень задумчиво закусил губу, слушая откровенный рассказ, изогнул бровь, не веря своим ушам, и мягко рассмеялся, едва рассказ райской птички закончился на сомнениях. Да уж, такого он точно не ожидал! Желание расслабиться и стремление получить удовольствие были Форсайту ясны, но вот подарки для мужчин – для любимых мужчин от любящих женщин – в темноволосой голове никак не укладывались. Какая уважающая себя женщина вообще захочет делить мужчину? Даже на проклятом Павлиньем Архипелаге подобного не случалось! Мужчины брали кого попало и трахали всё, что движется, но это никогда не превращалось в искусство и считалось скорее чём-то вроде естественной нужды, когда женщина заменяет ночную вазу… А тут, подарок… И наверняка ведь это ещё и ужасно дорого и почётно. «Дааа…»
Аквитанец кое-как прикрыл выпученные от удивления глаза и насмешливо фыркнул, пряча за привычным ехидством нотки смущения, смешанные с непониманием и… неуверенностью?
- Меня это не обидело, - откликнулся капитан, - и не задело, но я не понял, как так, и уже даже почти решил, что ты это для себя, и что я на столько тебе не нравлюсь, что ты не можешь меня терпеть без помощи девочек. Прости, крошка, но ты сама дала мне повод так думать! А теперь… Я удивлён, что так бывает. В моей картине мира бордель плохо сочетается с понятием верность, но, если тебя всё устраивает, то кто я такой, чтобы отказываться от хорошего времяпровождения? Не будем преувеличивать значимость телесных удовольствий. В конце концов, особенно ретиво их порицают те, кто вовсе лишён подобного наслаждения.
Фел весело рассмеялся и, лукаво подмигнув возлюбленной, продолжил слушать её откровения и наблюдать за тем, как возмущение расписывает туманный взгляд, делая его глубже, проникновеннее и острее. Фарфоровая куколка в этот момент была такая потрясающе трогательная, красивая и праведно-гневная, что парень едва не устыдился собственных неосторожных слов, но нашёлся тотчас же, едва тема стала чуть более определённой и чуть менее философской.
- Я и не думаю тебя выгонять, - мягко подтвердил аквитанец, - но ты и не прекрасная наложница. Твоя жизнь и свобода принадлежат тебе, и тебе и решать, что с ними делать. Можешь со мной поспорить, но так или иначе, ты сбежала, потому что тебе не нравилась  уготованная Судьба, а это тоже традиции. Но… Я не буду судить о том, с чем не очень-то и знаком и, уж тем более, не стану утверждать, будто Кван-Тон – ужасное место. Родиться знатным – вот что ужасно!
Форсайт вновь рассмеялся, думая на том и закончить полемику, однако, Ата продолжила, и он смерил девушку внимательным и откровенным взглядом снизу-вверх. Уверенным, прямым, проникновенным, полным не только нежности и лукавства, но и строгой серьёзности, совершенно не свойственной юному капитану.
- Хорошо. Договорились, - просто и коротко ответил он, оставляя зарок, что никогда не нарушит, если на пути не встанет сама Смерть. Какими бы ни были обстоятельства, сколько бы времени ни прошло, он, Феликс, женится на Ватарэ. На Кван-Тоне. Как и было обещано. Если конечно прелестница не раздумает.
Напоенная ароматами парная наполнилась влажными сладкими звуками, влажными касаниями, горячим дыханием и прерывистыми всхлипами. Аквитанец уже знал, что сделает дальше, и понимал, что у них не так и много времени, чтобы успеть побыть только вдвоём, но всё равно не спешил, предпочитая ласкать мягкую грудь, гладить спину и лишь по чуть-чуть спускать поцелуи и настойчивые полизывания ниже, не минуя ни нежных мест под грудью, ни очертаний вздымающихся рёбер, ни мягкого живота. На мгновение Форсайт прервался, чтобы слегка изменить свою позу и переложить руки с груди на бёдра, и поднял затуманенные желанием глаза на сбивчиво шепчущую помедлить кван-тонку.
- Ты и сексом не так давно не занималась, - мягко и чуть агрессивно напомнил аквитанец, - но это было не так и страшно. И это… Будет. Вообще, если хочешь знать, конкретно в этом у меня не так уж и много опыта, но я не делаю того, что мне не нравится или чего я не хочу. Так что расслабься и получай удовольствие. Хотя, нет… Ты потрясающе краснеешь… Не расслабляйся. Мм… Спорим, у меня получится довести тебя до оргазма одной только лаской?
Парень довольно улыбнулся и, не дожидаясь ответа Аты, нырнул головой в промежность, руками разводя роскошные бёдра в стороны и оставляя дорожки из поцелуев сперва на мягкой коже с внутренней стороны и лишь потом припадая губами к влажным складкам и маленькой чувствительной точке.

- А о чем? – Феликсу и впрямь было безумно интересно, о каком не об этом опять заговорила Ватарэ, едва они от прелюдий дошли до секса, - Что такое да не такое ты имела в виду в этот раз? Что мне стоит ещё подождать? – Нет. Этого не будет. Я не отпущу тебя, пока не запросишь пощады. Так и знай!
Парень лукаво осклабился и подмигнул прелестной хани, раскрывавшейся перед ним точно диковинный редкий цветок. Не так как всегда. Не легко и беспечно, но уверенно, настойчиво и чуть-чуть раздражённо – выкуренная марихуана делала Форсайта не только веселее, но и шаловливее, откровеннее, злее, и если в обычное время он был склонен дать своей певчей пташке и время и выбор, то теперь шёл на поводу у личных желаний и той правды, что видел глазами и ощущал всем нутром. Если кван-тонке вздумается смущаться, протестовать и возвращаться к традициям, пусть пытается, но отступить, улизнуть, сбежать ей уже не удастся. Не в этот раз. Не от него. Он нагнал её, поймал, и она – его! Как, к слову, сама и просила.
Аквитанец фыркнул, качнул головой, с удовольствием подчиняясь мягким рукам – разумеется, неловкий жест сладкой куколки был принят за указание и неозвученное желание – и продолжил игру активнее и настойчивее, то забирая чувствительную пульсирующую точку в горячий рот, то едва щекоча её кончиком языка, то оставляя такой широкий и длинный след снизу-вверх, какой только мог устроить. Парная моментально напиталась запахом смазки, а деревянные стены впитали громкие стоны и нежные всхлипы, разделённые на двоих. Температура внутри подскочила до едва выносимой и ударила в голову, заставляя её кружиться. Дышать моментально сделалось нечем, и всё это казалось совершенно незначимым и неважным. Спроси его кто, и Феликс поклялся бы, что был готов умереть у ног очаровательной фрейлины с её влажной жаркой промежностью возле губ.
Устав стоять на четвереньках, молодой капитан бесцеремонно плюхнулся на пятую точку и упоенно вдохнул, наслаждаясь. Ему чертовски нравилось делать то, что он делал, и нравилось наблюдать исподлобья за Атой, запоминая её расписанные смущением и страстью черты, волны волос, стекающих по телу на пол, и искусанные тёмные губы, приоткрытые в призывно-жаждущем жесте. Возлюбленная так сильно вцеплялась в его волосы на затылке, что Форсайт едва мог двигаться и отрываться, однако, даже это ничуть парня не смущало. Он хотел, чтобы эти минуты никогда не заканчивались, и чтобы сладкоголосая птичка пела ему и дальше, заставляя дрожать от одного лишь звука её удовольствия.
Аквитанец вовсе не пытался ничего говорить. За его мычанием скрывались лишь стоны, а за неловким дерганьем, что едва не свалило кван-тонку с лавки и в третий раз, терялись никчемные неосмысленные попытки найти разрядку. Как Ата хотела своего мучителя, мечтая о большем, так и Феликс жаждал ворваться в хрупкое нежное тело, снося все преграды и стирая сомнения. Глядя на пульсирующие податливые складки перед собой, он почти видел, как погружается в горячее лоно, почти ощущал дрожь тела фрейлины на себе, но терпел, следуя объявленному спору и данному обещанию довести прелестницу до мольбы.
Там, на корабле, она порядочно его изводила, полагая, будто он ничего не чувствует, и будто это хоть сколько-нибудь приятно, удовлетворяться кое-как с помощью собственных рук, и так по нескольку раз на дню, так что теперь была его очередь измываться и заставлять светлое тело сходить с ума от обилия ощущений и чувств. Через стыд, через не могу, через «Феликс, не надо».
- Очень даже надо, - откликнулся капитан, на мгновение подняв глаза на лицо возлюбленной, одновременно распаленное страстью и искажённое стыдливой невинностью, - ты же так. У нижней части тебя, кстати, совершенно другое мнение на счёт «не надо», и оно нравится мне больше.
Фел хохотнул, наслаждаясь возмущённым смущением, исказившим хорошенькие черты, и пропал губами к подставленному ему входу, сперва оставив несколько поцелуев, затем обведя кончиком языка и самую малость подразнив, и лишь потом проникая внутрь, настойчиво и твёрдо, на сколько позволяла собственная длина. Ради этого манёвра, правда, пришлось чудовищно изогнуть шею, отчего она тотчас же заболела, но на мелкие неудобства Форсайту было решительно наплевать. Особенно когда наградой ему стал гортанный сдавленный крик и, следом за ним, тяжёлый мучительный стон – в ответ на возникшую на месте языка пустоту, слабость и отсутствие какой либо близости. Всего на мгновение парень отпустил свою жертву, чтобы дать ей прочувствовать силу собственной похоти и всех тех вульгарных желаний, что он пробудил в ней своей прямой откровенной лаской. Аквитанец хотел, чтобы нежная правильная хани познакомилась со своими пороками, и чтобы подчинилась им, требуя его обратно: хватая жадно и властно и направляя к своему раскрытому лону, не давая больше ни дернуться, ни отстраниться. Впрочем, противиться аквитанец и не собирался. Удовлетворённо по-звериному рыкнув, он снова уткнулся лицом в промежность любовницы и продолжил вылизывать складки, чувствительную точку сверху и вход, перемежая нежность с настойчивостью и лёгкой грубостью, и пусть опыта у него и впрямь было не так и много, он вполне компенсировался усердием и желанием заставить Ату дрожать от оргазма. Быть с ним собой, а не игривой куклой, что прячется за расписанным веером.

Она так потрясающе ловко его провела, что Феликс пришёл в восторг и совершенно дикое состояние веселости. Это было удивительно, цепляющие и особенно впечатляла даже не собственная вполне ожидаемая реакция на откровенные прикосновения к возбужденному паху, сколько та легкость, и то невинное выражение лица, с которым Ата заставила его вернуться к себе. Вот уж действительно – отличная ученица! Ещё пара таких вот смелых и вызывающих выходок, и это прелестной хани придётся учить его всяким премудростям. Например, тем, где говорилось бы о том, как держать себя в руках, и как не показывать партнёрше, на сколько сильно ты её хочешь. Не ерзать нетерпеливо, не возиться в плену уверенных настойчивых рук и ног, не стонать во фривольные ласки и не отнимать ладони от горячих упругих бёдер. В конце концов, Форсайт думал проучить фрейлину и пойти к девочкам, оставив лукавую пташку страдать и изнемогать. И что же в итоге вышло? – Ох, Всеединый!
Аквитанец улыбнулся сквозь интимный судорожный поцелуй и довольно закрыл глаза, наслаждаясь. Кто он такой, чтобы жалеть о чем-либо? – Ну подумаешь, план пошёл немного не по плану. Отпусти и забудь. Придумай новый, если захочется напрячь голову, но, ещё лучше, получай удовольствие и не утруждай себя мыслями. Куколка молодец. Обыграла. Почти. Ведь всё же… ничего не изменилось, и потребовала она не его член у себя внутри, но ту ласку, что так бесцеремонно исчезла. Право слово, подлец, как посмел!
Капитан глубоко вдохнул и сделал касания резче, откровеннее и настойчивее. Чем громче пела сладкоголосая кван-тонка, чем чаще повторяла его имя, чем сильнее сжимала волосы и стискивала бёдра – кажется, в слепом стремлении задушить незадачливого ухажёра – тем быстрее и ловчее Феликс ласкал языком набухшие скользкие складки, маленькую точку чуть выше и напряжённый пульсирующий вход. Он так старался проникнуть глубже, что языку стало больно, зато Ватарэ – неповторимо хорошо. Во всяком случае, она так закричала и затряслись, что никак иначе, кроме, как за экстаз, это было принять нельзя. За бурный и опустошающий экстаз, к тому же. Вот и отлично! Цель достигнута! Спор выигран!
Едва хватка ослабла, парень отстранился, всё ещё разглядывая возлюбленную затуманенным, полным похоти и звериного азарта взглядом, и облизнул сперва губы, а после и пальцы, которыми стёр с подбородка тягучую влагу. Замер, чуть дёрнул носом, стараясь распробовать, запомнить вкус и понять, на сколько сильно тот ему нравится. Её вкус, её запах, её голос. Там, на корабле, прелестная хани была куда более скромной, и сегодня юный капитан узнал много всего интересного, что предполагал, но чего не ожидал увидеть так скоро. Правильно говорят, не бывает закрытых женщин, бывают неправильные руки. Хорошо, что его фарфоровой куколке все-таки подошли.
Фел обнял упавшую ему на колени девушку и вздрогнул всем телом от того жара, что исходил от неё. Несмотря на то, что они только-только начали, Ата пахла страстью и сексом, а её тело было так мягко, податливо и соблазнительно, что буквально сводило с ума, и пусть это наверняка было неправильно, но аквитанец больше не мог ни ждать, ни терпеть. Ему слишком сильно хотелось близости, продолжения, ощущения крепких мышц и скользкого лона на своём возбуждении, и утолить этот голод могла лишь хорошенькая кван-тонка со всеми её ахами, охами, вздохами, всхлипами и очаровательным смущением.
Форсайт чуть приподнял «добычу», всё ещё не снимая её со своей шеи, и ловко резко встал на ноги, едва не ударившись головой о низкую полку с какими-то склянками. Наверняка ужасно пахучими! И кто вообще вешает полки так низко? Зачем? Кому они там? Впрочем, судя по Ате, было кому. Между делом парень заметил, что в рëкане наверняка должны быть кван-тонки, а раз так, то для них оные полки пришлись бы в самый раз. В конце концов, им же ухаживать за гостями… Не все такие самостоятельные, как они с невестой.
Спина Аты упёрлась в стену лопатками, бёдра снова попали в плен рук, глаза – широко распахнулись, лицо раскраснелись, неизвестно от чего больше, от общего жара парной или же от смущения. Грудь призывно подскочила и опала, стоило аквитанцу подтащить тело любовницы немного вверх, чтобы потом, с глухим продолжительным стоном опустить на себя, и тотчас же, не давая времени опомниться и вернуться в реальность из сладкой пелены отгремевшего оргазма, начать порывисто и уверенно двигаться, присваивая себе, подчиняя.
- Неужели… наказание… вышло… таким… посредственным? - Говорить Феликс мог с трудом – его слова то и дело прерывались короткими стонами, тихим рычанием и судорожными движениями языка, которыми он облизывал пересохшие от жажды и усердия губы, - или ты… напротив… наконец… Ахх! Наконец… признала… мои таланты? Тебе же понра… понравилось?
Капитан спрашивал просто так. Он знал ответ. Слышал его. Видел. Чувствовал, но не мог удержать в себе привычную насмешливость и ехидство. Пусть Ата скажет ещё раз. Пусть признается в своих чувствах и ощущениях. Не ему. Себе. Своему воспитанию и всей той ерунде, что в неё вбили драгоценные родственники. Вот уж кто точно сильно бы удивился, застань они эту сцену! Но да и в Бездну! Какая разница, когда они друг друга любят, и когда их любовь, кажется, даже больше, чем просто любовь?

Отредактировано Феликс Форсайт (Сб, 28 Июн 2025 11:12:34)