Время замерло. Мир вокруг истаял за наслаждением и сладостной негой, накрывшей все тело, и снова и снова протекающей приятными сильными волнами от макушки до кончиков пальцев. Феликс смотрел в потолок, широко распахнув раскосые глаза, что в свете свечей отливали золотом и янтарем, но не видел ничего, кроме пульсирующего полумрака, и ощущал под собой и вокруг себя лишь тягучее обволакивающее пространство, сотканное из чарующей нездешней музыки флейты, звучащей для него одного. Самым краем сознания он улавливал еще совсем далекие тихие отголоски чужих перезвонов и перестуков, но не тревожился на этот счет. Если где-то в городке и обитали вольные духи, они были слишком слабы и ничтожны, чтобы даже пробраться в рёкан. А, если бы и сумели как-то заползти внутрь, им-то что за дела? Это проблема людей, пусть люди и разбираются. Забавно будет послушать, как завизжат перепуганные девицы. Кюби позволил себе недобро лукаво улыбнуться, находя мысли о людских страхах неожиданно занятными и довольно прикрыл глаза, всем существом отдаваясь во власть изливающегося вокруг жара и коротких всхлипываний Ватарэ. Его Ватарэ. Теперь уже точно – его.
Сложно было сказать, сколько мгновений прошло от мига оргазма до того момента, как Форсайт обнаружил в себе способность двигать конечностями и осязать не только воздух, но и воду, и мыло, и горячие ловкие пальчики, что теперь казались почти мучительными. Даже мочалка в белых пенных шапках и то причиняла неудовольствие, точно гладила против шерсти или по только что начисто выбритой и оттого особенно чувствительной коже. Лис жалобно пискнул, дернул носом, втянув налитый всевозможными запахами воздух и судорожно выдавил его из раскаленных легких, облизывая зацелованные пересохшие губы, все еще вымаранные в крови кван-тонской прелестницы. Металлический, горьковатый привкус коснулся языка, оставляя приятное послевкусие, и Феликс подумал, что не отказался бы сейчас от горячего грога или студеной родниковой воды, покрытой тоненькой корочкой льда. Растревоженные смелым воображением по затылку и шее пробежали мурашки, но желание так и осталось не озвученным – открывать рот и переходить не нелепую человеческую манеру юному кюби совсем не хотелось – а потому он просто смешно почмокал губами и облизал их еще пару разу.
- Урр… Мррр… Ммм…
Аквитанец выдавил из себя нечленораздельный звук и лениво перекатился на спину, подчиняясь мягким настойчивым рукам. Сенсорная перегрузка немного его отпустила, и теперь прикосновения уже не казались такими навязчивыми, однако, вместе с успокоением явились расслабленность и сытое удовлетворение. Несмотря на встряску, на бешеный секс и недавнее противостояние, маленький зверек был на столько наполнен силой флейты, что ощущал себя как никогда довольным, цельным и, вместе с тем… обожравшимся. По крайней мере, в человеческом разуме, едва ли, отыскалось бы более сопоставимое ощущение. Феликсу не хотелось ни двигаться, ни возиться, ни откликаться. Сперва отвечая Ате бессвязными междометиями, постепенно лисенок становился все тише, пока не затих совсем, уткнув лицо в руки и ловя прикосновения и приятные массирующие движение лишь самым кончиком сознания. С огромным трудом он заставил себя отодрать тяжелую руку от пола, дотянуться до нежной фарфоровой кожи и царапнуть ее коготками не то в знак признательности за ласку, не то в качестве бессловесной просьбы перестать его донимать. Расценить фрейлина могла как угодно, поскольку за неловким движением «лапки» больше ничего не последовало, и юный пират вскоре сладко засопел, совершенно не реагируя ни на льющуюся воду, ни на попытки себя растолкать, ни на звуки шагов или голосов. Уничтоженный первым столь явным проявлением собственной натуры мальчишка спал столь крепко, что, казалось, разбудить его был не способен даже пушечный выстрел прямо над ухом. Лисенок же скрылся от посторонних глаз, прибрав и когти, и зубы, и росчерк глаз. Если что и осталось на память о том, что он только что здесь был, это отпечатки и узоры, оставшиеся на теле прелестной нежной хани.

Когда же Феликс проснулся, он ощущал себя… странно. Тело приятно ныло – в чем, разумеется, не было ничего удивительного – конечности затекли, придавленные чужими боками и, кажется, не только ими, и было даже как-то немного прохладно. Ужасно хотелось пить, чуть меньше – есть, но все это оставалось вполне объяснимым и даже естественным. Все, не считая полного отсутствия памяти. Как не напрягал голову, молодой капитан никак не мог вспомнить, как оказался в предбаннике в обществе девочек, и что было после того, как они с Атой скрылись в горячей парной. Разум, конечно, легко дорисовывал, что: горячий секс, явно не очень сдержанный, помывочные процедуры (иначе с чего бы от него так ароматно пахло свежестью и мылом?), общество девочек – кажется, он просил их к ним присоединиться и… ничего? Или очень даже чего?
Аквитанец помнил, что курил марихуану и предполагал, что успел каким-то образом еще и напиться до потери сознания – такое с ним как-то было – но чтобы вот так! Чтобы не помнить не только случившееся после, а еще и момент, когда начал пить, это явно что-то из нового! Если только травка была какой-то слишком забористой? – Да, пожалуй, была. С нее же все началось! Наверняка какая-то примесь для крепости и эффекта! На том Форсайт и успокоился… пока не увидел растерзанное тело хорошенькой пташки со следами припухших царапин. «Это что? Тоже я?!» Фел отчаянно заскулил, не понимая, как так, и было попробовал разбудить возлюбленную, но одна из оставшихся безымянными девочек мягко остановила его, перехватив руку и переложив ее себе в промежность.
- Аа… Ой…
- Тшш… - мягкие губы заткнули рот поцелуем, и парень сдался, решив, что со своей памятью разберется потом.

Вообще-то утро было превосходным. Первые несколько минут после пробуждения тяжелые мысли Феликса еще лениво ворочались в его голове, вынуждая задаваться вопросами и искать на них хоть сколько-нибудь логичные ответы, но, чем явственнее парень просыпался и осознавал реальность, тем безразличнее становились ему проблемы собственной памяти и минувшей ночи. Если вчера в парной случилось что-то плохое, последствия его так и так настигнут, а если нет, и дело в наркотиках, то и не о чем беспокоиться лишний раз. Тем более, Ата здесь, а все остальное – сущая мелочь. Да даже девочки никуда не ушли. Все четыре. Но, чего и следовало ожидать, хотят получить компенсацию за чересчур спокойную ночь. Ну и отлично! Кто он такой, чтобы отказывать себе в удовольствии! Тем более, в борделе. Нет, это же надо было додуматься добровольно привести его в бордель! Этой кван-тонской традиции Форсайт все еще не понимал, но весело коротко рассмеялся, отвечая улыбкой на улыбку куртизанки и проникая пальцами в податливое горячее влажное лоно.
Волна возбуждения пробежала по телу шатенки, с хорошеньких пухлых губ сорвался протяжный стон, а изящная тонкая ручка произвольно взметнулась вверх, чтобы сжать неровно вздымающийся холмик груди. Огромные оленьи глаза закатились и потерялись в плену длинных мягких ресниц. Куртизанка бесспорно была чудо как хороша собой и, зная это, наслаждалась и откровенно выпрошенной лаской, и собственным удовольствием. Спящие рядом девочки мало ее заботили, а потому, когда Флора, свернувшаяся на плече аквитанца и безжалостно отдавливающая ему руку, повозившись, уселась на кровати, она даже этого не заметила, так и оставшись в плену похотливого наслаждения. Зато… Освобождение от тяжести чужого тела заметил Феликс.
- Всеединый! – взмолился он, потрясая руку и стряхивая с нее неприятную судорогу, - Это, конечно, самое потрясающее утро, но я рад, что она наступило. Флора, можно попросить тебя принести мне воду? А то я, кажется, слишком занят, чтобы встать и куда-то пойти. Доброе утро, кстати.
- Доброе, доброе, - блондинка потянулась и, ловко спустившись, подошла к столику с заранее приготовленными напитками, между делом растолкав спящую в ногах Ватарэ Айсли и глазами указав ей на четвертую куртизанку, - Именно воду? Может быть, что-то покрепче?
- Нееет. Начинать утро с алкоголя – дурной тон, и я умру от жажды в ближайшие пару минут, если не выпью воды. Кстати, а ре…
Что именно хотел спросить Форсайт, Флоре узнать не удалось, потому как ее товарка, упорно требовавшая все больше и больше ласки, бесцеремонно заткнула рот клиента долгим, глубоким поцелуем и жадной игрой языка. Довольно вольной, но не встретившей сопротивления. Аквитанец был все еще слишком расслаблен, чтобы диктовать собственные правила, да и, признаться, то, что делали с его телом куртизанки, интересовало его ровно на столько, на сколько может интересовать чисто физическая сторона секса. Чувственная же и духовная составляющие процесса принадлежали прелестной кван-тонке, и даже лаская миленькую девушку, юный кюби неотрывно смотрел на флейту, и на ее вялое сонное сопротивление. Настолько очаровательное, что хотелось немедленно забыть о куртизанках и сгрести райскую пташку в объятия, отдавая ей всю любовь, и всю нежность, на которую только был способен. Однако от возлюбленной Феликса отделяли два женских тела, и все, что он смог, это, потянувшись, лизнуть прелестницу в лоб и весело подмигнуть ей, вцепившийся в простыню.
- Ты такая хорошенькая, - между делом заметил юный пират, ни к кому конкретно не обращаясь, но адресуя признание Ватарэ, - и всем доброе утро. Пять поцелуев той, что напомнит мне, что вчера было, и десять той, что убедит меня, что мне на это плевать, и что я ничего не хочу знать! Аххх! Я же пошутил!
- А я не шучу… - мягко ответила Флора, сталкивая подружку с пальцев клиента и почти заставляя заняться не собой, а им, - и я намерена победить.
- Аххх…
Форсайт лишь искренне и мягко рассмеялся – горячие поцелуи и смелые касания языка, прошедшие от шеи, по груди, к бедрам его распалили и уже достаточно отвлекли, однако, куда успешнее освобождали голову от мыслей не собственные протяжные стоны, смоченные щедрым даром в виде выпитого залпом стакана воды, но всхлипывания кван-тонской куколки и те пошлые звуки, с которыми ловкие ласки девочек раздвигали возбужденные тяжелые складки. Аквитанцу не нужно было смотреть, чтобы понимать и представлять, что происходит с Атой, но он все равно неотрывно смотрел на нее, наслаждаясь трепетом бамбуковых ресниц, румянцем на фарфоровых светлых щеках и тяжелым рваным дыханием. Он видел, как куртизанки разводят нежные бедра в стороны, как склоняются к жаркой промежности, и так сильно и отчаянно жаждал оказаться на месте одной из девочек, что едва сумел избежать конфуза, когда Флора погрузила его член себе в горло. Чтобы опомниться, отвлечься и хоть как-то прийти в себя, Феликсу пришлось отвернуться, но даже так он каким-то шестым чувством сумел обнаружить беспомощную руку возлюбленной и сплести ее пальцы со своими. Другой же рукой парень огладил спину безымянной куртизанки, что вылизывала его грудь и шею, а после, когда ощущения в сосках сделались столь острыми, что перестали казаться приятными, за волосы подтянул ее выше, вынуждая устроиться так, чтобы пальцы могли достать до истекающего смазкой и дрожащего лона.

Отредактировано Феликс Форсайт (Чт, 10 Июл 2025 11:26:56)

Головой Феликс не любил минет. Это дело, признаться, казалось ему делом грязным и, пожалуй, самой фривольной и самой постыдной из всех возможных ласк, однако, мысли, что сидели в сознании мальчишки, упрямо спорили с ощущениями тела, становившимися тем слаще, тем откровеннее и тем глубже, чем активнее Флора работала прелестным влажным ртом, и чем ближе приближалась к оргазму кван-тонская пташка. Звуки голоса Ватарэ будоражили воображение, а понимание того, на сколько ей теперь хорошо, заставляли счастливо улыбаться и довольно щуриться, расставаясь со всеми сомнениями разом. Какая разница, как именно они трахаются, если им обоим от этого хорошо? И разве не ради особого удовольствия прелестная хани притащила его в бордель? Здесь она могла позволить себе то, что не позволяла на тесном скрипучем корабле, и, раз всё так, то кто он такой, чтобы портить момент и думать о постороннем? Тем более, что девочки и правда были чудо как хороши, ловки и умелы.
- Ай-яй-ой!
На волне оргазма Ата так впилась в протянутую ладонь, что оставила следы от ногтей и заставила мышцы руки непроизвольно сжаться. Форсайт вздрогнул, прикрыл глаза и закусил губу в протяжном немом наслаждении. Прикосновение принесло ему лёгкую боль, но сейчас даже она казалась приятной. Разум помнил, как нежно и сладко дрожит горячее лоно фарфоровой фрейлины, стоит ему дойти до пика удовольствия. Там, внутри, было тесно, горячо и влажно, и, если бы не нахальный ротик Флоры, занимавший его  член, аквитанец, пожалуй, не выдержал бы мучительной пытки оргазмом возлюбленной и впился бы в податливое тело губами, зубами, всем собой. Теперь же оставалось лишь сверлить прелестницу взглядом, без слов передавая ей тёмные и слепые желания. Быть с ней. Сегодня, сейчас, всегда. Впрочем, они уже это друг другу пообещали, и сейчас лишь отдавали собственные тела в чужие умелые руки, и как бы часто не дышал Феликс, как охотно не подавался бы под хлюпающие ласки, как вольготно не наслаждался бы смазкой и похотью куртизанки, весь этот спектакль принадлежал кван-тонке. Был для неё, ради неё, о ней и о них.
Юный пират протяжно застонал, стоило Флоре особенно глубоко вобрать в рот его достоинство, и задергался в крепких судорогах, предвещавших скорый оргазм. Не самый яркий, острый и обессиливающий, но, тем не менее, такой же приятный и опустошающий, как и все предыдущие. Парень чуть подобрался, ускорил движение пальцами, что так и остались внутри безымянной девушки, и подался бёдрами навстречу горячему рту, однако, в ответ на вольность получил вовсе не долгожданную разрядку, но обжигающий холод колючего воздуха, мигом остудившего его пыл.
- Ааахх, ммм…
Форсайт протестующе замычал и закачал головой. Это что же? Сладкая пташка кончила уже дважды, а он так и нет? – Это же нечестно и несправедливо! Но… У Флоры были на странную парочку свои собственные планы: такие же фривольные и дерзкие, как и сама куртизанка. Вместо широких ладоней его возбуждения коснулись маленькие прохладные пальчики, и аквитанец приподнялся на локтях, не веря своим ощущениям.
- Если ты не хочешь, то и не… Аухх… Господь Всеединый!
Не столько от ощущений, сколько от осознания, что горячий ротик принадлежит возлюбленной, Феликса подбросило на простынях, и по всему телу пробежалась горячая судорога. Рука, теперь свободная от ладони Аты, стиснула тонкую ткань, горло напряглось, едва удерживая раскатистый стон, а глаза закатились.
- Аххх…
Парню понадобилось время, чтобы опомниться и прийти в себя, перестав сходить с ума от сенсорной перегрузки. Ему хотелось так сильно, что он удивлялся, как вообще до сих пор не сорвался за грань, но Флора держала его так крепко и так умело направляла его прелестную хани, что накатывающий оргазм каждый раз отступал, заставляя парня кусать раскрасневшиеся губы и разочарованно всхлипывать. Под конец же Форсайт и вовсе едва не плакал – так мучительно хорошо ему было, и так отчаянно возбуждение хлестало по нервам и бушующей в венах крови.
Будучи не в силах сдержать возбуждение, аквитанец попытался представить их компанию со стороны: Ватарэ, свернувшуюся у его ног, Флору, сжимавшую крепкие ягодицы и бёдра, безымянную девушку, загнанно дышащую у него на плече, Айсли, медитативно покуривающую всё ту же травку, последнюю девушку, играющуюся с его ногами, и наконец, собственное тело, покрывшееся потом и разметавшееся по кровати; зацелованное, заласканное, горящее под поцелуями, и почувствовал себя продажным мальчиком для утех. Вольным, распущенным, откровенным, и в этот раз ощущения не показались юному капитану хоть сколько-нибудь неприятными. Он делал то, что делал, не ради успеха дела, не ради дополнительной прибыли, но ради удовольствия и из глубокого чувства любви. Ради кван-тонки сделал бы и не такое, и, раз ей хочется ощутить его у себя во рту, что же…
Фел вздрогнул, пьяно безудержно улыбнулся и с гортанным стоном кончил, оросив семенем и прелестное личико райской пташки, и её волосы, и даже руки Флоры – оргазм был мощным и стрелял ничуть не слабее добротного арбалета. Аквитанец смущённо фыркнул, наблюдая эту картину, и беспечно, весело рассмеялся.
- Даже не знаю, кому из вас отдать эту победу, - лукаво, едва справляясь с дыханием, заметил он, переводя взгляд с Аты на Флору и обратно, - идите обе сюда.
Руки наконец-то коснулись лица возлюбленной, язык ловко слизал то, что осталось на светлой коже от их утехи, а губы нашли губы, уверенно соединив их сперва в коротких пяти, а после в одном глубоком чувственном поцелуе.

В отличие от прелестной пташки, Феликс не смог провалиться ни в сон, ни в дрему. Опустошенный мощным оргазмом, жаром любимого тела под боком и ласковой нежностью совершенно простых, но казавшихся жизненно важными прикосновений, он лежал, прикрыв глаза, наслаждаясь отголосками близости и сладким сливовым ароматом, что почти потерялся за душистым запахом мыла и масла, и счастливо улыбался, то едва ощутимо пробегаясь кончиками пальцев по фарфоровой коже, то медитативно поглаживая длинные тёмные волосы, волнами стекавшие по плечам на хрустящие простыни. Ата дремала и наверняка видела самый приятный сон, и тело её прижималось так доверчиво, что Форсайт почти что боялся разрушить сладостный миг душевного единения.
- Я думаю, девочек можно и отпустить, - шепнул он, повернувшись лицом к Флоре, вольготно устроившейся на пустой половине кровати, - миссис Форсайт они уже не нужны, а мне хватит и тебя. Всё равно ты мне нравишься больше, чем остальные и, кстати, я так и не отдал тебе те пять поцелуев.
Парень тихонько фыркнул и подмигнул куртизанке. Ватарэ глубоко вздохнула и повозилась, сладко стеная сквозь дрему. Приоткрывшиеся губы пощекотали дыханием шею, а пальчики произвольно погладили волосы на груди аквитанца. «Хотел бы я знать, что ты видишь», - с лукавой улыбкой подумал он, - «пусть твой сон будет крепким и сладким. Люблю тебя». Искреннее светлое желание перетекло отголоском силы, легко задрожав в жарком воздухе, и, полежав ещё немного, Феликс поднялся, сперва устроившись за столом вместе с Флорой, а после перебравшись на улицу, в маленький садик, украшенный декоративным прудом, в котором плавали рыжие рыбки.
- Красивое место, - заметил он, усаживаясь на камень и принимая из рук куртизанки трубку, набитую марихуаной, - ты уверена?
Сомнение на мгновение мелькнуло в глазах беспокойством – как бы снова не вышло, как вчера – но тут же исчезло за рисковым решительным «не проверишь – не узнаешь» и беспечным «что может случиться со мной в борделе?». Форсайт улыбнулся и глубоко затянулся.
- Иди-ка сюда, - поманил он девушку, - хорошие детки, да? Детки?
За словами потянулся короткий поцелуй в губы, за ним ещё один, и ещё, уже более откровенный, настойчивый и жадный. Уснувшее было возбуждение вновь подняло голову, и два разгоряченных тела сплелись в единый клубок, как-то между делом перекатившись в баню и расплетясь лишь тогда, когда дышать стало нечем, а страсть налилась такой силой, что терпеть её сделалось невозможно. Аквитанец перекатился на спину, разбросав конечности во все стороны и осовело рассмеялся.
- Ты представляешь, она привела меня в бордель!
- И тебе что-то в этом не нравится?
- Нет, нравится. Никак не могу поверить и осознать. Такой странный день.
- Не грузись, наслаждайся.
- Ага.
Какое-то время они ещё лежали, целуясь и ласкаясь, опьяненные сексом и горьковатым дымом, но, стоило парню вспомнить оставшуюся в спальне прелестницу, как все его тягучие мысли вымело из головы прочь, а сердце предательски защемило, точно он только что совершил что-то ужасно мерзкое, неправильное и постыдное.
- Пойду к жене, - бросил Феликс небрежно, - Спасибо за эту ночь и за это утро, хорошая девочка.
Фло рассмеялась, отпустив мальчишке фривольный шлепок по упругим ягодицам, и скрылась за ширмами душевой. Юный пират же умылся тут же, в кадушке, и, сполоснув злачные места, вернулся к Ате под бок, смотавшись клубком и уткнувшись носом в нежное местечко между плечом и шеей.
- Спи, спи, - тихонько проворчал он, отвечая на шевеление, - моя Ватарэ, моя…
Закутав и пташку и себя в объемное и почти что живое чувство любви, Форсайт ненадолго, как ему думалось, закрыл глаза, и неожиданно для самого себя провалился в глубокий сон. Ему снилось, как он бежит по мягкой росистой траве, как ветер треплет мягкую шерсть, и как навязчиво громко стрекочут цикады. Он почти физически ощущал, как могучие лапы касаются прохладной земли и как отталкиваются от неё, заставляя юркое ловкое тело выпрямляться подобно пружине. Внутри жило оглушительное чувство свободы, а вокруг пазло цветущей сакурой и кван-тонской сливой. А Ата бежала впереди, лёгкая, невесомая, и он никак не мог поравняться с ней, ломая лапами тонкие ветки и рассекая белой грудью шелковистый ковёр из трав.
Фел проснулся, ошарашенно сел на постели и глупо, непонимающе, захлопал глазами.
- Я да, кажется, да…
«Да я и не спал», - хотел ответить парень, но понял, что это прозвучит максимально нелепо. Конечно он спал, а теперь проснулся, выдернутый из сна не столько тем, что райская пташка разбудила его возней, но тем, что с её пробуждением музыка флейты стихла и перестала его баюкать. Лисёнок знал это наверняка, Феликс – не понимал и оттого выглядел слегка потерянным и сбитым с толку.
- Слушай, а ты помнишь, что было вчера? – спросил он у Аты, смущённо потупившись.
Говорить, что ничего не помнит, прямо аквитанцу решительно не хотелось, но и не докопаться до истины он не мог – растерзанное, испещренное кровоподтеками тело фарфоровой куколки вгоняло его в неподдельный ужас. И ещё страшнее становилось оттого, что он не знал, зачем это сделал. Как такое вообще могло прийти в его голову?! Форсайт отвернулся и отчаянно закусил губу.

Отредактировано Феликс Форсайт (Чт, 17 Июл 2025 09:34:21)