-Давай,- счастливо захлебнулась вдохом флейта, представив на секунду, что все это и впрямь возможно. Перестать плыть, словно кои, мечтающий стать драконом, против течения водопада и просто позволить жизни нести себя, бок о бок с Феликсом,- Подадимся в искатели приключений и станем жить только тем, что дает сегодняшний день.
Несбыточная мечта. Когда-то в детстве, Ата мечтала убежать с известным цирка господина Ху и выступать на сцене, подражая матери и танцуя Божественного Принца Ля с веером и в маске. Бабушка избила ее за эту мечту. И с тех пор, девочка запретила себе рисовать картины яркого несбыточного будущего, все в себе подвергая критике и тщательному анализу.
Но любовь ему не поддавалось. Именно это и помогло Феликсу пробиться сквозь безупречное воспитание, отстраненную холодность и дипломатическую натсороженность кван-тонки. Сейчас не важно было, что все это авантюра и абсурд, главное - намерение. Вполне искреннее согласие и желание оставить все в своей жизни позади и начать с ним новую. Ата не сопротивлялась, сегодня она уже согласилась выйти замуж за мальчишку на пол жизни ее младше, что такое улететь с ним на край света?
Она была с ним счастлива. Вопреки всему и на зло самой себе. В изгнании, почти без средств, на перепутье тревожного будущего.
Пустота хлестнула ее разочарованием и девушка протестующе застонала, те краткие секунды, что Феликс менял их позу и манеру занятия любовью были точно пытка. Сумерегава начала сама испытывать осторожное желание, просачивающееся из головы в вены, ошеломленное таким количеством секса тело приспосабливалось потихоньку и чем дольше Фел задерживал ее, насаживая на себя, тем громче она стонала, умоляя не останавливаться. Разум давно покинул обоих, остатки марихуаны легко затрагивали клубящуюся под кожей силу, заставляя флейту петь и звать своего кюби навстречу, пусть и неосознанно, мягко, точно прикосновение лапы к мягкому подбрюшью.
Однако, на поверхность его вытащила не она…Ну, не совсем она.
Ата торопливо скакала у него на коленях, задыхаясь от нехватки воздуха и горячих поцелуев, когда что-то поменялось в правилах игры. Она успела только изумленно ахнуть, когда Феликс заставил ее упасть вслед за ним и подставить ему подтянутую аккуратную как персик задницу, которую стиснули горячие ладони и…укололи когти. Это бы ее отрезвило, если бы их обоих не захлестнула сила. С каждым новым толчком, с каждым новым отданным ему на милость сантиметром внутри нее, это росло между ними, смазывало распаленную кожу иероглифами какой-то невероятной, еще не свершившейся истории. Флейты не могут контролировать кицунэ, разве что только те сами позволят. И будучи одними из самых сильных ёкаев, в союзе с флейтой кюби мог творить невероятные вещи. создавать вихри и иллюзии невероятной мощности, в три прыжка преодолевать половину континента, драться с целой толпой демонов день и ночь… Но пока, во тьме душной темной парной, они сливались воедино под резкие громкие шлепки и болезненные, довольные стоны Сумерегавы, вторящие хриплому рычанию и пошлым хлюпаньям их тел. Ата открыла рот, задыхаясь в очередном крике, подаваясь назад, чтобы быть еще ближе, взять его еще глубже, позволить ему пробраться в нее и наполнить…Они как будто сражались: лис кусался и бил когтями, а она хлестала его веером и рукавами, не давая себя схватить, и в то же время, они катались в обнимку, прекрасно понимая, что не причинят друг другу вреда. Глаза Ватарэ сияли в темноте, совершенно ей не контролируемые. От их бешенного ритма кадушка с водой съехала с приступки рядом и окатила обоих теплой водой, застучала по горячим камням мыльная щетка. Разбился под потолком судорожный вскрик девушки, когда лис взял ее особенно глубоко и резко, приближая оргазм.
-Феликс!,- умоляла она вслепую горячую пустоту. ничего не видя перед собой, кроме фантомного рисунка на острой морде. Руки затекли упираясь в пол и держа половину своего веса на них, ноименно поэтому за вызывающей лаской языка она и пропустила маневр: язык у ее любимого был не человеческий,- Феликс, стой! Не надо!,- взмолилась она, но было поздно.
Боль была резкой, тягучей, Ата закричала и жалобно заскулила, одновременно с этим совершенно точно чувствуя, что именно этого и хотела, что именно так и должно было произойти. Кровь упала в пасть кицунэ, ее сила смешалась с его в его венах и содрогаясь в оргазме, они оба вспыхнули, точно две свечи, слишком близко поставленные рядом. Она понимала, к чему это приведет: теперь он неизбежно будет идти к превращению, совсем скоро и замять это уже не выйдет. Форсайт рычал и ранил ее зубами, когтями, вбивался в нежное нутро и изливался горячим, заставляя кван-тонку плакать от счастья и страха одновременно, содрогаясь на его члене и насаживаясь еще сильнее, пока чувствительность не потерялась. Хватка ослабла, мальчишка рухнул на пол весь, а Ватарэ не удержалась на трясущихся руках и повалилась грудью вперед, так и оставшись стоять на коленях с вздернутыми бедрами, разведенный и теперь с обратными толчками излившимися густым семенем наружу. Ее трясло, от нее даже в парной шел пар, раскрасневшийся искусанный рот был приоткрыт, а глаза потухли, прикрытые дрожащими бамбуковыми ресницами. Она чувствовала, как по ногам течет, как нет конца стекающим по ногам каплям, как они тяжело падают на мокрый пол с вызывающим пошлым звуком - и ничего не могла поделать ни с собой, ни с той вульгарной позой, в которую ее поставил Феликс. Так трахали шлюх в медяных дворцах квартала красных фонарей и в подворотнях пониже, но ей было наплевать, сейчас ей не было ничего милее этого прогиба в пояснице и горячей вязкой спермы, отливающей вниз, по ее телу. Словно накрыл шторм и с рассветом отлив сжалившись, отпускает истерзанные берега под сень света.
Сумерегава неизящно шлепнулась рядом через несколько минут, когда смогла хотя бы открыть глаза, прикрылась волосами, точно речными водорослями, сумев только дотянуться до любимого кончиками пальцев и прикоснуться к его плечу. У нее на теле сияли крохотные лунки-проколы от когтей, а шея горела от укуса, болезненно дергаясь при каждом движении. Они пролежали так еще несколько минут. Флейта пришла в себя первой, но встала все равно с трудом. Не имея в голове ни единой цельной мысли, она действовала скорее на голом инстинкте: подобрать кадушку, ковшик, вновь наполнить водой, взять мочалку и мыло, провести по почти бессознательному телу Феликса широкую мыльную полосу. Это было простое медитативное занятие: обтирать его, смывать пот и их общую смазку, проливать на розоватую кожу тонкие струйки воды из красивого ковшика на длиной ручке так, словно это был какой-то ритуал, и каждый участок очищенной свежей кожи непременно согревать поцелуем. Сидя на коленях на полу перед ним, Сумерегава находила этот момент идеальным, той самой потаенной кульминацией их чувства, которое не видно чужим глазам: уединение и гармония после эксцентричной страсти. Всегда.
И хотя в ней теперь жило знание, а над ними завис таймер с обратным отсчетом, флейта как-будто бы и не боялась. В глубине души, упрямо не поддаваясь рациональности и логике. она твердо знала, что даже узнай правду, еликс от нее не откажется. Возможно, единственный на всем белом свете.
-Перевернись, я потру тебе спину,- ласковым шепотом попросила она его на ухо и мягко поцеловала в щеку, помогая лисенку лениво и тяжко перекатиться.
Особенно пришлись по вкусу Ате ягодицы: подтянутые, упругие, совершенно беззащитные перед ее прикосновениями. Сейчас любое поползновение в новую страсть отдавало болью и тяжестью, так что это было платоническое наслаждение: девушка просто любовалась юношеским телом и запоминала каждую родинку, шрам или черточку потемневшей кожи, не забывая ее целовать, признаваясь в любви снова.
Иным мылом, приятно мягким и молочным, она намылила ладони и запустила их Феликсу в волосы, прочесывая спутанные пряди со лба на затылок и массируя кожу головы, оттягивая с затылка и мягко проминая под черепом шею. А когда смывала водой, заботливо оградила ладонью его лицо, чтобы пена не стекла на глаза и не прижгла их.