Ватарэ тоже хотела поговорить об этом не так. Ей по душе куда больше были спокойная безопасная атмосфера засыпающего сада или дома, когда рождается иллюзия, будто они одни на свете. А еще лучше берег моря вдали от гремящего Фальяса, когда шок сглаживает вино и радость, бегущие по одним и тем же жилам, но…Имеют что имеют. И откладывать дальше уже просто невозможно. Ей не в чем было упрекнуть Форсайта, Ата и сама пыталась  найти более подходящий момент, чтобы огорошить мальчишку и развеять привычную картину мира в его вихрастой голове. Будь это не Феликс, испытывай она к нему меньше любви, то пожалуй не старалась бы так пощадить его чувства и возможно, ночного инцидента не произошло бы.
Флейта позволила Феликсу отстраниться, ничего не сказала ни на страшное “изнасиловал”, ни на “схожу с ума”, потому что в таком состоянии, чем больше доказываешь человеку, что все не так плохо, тем сильнее он проваливается в вину и паранойю. Лишь собственные выводы способны вернуть четкость реальности. Она лишь нежно ему улыбнулась и осторожно, как к настоящему зверю, потянулась, чтобы поцеловать парня в макушку, тепло и мягко, без какого либо намека на сексуальность. Как поддержку.
-Ты не превращаешься в зверя, Феликс. Ты таким родился, был всегда, но пробудилось это только сейчас, потому что на пути тебе попалась я,- тонкая трель на грани слуха раздалась в комнате и глаза кван-тонки засветились слабо, позволяя мальчишке рассмотреть и осознать, впервые - лоб в лоб,- Потому что я флейта, Феликс, а ты - кицунэ. Екай-лис, пересмешник, перевертыш, если так тебе понятнее. Думаю, и твой отец был лисом, возможно, и погиб, чтобы отвести угрозу от своего гнезда и лисят. Знаю, это звучит ужасно, особенно вместе с недавними событиями, но уверяю тебя, это не так. Просто ты пробуждаешься и входишь в силу, как маленький щенок встает на неокрепшие лапки. Обычно, лисята делают это раньше, но в тебе сила была очень крепко связана и спала, пока не столкнулась с источником, который смог ее растормошить. То есть со мной,- она показала ладонью на себя и поджала сливовые губы в жесте сожаления,-А я влияю на всех природных и магических  духов и существ, которые оказываются рядом, они слышат мою “песню”, очаровываются ей и даже подчиняются, если я захочу. У вас в Аквитане есть сказка про крысолова с флейтой - вот, нечто похожее и здесь. Но я не влияла на тебя намеренно, просто совпало, что капитан, взявший нас на борт в Сольероне каким-то неведомой иронией судьбы оказался кицунэ, которые нигде, кроме как на Востоке давно не живут.
Каждое ее слово казалось Ватарэ нескладным и грубоватым. Как будто она могла сказать лучше, мягче, понятнее. Бабушка сказала бы: “Ты совсем растеряла манеры и умение вести беседу на этом варварском Западе”,- и в кои то веки Ата готова была  с ней согласиться. Ей было страшно смотреть Феликсу в глаза, но она смотрела, потому что это меньшее, что она могла ему предложить. Девушка даже не шевелилась, сидя как фарфоровая статуэтка на подлокотнике, будто дай она повод и мальчишка сбросит ее на пол, вскочит и начнет кричать. Будто шок пробудит гнев и звериную ярость.
-Ты не помнишь произошедшего, потому что вторая сущность проявляет себя, но все еще очень жестко скована. Ее нужно тренировать, а для этого - почаще выпускать. И хотя бы раз полностью перекинуться туда и обратно, тогда станет полегче и желание запустить когти и зубы в партнера утихнет. Это лишь звериные повадки, свойственные всем кицунэ, когда они маленькие, ты меня не насиловал, просто…был излишне усерден,- она сделала несмелый неопределенный жест рукой и постаралась, чтобы ее улыбка выглядела искреннее чем его страх,-Страсть, гнев, обида, страх - это все большие, но естественные триггеры превращения. Когда мы  с тобой их проработаем, ты сможешь контролировать и свои, и его,- она показала на лисьи уши, смешно торчащие  из-под темно-русых кудрей,- Порывы. И перестанешь царапаться и кусаться, сможешь получить доступ ко всем способностям лисиц и отрастить свои хвосты силы. У меня на родине  кицунэ -  одни из сильнейших екаев, хотя слава в народе у них дурная. Якобы они обманщики, лжецы, пакостники и даже соблазнители. Впрочем , это лишь человеческие названия их натуры и природного облика, кицунэ красивы, свободолюбивы и живут не человеческой моралью, а своей собственной, в которой нет места страху, ханжеству, ограничениям и скуке, так что порой не видят, что их шутки становятся жестоки для других,- Ватарэ нажала на нос Феликса, как делают щенкам, когда учат их не грызть ботинки,- Твой вид называется кицунэ-но-кюби или просто кюби, Повелители Ветра и Ночи. Они управляют ветрами и иллюзиями, самые искусные обманщики…ну и любовники, если уж договаривать народную славу до конца,- она не стала сдерживать смешок, потому что от него тяжесть в груди  сыпалась разбитым каменным крошевом.

Он была рав, Ата очень боялась того, как Феликс отреагирует на новости о себе и о ней. Она приготовилась как успокаивать истерику, так и смирять гнев, оправдываться и умолять, но лисья природа Форсайта, как и всегда, переиграла их обоих. Никто на ее памяти не менялся так стремительно, как аквитанский капитан, и никто не воспринимал новость о том, что он оборотень-екай так радостно. Должно быть, легкий нрав кюби сгладил острые углы и избавил Феликса от привычных пороков человеческой тревоги за свою жизнь, и нельзя сказать,что Ватарэ была не рада этому. Она должна была предупредить, что он ошибается и мог прожить спокойную жизнь без нее,  услышать, что она способна управлять чужой волей, но не делает этого из этики и гармонии - ведь они с лисами смертельные враги со времен прабабушки Футэ, но Феликс уже ее не слушал, только восторг внутри себя и ее испуганный писк, когда подхватил девушку на руки.
“Я боялась, что ты не справишься с правдой”,- честнее звучал бы ее ответ. Но она была слишком счастлива, что все обошлось и больше им не нужно скрывать друг от друга секреты и можно касаться друг друга, как раньше. Правда, не думала, что это произойдет прямо сейчас.
Ватарэ тихо вскрикнула, подпрыгивая на упругих перинах и утопая в мягком одеяле заправленной кровати и замерла, как кролик под чутким жадным взглядом Феликса, наслаждаясь самой идеей о том, что больше между ними ничего не стоит. Он была так близко, так тесно прижат к ней, что в животе мгновенно потяжелело и жар схлынул от шеи  к ногам, коварно  задевая чувствительные точки и заставляя кван-тонку сжать бедра сильнее, чтобы как-то выдержать этот непрошеный прилив гормонов и желания. Спроси она, не хочет ли он сначала расспросить ее хорошенько обо всем, что узнал и это прозвучало бы жалко и неправдоподобно. Сумерегаво тихо скульнула в поцелуй и вздрогнула всем телом, невольно подавшись ему навстречу от прикосновения зубов и губ к своей шее и сердце ее зашлось в истерике, как у испуганной птицы. Мысленно она пообещала ответить ему на все вопросы чуть позже, когда он будет лежать уже голый и довольный, а она сможет перемежать свои ответы с горячими поцелуями на его животе…Образ вышел таким ярким, что скрутил низ живота сладкой судорогой и вырвал из флейты еще один стон, заставив ее прикусить губу и вцепиться в рубашку мальчишки так, будто он собирался от нее сбежать.
Вряд ли  это было хоть сколько нибудь близко к истине.
-Потому что ты очень поздно начал превращение,- сквозь сбивчивое тяжелое дыхание ответила Ата, дрожащими пальцами расстегивая пуговицы на рубашке Феликса и пробираясь под нее и бельевую майку руками,- Лисы с щенячества вводят детей в силу, а тебе уже девятнадцать и ты только начал. Поэтому такой диссонанс. Это быстро пройдет, надо только всерьез взяться за твое обучение.
Тон ее голоса говорил красноречивее слов, заканчивая немым укором… “сразу после того, как ты возьмешь меня на этой кровати”. Ватарэ никогда себя так не вела, сдерживаясь до самого последнего момента, но видимо страх потери любимого и кошмарная ночь развязали некоторые из обережных узлов ее воспитания. Как еще было объяснить то, что она рывком стянула с плеч мальчишки одежду и припала жадным поцелуем к его шее и ключицам, мягко забирая в плен горячих губ и чувствительное местечко над бьющейся жилкой, и шероховатую кожу на розовых сосках, каждый из них обводя влажным кольцом по кругу?  Кван-тонка попыталась стянуть с себя платье за плечи, но тугой пояс ей помешал - она не рассчитывала снимать всю эту конструкцию таким образом сегодня и завязала все на совесть. Пришлось  жалобно пискнуть и попросить у Феликса помощи, мешая ему жадными поцелуями и выманивая его язык в свой рот дразнящим танцем собственного.

Ватарэ распахнула возмущенные очи и пискнула протестующе, смущаясь от несдержанного языка Феликса, которому только повод дай, чтобы ее поставить в неловкое положение. Хотя куда уж более неловко, чем лежать в скомканном платье,  с наполовину оголенной грудью и засосами на шее? Девушка замерла нерешительно, наблюдая за взглядом, которым мальчишка заметил видоизменившиеся ногти на собственных пальцах. Она - то боялась, что кюби все же потеряет душевное спокойствие, когда столкнется в реальности с изменениями…Но звук, с которым когти вспороли на ней шелк, выбил из нее любые мысли и страхи, кван-тонка ахнула наполовину испуганно, наполовину довольна и задрожала, ощущая горячие пульсирующие ладони с опасными уколом когтей на своем теле. Сливовые губы потемнели от несдержанных укусов и поцелуев, которыми они обменивались, и она бы молила, если бы только в легких хватало для этого воздуха. Ата вздрогнула и задохнулась на громком вдохе, подаваясь под хозяйничающие у нее меж бедер пальцы, мечтая о том, чтобы они проникли глубже и резче…И стеная от разочарования, когда надежды ее не оправдываются. В добавление к вызывающим словам Форсайту нравится с ней играть и издеваться. Типичный кицунэ!
-Боже, пожалуйста, замолчи,- хрипло шепчет она по-кван-тонски, чуть отворачиваясь от вульгарного зрелища взглядом, но неминуемо все равно возвращаясь к нему же через несколько секунд, потому что все ее мысли занимает Феликс и то, что он с ней делает,-Тебе обязательно смущать меня каждый раз?
Она знает ответ, и вопрос сугубо риторический. Потому что ей и самой нравится эта игра, слушать его томный голос над ней и вскрывать какие-то потаенные желания и факты о себе. Но сказать это вслух для благородной кван-тонской хани все еще сложно. Искренность для ее народа - страшное оружие и непозволительная роскошь, хотя с ним она старается быть именно такой: исключительно честной. Девушка хнычет как расстроенный ребенок, когда чувствует, как он проникает в нее еще раз,  и еще горше, когда пытка продолжается, моргает часто, чтобы справиться одновременно с подкатившим неуемным возбуждением и тяжестью, давящей на тело от неполученной ласки.
Ей нужно на что-то отвлечься, чтобы не сдаться на милость победителя и Ата расстегивает штаны, стаскивает их вместе с бельем, помогая Феликсу выскользнуть из остатков одежды. У него твердый горячий живот и подтянутые крепкие ягодицы, и когда она прикасается к нему, невольно вспоминает тот их первый раз, с которого все началось. Как ей повело голову, как увидев его во всех этих звенящих откровенных вещах она могла думать только о лукавых губах и красивом животе в обрамлении бисерных россыпей. Как она старалась сохранить лицо и самообладание, но упрямый кюби вытянул ее на эмоциональную реакцию, и вот, они оба валятся на пол. К счастью, теперь под ними мягкая постель.
Ата переворачивается, толкая легонько любовника в грудь и садится сверху, покрывая грудь и такой полюбившийся ей живот горячими поцелуями. Она гладит его бока, сжимает бедра, оставляет на коже шелковый след из собственных волос, растрепавшихся из высокой прически. Странно, но когда она ласкает его, ей совершенно нечего стыдиться. Даже когда ее ладонь мягко сжимает возбужденный  член мальчишки, проходится мягко по длине, оттягивая крайнюю плоть и обнажая пунцовую головку. На западе это вызывающая, но уже привычная услуга в борделях; в Кван-Тоне за это берут золотые горы и молчат под страхом смерти, но втайне жаждут именно такой ласки. Ей приписывают животное, несдержанное происхождение и дурные манеры. Ватарэ же, “испорченная” западом и отравленная самой сильной любовью к своему ёкаю, думает, что не важно, сколь это неприемлемо, если заставляет твоего партнера стонать и кричать, дергаться так, как Феликс тогда, в борделе, с ней и Флорой. Флейта исключительно добрым словом поминает куртизанку и жалеет, что ее опытной руки сейчас нет  с ней рядом. Но так же радуется тому,  что они одни, в уютной и чистой комнате, и у них есть время друг на друга. Девушка забирает волосы за ухо и опускает лицо, нежно целуя эрогированный орган и осторожно обводя языком и испещеренный венами ствол, и аккуратную головку, наслаждаясь не только тяжестью на корне языка, но и мелкими пульсациями под нежной кожей, которые она ощущает сжимающими его пальцами. Ватарэ стонет, когда впускает возлюбленного себе в рот и он упирается ей в горло, едва справляясь и с непривычностью ощущений, и с возбуждением, которое дергает скользкие, истекающие смазкой складки меж ее ног. Это закончилось бы быстро, если бы Фел по-прежнему касался ее рукой, но к счастью, у нее есть время довести его до оргазма юркими ласками языка и губ, и ритмом, с которым она вбирает его в себя почти целиком и выпускает изо рта на пытку прохладного нежного воздуха. Слюна и смазка стекают по подбородку и пальцам, ладонью фрейлина тоже ласкает своего любовника, вспоминая горячие отрывки из их фривольного отпуска в провинциальном борделе. Она останавливается лишь затем, чтобы сменить угол и поласкать парня сбоку или посмотреть в его искаженное возбуждением лицо и полюбоваться на яркие розовые губы, пересохшие от частого дыхания. Она не дает себя прервать, упрямо отводя от себя руки и “наказывая” его за это быстрыми-быстрыми прикосновениями языка к самой чувствительной точке, вылизывая крохотное отверстие и мягко гладя перекатывающуюся в свободной ладони мошонку.
-Нет, я хочу, чтобы ты излился  именно так,- бормочет она ревниво и стонет снова, позволяя ему почувствовать всем собой вибрации ее голоса прямо на мокром пульсирующем члене. У нее и самой внутри нестерпимо влажно, горячо и короткие судороги часто сжимают возбужденные бугорки и складки, но отвлечься на себя значит потерять концентрацию и сноровку, а она только вошла во вкус.